Месяцев через восемь, уже после освобождения Печенги, Андрей Малякшин услышал от людей, возвращавшихся из фашистской неволи, рассказ о том, как егерские патрули обнаружили в скалах одинокого нашего бойца и трое суток осаждали его целой ротой. Тот казался неуязвимым, зато сам побил многих врагов. Когда же кончился боезапас, стал боец на крутой обрыв и чайкой спикировал в воду фиорда.
Так было или не так? Кто знает? Переходя из уст в уста, молва становится легендой. Во всяком случае разведчика Матвеева не обнаружили среди бывших узников фашистских лагерей.
Глава 8. "ВСЕ РАВНО КАК НА КУРОРТЕ"
1- 4 апреля 1944 года
На рубке восстановленного матросскими руками ТКА-114 уже не было направляющих полозьев для реактивных снарядов "катюши". Применить их в бою ни разу не удалось. Время ракетных катеров на Севере еще не пришло. Сто четырнадцатый снова был в боевом строю, но он словно потерялся среди крупных и скоростных катеров, которые теперь прибывали в Салму десятками. Из новых катеров создавалось сразу два дивизиона: второй и третий. Бывший отдельный дивизион просуществовал всего два с лишним месяца. Теперь его назвали просто "первым", а капитан второго ранга Валентин Андреевич Чекуров формировал из трех дивизионов крупное соединение торпедных катеров - бригаду. Он был назначен начальником ее штаба. Вечером 29 марта лейтенант Шленский впервые вывел Сто четырнадцатый на боевое дежурство. В рубке катера находился новый командир первого дивизиона капитан-лейтенант В. П. Федоров, переведенный на действующий флот с Дальнего Востока. Настроение у всех было праздничным. Вновь стоял в рубке у пульта управления двигателями старшина первой статьи Николай Рязанов, в моторном отсеке - старшина второй статьи Андрей Малякшин с двумя юнгами, сидел в носовой пулеметной турели старшина второй статьи Степан Тучин, в рубке за пулеметом был боцман главный старшина Александр Филинов, а в куцей каморке радиорубки умостился старший краснофлотец Леонид Трунов с наушниками на голове.
Эфир пока молчал, и Леонид, зная, что в грохоте двигателей все равно никто не услышит, мурлыкал песню о легендарном матросе Железняке: "Он шел на Одессу, а вышел к Херсону…"
Песня была самая актуальная. Накануне Москва салютовала войскам - освободителям Херсона и Николаева, и уже не было сомнений в том, что Одесса - следующая на очереди. Сам Трунов был коренным чалдоном из-под Новосибирска, но он как бы вез эту новость Ярошенко, коллеге с ТКА-13 и вдобавок комсоргу, который, конечно же, уже все знал и так.
Сто четырнадцатый шел на смену Тринадцатому, но получилось иначе. У ТКА-13 не ладилось с высадкой разведчиков в бухту Пеуровуоно, или, по-нашему, Долгая щель. Она и впрямь была щелью, каменным распадком с отвесными берегами, глубокой и узкой горько-соленой "рекой". Всего шесть миль отделяло эту губу от входа в Петсамовуоно, через который шло фронтовое снабжение врага и вывозился в Германию концентрат руды никеля. Вот почему скалы здесь были долблеными, скрывающими пушки, наблюдательные посты, прожектора. Будто бы отсюда выскакивали "егерботы" для отражения наших торпедных атак по конвоям.
- Солдаты называются "егеря", а катера - "егерботы", - сей же момент прицепилась братва. - Пехоту посылают в матросы? Ха-ха-ха!
- Ничего смешного здесь нет, - возразил лейтенант Шленский. - Егеря, точнее, "бергегеря", по-немецки значит: "горные стрелки или охотники". "Боот" - это "катер". Следовательно, "егербот" - "морской охотник", как и у нас.
Разведчики лейтенанта Кокорина, высадившись на берег и зарываясь днем в снег, наподобие полярных куропаток, должны были все, что нужно, увидеть, подслушать, зарисовать и через трое-четверо суток ожидать возвращения за ними торпедных катеров.
Высадка в нужном месте была поручена катернику со стажем, которому подчинили командира ТКА-13 лейтенанта Виктора Лихоманова. Но стаж, увы, не всегда равнозначен опытности, в отдельных случаях рождая только самоуверенность. Обнаружив у берега сильный прибой, старший из катерников запретил высадку группы Кокорина из опасения, что резиновые шлюпки перевернутся. Разведчики согласились, понимая, что промокший человек неминуемо замерзнет, прячась в снегу. Через сутки зыбь на море улеглась, зато резко упала видимость.
- Шлюпки на воду! - приказал старшой без всякого сомнения.
Что он углядел в густом снегопаде? С расстояния двух миль вход в Пеуровуоно обычно выглядит в виде ущелья, причем западный берег отличается темным цветом и крутизной. Но с катера вообще ничего не было видно.
- Погодите спускать! - усомнился лейтенант Кокорин. - Пройдем еще вдоль берега на запад…
Десять минут спустя слегка развиднелось.
- Вот она! - опять заявил старшой. - Видите? Как на ладони!
Лейтенант Кокорин, однако, не увидел. Здесь, в ближайшем прифронтовом тылу противника, ошибка в месте высадки могла стоить жизни всем разведчикам и срыву их операции. Лейтенант не желал действовать на авось.
Повернув на обратный курс, еще двадцать пять минут шли малым ходом на подводном выхлопе моторов и в поредевшем снежном заряде едва не наткнулись на очень похожее ущелье.
- На сей раз точно! Шлюпки на воду!
- В третьем месте и каждый раз "точно"? - отозвался Кокорин. - Так не бывает.
- Вы что же? Боитесь?
- Не доверяю! - холодно уточнил разведчик. - Вам лично не доверяю! И потому предпочитаю возвратиться в базу…
Новый командир дивизиона В. П. Федоров, отстранив путаника, поручил организацию высадки Герою Советского Союза капитан-лейтенанту А. О. Шабалину, который пользовался авторитетом у разведчиков. В сумерках 31 марта из Пумманок вышел ТКА-114 лейтенанта Виктора Шленского, имея за кормой ТКА-13 лейтенанта Виктора Лихоманова. Первый боевой поход "двух Викторов" был разыгран как по нотам. Шабалин вывел катера точно к месту высадки. Но близко подойти не удалось. Валуны обнажались и тонули в мощном накате и клокотали в студеном кипятке.
- Прибой похлеще, чем в тот первый выход, - заметил Кокорин, натягивая резиновый гидрокомбинезон, который, к сожалению, не был надежен, предохраняя только от брызг.
- Снова прикажете отменять высадку? - спросил комдив Федоров.
- У моря погоды не жди, - заметил Шабалин. - А воевать, гляди-ко, надо.
- Я разве отказываюсь?
- Вот и ладно, - кивнул Шабалин. - Я еще удивлялся: ну, напутал человек. Раз нет видимости, с любым бывает. Не надо бы с ним так резко…
Первый Герой среди североморских катерников характером был мягок и не любил конфликтовать. Кокорин, не соглашаясь, мотнул головой. А комдив Федоров резковато напомнил:
- Решайте, лейтенант! Я не слышал определенного ответа.
- Подмокнет один - возвращаются все! - обратился Кокорин к своей группе. - Докладывать обязательно! Поняли?
На капитан-лейтенанта Федорова он даже не оглянулся, по молодости лет самолюбиво подчеркивая, что не обязан отчитываться - раз по службе не подчинен. Но Федоров вовсе не настаивал.
Тем временем Шабалин подошел к гребцам надувных шлюпок, проверяя, захвачен ли дрек, другими словами - маленький четырехлапый якорь.
- А как же? - приговаривал он. - Вдруг в полосе прибоя возьмете ребят на закорки? Пока выволочете сухого на берег, шлюпку-то унесет…