Он вспомнил другой декабрьский вечер - незадолго до Нового года. Войска армии, прорвав оборонительную полосу немцев южнее Торжка, быстро продвигались в сторону Ржева. На обочинах дорог, в кюветах, прямо в поле возле снежных траншей валялись брошенные пушки и минометы, чернели подбитые танки, в беспорядке с растворенными дверцами стояли новенькие штабные автобусы, закамуфлированные "мерседесы", громоздкие фургоны и крытые стандартные повозки с походным армейским имуществом, мотоциклы, пулеметы, искореженные, продырявленные рации. И повсюду: на дороге, в кюветах, в снежных окопах рядом с задымленными воронками - виднелись окоченевшие трупы солдат в балахонистых серо-зеленых шинелях.
Трое суток почти безостановочно, легко сметая вражеские заслоны, продвигались наши войска на юго-запад, а на четвертые сутки, встретив неожиданно мощное сопротивление, остановились. В одной из больших деревень севернее Ржева скучились сразу пять штабов дивизий со всеми своими службами и спец-подразделениями. Настроение было бодрое и чуточку бесшабашное: никому еще не верилось, что немцам удастся задержать нас надолго.
И вот в тот вечер, за два дня до Нового года, командующий армией вызвал командиров дивизий и некоторых начальников штабов и, громко и довольно смеясь рассказу начальника армейской разведки, перехватившего радиодонесение перепуганного немецкого оберста о том, что русские ввели в прорыв стотысячную сибирскую армию, вдруг стал посреди комнаты и сказал, обращаясь к командирам дивизий:
- Ну, соратники, кто из вас первый возьмет Ржев?
Как всегда в подобных случаях, немедленно нашлись горячие головы:
- Возьмем. Разрешите?
Голубые с припухшими веками глаза Пасхина остановились
27
на грузной фигуре полковника Хмелева, сидевшего рядом с Евстигнеевым.
- Ну, а ты что задумался, Хмелев? Скромничаешь?
Уральская дивизия одной из первых протаранила фронт южнее Торжка, и на нее особенно рассчитывал Пасхин, стремясь с ходу овладеть Ржевом.
Хмелев встал и хрипловатым своим, удушливым басом ответил, что ждет постановки конкретной задачи.
Пасхин нахмурился, отошел к окну и потом, обратясь снова ко всем сразу, сказал:
- Даю ночь на подготовку, а утром - вперед на Ржев. Перед рассветом получите боевой приказ…
С этого вечера и осложнились отношения Хмелева с командующим армией, тем более что организовать наступление на Ржев ни утром, ни в последующие дни не удалось. Уральская дивизия после ожесточенной немецкой бомбежки ушла по настоянию Евстигнеева в окрестные леса и там дожидалась боевого приказа.
Вскоре на долю дивизии выпала трудная задача: прорвать сильный оборонительный рубеж противника на северном берегу Волги, форсировать по льду реку и наступать в направлении западнее Ржева. Задача была успешно выполнена, но командующий не переставал держать сердце на Хмелева и многие телефонные разговоры вел только с начальником штаба дивизии, не требуя к аппарату комдива. Хмелев тоже начал избегать командующего и, чувствовалось, проникся к нему антипатией.
"Но письмо, письмо! - думал Евстигнеев.- Это же ни в какие ворота не лезет! Можно недолюбливать, сердиться, но предупреждать о служебном несоответствии в случае неудачного исхода боя - непонятно. Никто же наперед, в том числе и Пасхин, не может сказать с полной уверенностью, как будут развиваться события… Должно быть, у Василия Васильевича есть какие-то особые причины. Но какие?"
Хмелев, когда Евстигнеев приносил на подпись боевое донесение, лежал за перегородкой на постели. Не лежал - полусидел: под его крупной головой кроме двух обыкновенных подушек была еще надувная резиновая, похожая на грелку. Все светлые часы этого дня Хмелев провел на командирской разведке - полдня на морозе, в огромном напряжении физических и душевных сил. Не удивительно, что его больное сердце сдало, но Евстигнеев знал, как бы плохо ни чувствовал себя комдив, завтра с рассветом он займет свой командирский наблюдательный пункт под Вазузином и, почти не отрываясь от бинокля и шумно, с присвистом дыша, короткими четкими фразами будет отдавать распоряжения, точные, глубокие по смыслу, трезво учитывающие обстанов-
28
ку на поле боя. На такого комдива - а Евстигнеев за двадцать лет службы побывал под началом многих комдивов - можно было положиться…
Вошел Полянов, доложил, что из-под Вазузина приехал сменяемый начштадив. Евстигнеев попросил проводить гостя сюда, в бывшую учительскую, и заодно вызвать Зарубина и Синельникова.
5
Начальником штаба сменяемой дивизии был сухощавый майор с бледным, даже серым лицом, нервозный, неулыбчивый. Представившись, он сразу вручил Евстигнееву требуемую документацию: сводные данные о противнике, его укреплениях, огневых средствах и минных полях, схему своих укреплений и минных полей; сухим от усталости голосом сообщил, что начальнику связи приказано передать этой ночью сменяющим подразделениям основные линии проволочной связи, и в доказательство положил на стол написанную от руки копию распоряжения.
- Извините, товарищ майор,- сказал Евстигнеев и повернулся к оперативному дежурному Синельникову: - Передайте Юлдашову, пусть принесет нам чего-нибудь перекусить…
Гость, похоже, голоден, и по одному этому как будто малозначному факту Евстигнеев склонен был заключить, что сменяемая дивизия порядком измотана. Видимо, у начштадива не хватало времени даже на то, чтобы позаботиться о своем быте: об этом свидетельствовали и заросший двухдневной щетиной подбородок, и китель без подворотничка.
Евстигнеев отдал Зарубину разведсводку, Синельникову - копию распоряжения о передаче основных линий связи и, справившись, есть ли у них вопросы к товарищу майору (вопросов не было), обоим разрешил удалиться.
Майор охотно выпил полстакана водки, но закусывал вяло.
- Сколько вы тут, под Вазузином, маетесь? - откровенно спросил Евстигнеев.
- Целую вечность,- сказал майор.- Я лично оборонял Вазузин еще в октябре прошлого года, потом был в этих местах в окружении, правда недолго, двое суток,- прибавил он торопливо.- Пробился с остатками полка, попал в резерв фронта, а из резерва - опять под Вазузин… Больше недели держим тут оборону, будь он проклят!
Евстигнеев заметил, что на худом небритом лице майора дернулось и часто запульсировало веко, вероятно следствие перенесенной контузии.
29
- Вы закусывайте, товарищ майор, закусывайте,- сказал Евстигнеев.- Вот консервы, хлеб…
- И не стоит он того, тех жертв, на которые мы ради него идем, честное слово! - продолжал майор.- Ну, хорошо, я понимаю, есть соображения высокого стратегического порядка: перерезать железную дорогу, выйти в тыл девятой армии немцев. Хорошо. Но почему непременно здесь, а не севернее или южнее Вазузина? На кой нам, извините, эта скорлупа?
- Так сильно разрушен город? - спросил Евстигнеев.
- Да дело не только в том, что разрушен. Вы прикиньте, сколько по самым минимальным нормам… сколько сил и средств надо для прорыва такой полосы! Уж если целая танковая армия немцев тогда, в октябре сорок первого, предпочла обойти эти укрепления!.. Да что говорить! - Майор сердито умолк и дважды отрывисто и шумно выдохнул.
- Подождите, я немного не понял,- еще не смея верить услышанному, сказал Евстигнеев.- Что, разве эти доты, где сейчас немцы,- это наши доты?
- Именно! - будто даже обрадовался майор.- Великолепные сооружения, построенные по всем правилам фортификации. Если бы немцы не обошли нас тогда - черта с два продвинулись бы они с этой стороны! А теперь с этой же стороны, то есть с запада, нам приходится их атаковать. Вы представляете? А ведь такие орешки и авиабомбой не всякой расколешь. Железобетонные, метровой толщины тарелки, опрокинутые вверх дном на такие же бетонные основания. Амбразуры для пушек и пулеметов. Каждый впереди лежащий клочок земли пристрелян. А-а!..- махнул он рукой, и опять запульсировало веко на его сером лице.
- Штаарму, надеюсь, известно, что это бывшие наши доты? - спросил Евстигнеев.
- Я лично докладывал заместителю начштаарма. Между прочим, немцы ведь не сразу в них залезли. Если бы мы в середине января не топтались перед Вазузином, а поверили своей разведке и атаковали с ходу…
Майор почти дословно повторял мысль коренастого капитана, соседа слева, и Евстигнеев мимоходом подумал, что, должно быть, не так уж и неумен тот бойкий капитан, помначальника первого отделения.
- У нас нет выбора, товарищ майор, вы, конечно, понимаете. Нам придется брать доты и брать город. Весь вопрос в том, как это сделать по возможности с наименьшими потерями, чтобы и себе шею не сломать.
30
- Самолеты, гаубицы, танки. Иначе - дохлое дело. В лоб эту стену не пробить,- сказал майор, закурил и посмотрел на часы.
- Еще два вопроса… Вы не пробовали занять тот дот, что в ничейной полосе?
- Нет. Во-первых, там вокруг понатыкана уйма мин, а во-вторых, зачем он нам сейчас?
- Это понятно,- сказал Евстигнеев.- А что у немцев на северной окраине Вазузина, недалеко от железнодорожной станции, в отдельных строениях между речкой и вокзалом?
Майор заглянул в свою карту.
- Шут их знает. Мы этим местом специально не интересовались… Пушки там, во всяком случае, не стоят, это я гарантирую. Вся артиллерия, в том числе минометы, у них в черте города, а что там, в этих строениях… склады, вероятно, какие-нибудь. Скорее всего склады.
- Да, похоже,- сказал Евстигнеев. Надо было закругляться: в двадцать один час он собирался пойти с Зарубиным в разведроту, проводить людей в ночной поиск. Евстигнеев встал: - Ну что же, большое, как говорится, вам спасибо…
- Очень возможно, что к этим строениям ведет глубокий ход сообщения от тех дотов, что на левом фланге. Точно установить нам пока не удалось.