Теперь самолет летит вдоль Ворсклы метрах в двухстах от берега, на северо-восток в сторону Борисовки. По пути попались две малые переправы: видно, для пехоты и легкого транспорта. Но вот впереди слева, не долетая Борисовки, Иван замечает понтонный мост и сразу смекает, что к чему: не для повозок же он наведен… но и танков на нем нет. Впрочем, это понятно: немцы стали осторожнее, боятся налетов нашей авиации и перебрасывают резервы из пунктов сосредоточения только ночью. И вдруг видит въезжающие на понтоны бензоцистерны. Вот в чем дело! За переправой желтела хорошо накатанная дорога. Алимкин резко разворачивается влево, пересекает реку, идет вдоль дороги. Приглядывается к ней. Так и есть: на обочинах в местах объездов всюду хорошо видны отпечатки танковых гусениц! По самолету со стороны переправы, которая осталась теперь справа сзади, открыли огонь эрликоновские установки. Алимкина охватывает чувство боевого азарта:
- Алеха, тысяча чертей! Кажется, напали на верный след!
- Точно! На обочине дороги вижу отпечатки танковых траков. Да и БЗ неспроста туда топают.
- То-то!
Все было правильно: через пять минут лету дорога стала расширяться, распадаться на отдельные рукава, незаметно переходя в пологий, густо поросший лещинником широкий овраг - надежное укрытие. Там-то, в овраге, Иван и увидел их - более сотни замаскированных броневых машин. Он прошел вдоль оврага. Зенитки молчали: враг не хотел демаскировать себя огнем в надежде, что летчик ничего не заметит.
Далее овраг круто поворачивал влево. "Интересно, что там? А вдруг тоже танки? Еще немного - и домой! - думал Иван. - Линия фронта рядом…"
Но в этот момент, как выстрел, бьет в уши резкий голос стрелка:
- Командир, нас атакуют!
- Держись, Алеша!
Иван делает "змейку", осматривая заднюю полусферу. И точно - сзади шесть вражеских истребителей. Они уже рядом - всего пятьсот метров. Понял: так просто от них не отвязаться…
Алимкин взял курс на север, дал полный газ, отжал ручку управления, ближе прижимаясь к земле. И тут же почувствовал, как, дробно сотрясая корпус самолета, лихорадочно застучал пулемет Рыжова.
- Не спеши, Алексей! Бей короткими!
Первая пара "мессершмиттов", выходя из атаки, стремительно пронеслась справа, промелькнув черными в белых обводах крестами над самой кабиной. Иван приподнимает нос самолета и бьет из пушек им вдогонку. Но поздно: "мессеры" уже вошли в боевой разворот, готовясь к новой атаке. На фюзеляже одного из них красуется бубновый туз.
Вторая пара "худых" подходит почти вплотную к "илу" и бьет наверняка: высекая искры, фашистские снаряды рикошетят о бронекорпус и, видно, поражают винт. Мотор начинает трясти. Повреждены и рули: Иван пытается маневрировать, но самолет реагирует вяло. А тут еще умолк и пулемет стрелка.
- Алексей, почему не стреляешь? Алексей!
Но Рыжов молчит… А "мессершмитты" заходят, как по конвейеру: пара, еще пара, еще…
Иван чувствует, что его расстреливают в упор. Дробно и хлестко стучат по корпусу "ила" снаряды. Вот уже и кабина разбита, густо дымит мотор… Но есть еще оружие - рация. Задыхаясь от дыма, Алимкин нащупывает кнопку передатчика, вызывая станцию наведения:
- "Вега!" "Вега"! Я "Байкал-дзенадцатый"! Большее скопление танков противника в пятнадцати километрах западнее Борисовки!
- Я "Вега", тебя понял: пятнадцать километров западнее Борисовки, - ответил ему твердый голос с грузинским акцентом. И, почувствовав недоброе, с беспокойством спросил: - Двенадцатый, что у тебя, дорогой?
Алимкин хотел ответить, как положено: "Конец связи", потому что самолет, уже не слушаясь рулей, просаживался, падая на поле, но успел сказать только одно слово: "Конец…"
Земля, поросшая травами и кустарником, стремительно побежала под брюхо "ила". Иван резко взял на себя штурвал, чтобы хоть как-то смягчить силу удара, двинул педаль, помогая убрать крен, и тут же почувствовал, как его швырнуло вперед. Привязные ремни впились в плечи, тупая боль сковала все тело. Но едва машина остановилась, Алимкин, превозмогая боль, отстегнул ремни, выбрался на крыло, огляделся по сторонам. Кругом - ни души. Вдалеке, у самого горизонта, на пологом взгорье виднеется село. Там наверняка уже заметили столб дыма, густо поднимающийся из-под капота его машины. Надо торопиться…
Алимкин пробрался к задней кабине, растерзанной снарядами, и увидел стрелка, уткнувшегося лицом в пулемет. Осторожно повернул его голову и понял, что Рыжов убит. Иван откинул фонарь, пытаясь вытащить боевого друга, чтобы фашисты не глумились над ним, пусть уже и мертвым, но тут же заметил, как у дальнего косогора показался немецкий бронетранспортер.
Иван перегнулся в кабину, коснувшись своей щекой холодной щеки друга, отстегнул пистолет и вынул из нагрудного кармана документы. В последний раз, стащив со своей головы шлемофон, горестно поглядел на спокойное сейчас Алешино лицо. С ненавистью перевел взгляд в сторону бронетранспортера:
- Ну уж черта с два! Ишь чего захотели, гады!
Сунув в карман куртки пистолет, одним прыжком очутился возле сорванного лючка бензокрана, резко открыл его. Тугая струя бензина ударила в землю, растекаясь широкой лужей. Отскочив в сторону, Иван метнул в нее зажженную спичку и бросился к оврагу, поросшему густым кустарником. За его спиной раздался легкий хлопок, а через несколько секунд гудящее пламя уже охватило весь самолет.
…Поздним вечером 18 июля в штабе 2-й воздушной армии генерала Красовского собрался Военный совет. Пригласили в основном командиров штурмовых соединений. Присутствовавший здесь член Военного совета Фронта генерал Худяков кратко доложил обстановку: наступление фашистов на Обоянь и Корочу провалилось; силами танковых соединений и штурмовой авиации немцам нанесено поражение под Прохоровкой; действия крупных сил бомбардировочной и штурмовой авиации оправдались полностью…
- Командующий фронтом генерал армии Ватутин, - продолжал далее Худяков, - требует от вас, товарищи, еще более решительных действий при поддержке наступления на Белгород. Силы врага, особенно танковые и авиационные, подорваны. Но у фашистов есть еще немалые резервы. Особенно опасны 4-я танковая армия Гота и ударная группировка "Кампф", расположенные южнее и западнее Белгорода. С воздуха их прикрывают свежие силы истребителей пятьдесят второй эскадры люфтваффе. Степан Акимович, - обратился Худяков к генералу Красовскому, - какие у вас будут соображения по этому поводу?
- Думаю, товарищ генерал, необходимо продолжить активные действия именно крупными силами авиации, - сказал командующий армией. - Эта тактика в последних боях показала себя как наиболее результативная. Но прежде чем говорить по существу задач, поставленных перед нами штабом фронта, я попрошу вас, Георгий Филиппович, - обратился он к генералу Байдукову, - и вас, Андрей Никифорович, - к полковнику Витруку, - доложить о результатах воздушной разведки.
- Экипажи четвертой штурмовой дивизии, - начал генерал Байдуков, - были в районе между Липовом и Северским Донцом, где противник при поддержке оперативной подвижной группы "Кампф" пытался отрезать и окружить нашу шестьдесят девятую армию. По данным нашей разведки были введены в бой два полка дивизии, нанесшие значительный урон противнику. Это способствовало успешному выходу из полуокружения частей армии.
- Вот видите, что значат резервы? И это после того как под Прохоровкой было уничтожено более трехсот немецких танков! - заметил Худяков. - Так, а что нам скажет Андрей Никифорович? - И генерал выжидающе поглядел на Витрука.
Тот помолчал, соображая. По его худому скуластому лицу было видно: волнуется.
- Командующий воздушной армией генерал Красовский поставил перед нашей дивизией задачу активно вести разведку в районах Прохоровки, Яковлева и Борисовки, - доложил Витрук. - Двенадцатого июля под Яковлевом и Прохоровкой были обнаружены крупные танковые силы противника. По ним нанесено несколько штурмовых ударов совместно с бомбардировщиками Пе-два. Противнику причинен значительный урон. - И, понизив голос, добавил: - Летчики сражались геройски. Младший лейтенант Савик со стрелком Кондратюком совершили огненный таран.
- Это, товарищ генерал, уже четвертый такой подвиг в нашей армии, - пояснил Красовский, глядя на Худякова. Тот согласно кивнул:
- Летчики вашей воздушной армии, Степан Акимович, сражаются с невиданной отвагой. Я об этом уже докладывал генералу Ватутину. Кстати, когда летчика-истребителя Горовца вы представили к ордену Ленина, командующий фронтом на представлении лично приписал: "Достоин звания Героя Советского Союза". Так что вы не скромничайте. Ведь Горовец в одном бою уничтожил девять "юнкерсов" - целую эскадрилью!
- У нас своя, строгая мерка, товарищ генерал, - пояснил Красовский. И вновь обратился к Витруку:
- Андрей Никифорович, а что разведано в районе Борисовки?
Генерал Худяков насторожился, придвинув к себе блокнот.
Витрук нагнул голову, развел руками:
- Вчера посылал туда экипаж Алимкина, но он не вернулся. Задание не выполнено…
- Не совсем так, - поправил его командующий и кивнул в сторону своего заместителя: - У генерала Нанейшвили есть другие данные. Доложите, пожалуйста…
- Мне довелось быть на пункте наведения в районе поселка Ивня западнее Прохоровки, - сказал генерал Нанейшвили. - Спустя час после атаки "илов" на Прохоровку и Яковлеве летчик с позывным "Байкал-двенадцать" докладывал, что в пятнадцати километрах западнее Борисовки обнаружено большое скопление танков противника.
- "Байкал-двенадцать" - это Алимкин, - подтвердил Витрук и провел ладонью по разгоряченному лицу… - Значит, добрался все-таки Иван до цели.