46
Дверь открывается.
На пороге - лейтенант.
Все мигом выстраиваются в одну шеренгу. Бурханов и Кац подталкивают Принцева: ну, дескать, давай! Докладывай! А Принцев растерялся и не знает, что и сказать.
Лейтенант смотрит на Каца.
- Ты здесь, что ли, старший по камере?
- Никак нет, товарищ лейтенант! Не я! - Указывает на Принцева. - Он!
- Ты? Ну, тогда и докладывай, если ты!
Принцев бормочет:
- А я не знаю, как докладывать!..
Лисицын тихохонько и злобненько повизгивает от восторга. Кац - чуть улыбается.
Положение критическое. Так просто такие дела на гауптвахте не кончаются. Это ведь что-то вроде бунта или сговора. И опять всех спасает Злотников:
- Давайте Я, товарищ лейтенант! - Смело выходит вперёд, ставит Принцева назад. - Я докладáть умею - не в первый раз сижу!
Лейтенант немного растерянно отвечает:
- Ну-ну, послушаем.
Злотников командует губарям по всей форме:
- Равняйсь! Смир-НО! - Только после этого обращается к лейтенанту: - Товарищ лейтенант! В камере номер семь содержится восемь арестованных! Докладывает временно исполняющий обязанности старшего по камере рядовой Злотников!
- Жалобы, претензии - имеются?
- Никак нет! - рявкает Злотников единственно возможный ответ.
Лейтенант берёт из рук ефрейтора журнал.
- Слушай вечернюю поверку! Рядовой Злотников?
- Я! - лихо отвечает Злотников.
- Рядовой Косов?
- Я!
- Рядовой Лисицын?
- Я!
- Рядовой Кац?
- Я!
- Рядовой Бурханов?
- Я!
- Рядовой Аркадьев?
- Я!
- Рядовой Полуботок?
- Я!
- Рядовой Принцев?
- Здесь!
Не веря своим ушам, лейтенант переспрашивает:
- Что ты сказал???
Принцев охотно поясняет:
- Я говорю, что, значит, здесь я. Тут… Вот он я, значит…
Все смеются.
- Отставить смех! Положено говорить: "Я!" Понял? Повтори: "Я!"
Принцев обиженно повторяет за лейтенантом:
- Я!
Лейтенант ещё раз оглядывает присутствующих.
- Всё верно. Все на месте. - Поворачивается к Злотникову: - Вольно!
Таков порядок: вышестоящий командир не имеет права отдавать приказание подчинённым через голову промежуточного, более маленького командира, каковым в данном случае является Злотников, временно взявший на себя обязанность командовать камерой номер семь.
Злотников передаёт приказ губарям:
- Вольно!
Все выполняют полученный приказ - расслабляются.
А лейтенант тем временем принюхивается:
- Что-то мне кажется, что у вас тут табачным дымком попахивает, а?
- Так точно, товарищ лейтенант! - охотно отвечает Злотников. - Это я курил!
- Ты? Ну а ежели я тебе за это срок добавлю?
- Добавьте. Но ведь это всё будет бездоказательно. Вот вы застаньте меня за курением или обыщите меня да найдите при мне курево, вот тогда и продлевайте мне срок. Ну а так-то, если без доказательств - так-то любой может.
- Ну а ежели я тебя обыщу?
- Пожалуйста. И вот что я вам скажу: курево спрятано у меня в одёже, но вы ничего не найдёте!
Лейтенанту надоедает эта комедия, и он приказывает ефрейтору и рядовому из охраны:
- Осмотрите его одежду! - Стараясь казаться резким, бросает Злотникову: - Раздевайся!
С явным удовольствием Злотников отвечает:
- Это мы запросто.
И выполняет приказ.
И вот: в одних трусах он стоит на холодном цементном полу и наслаждается произведённым эффектом…
Во-первых, это совершенно невероятная грудная клетка, железобетонная мускулатура, чугунная шея, сросшаяся со спиною самым безобразным образом, короткие кривые ноги с уродливыми ступнями, презирающими холод; а во-вторых, это татуировка, которой необходимо уделить особое внимание.
Грудь. Она посвящена общественно-политической тематике: посерёдке - кремлёвская башня, а по бокам - Ленин и Сталин; оба в профиль и оба сурово смотрят друг на друга.
Левая рука - тематика морская: роза ветров, русалка с длинными, топорно сработанными грудями, якорь.
Правая рука - это заметки из семейной жизни: "Не забуду мать родную", "Отец, ты спишь, а я страдаю", солнце, восходящее над морскими волнами, а ниже - дата прихода в эту жизнь: 1950.
Спина - взаимоотношения полов: голая баба замахивается ножом на голого мужика.
А на ногах - предостережение:
НЕ ТРОНЬ - ОНИ УСТАЛИ!
47
Восхищённая публика рассматривает уникальный экспонат, кто-то полушёпотом читает надписи, комментирует рисунки.
Злотников начинает двигать мускулами спины, и, к восторгу зрителей, вся картина приходит в движенье: баба и впрямь вроде бы как замахивается кинжалом, а мужик - шевелится, навроде бы как увёртывается от удара!
- Это ещё что! - кричит Злотников. - У меня под трусами - ещё и не такое! - Слегка приспускает заднюю часть трусов и показывает арестантам, стоящим позади него. - Ну? Как?
- Ох, ничо себе! - изумляется Бурханов.
Другие тоже поражены до крайности, но более всех - Полуботок.
- Кто ж тебя так изрисовал? Ведь в начале службы у тебя ничего этого не было!
Рядовой и ефрейтор, между тем, почтительно и с опаскою приступают к обыску вещей Злотникова.
- Ищите! Ищите! И вы у меня ничего не сможете найти!
48
Камера номер семь.
Злотников спокойно одевается, застёгивает последние пуговицы.
- Да-а-а, - разочарованно говорит лейтенант. - И в самом деле - ничего нету. - Обращается к рядовому и ефрейтору: Пойдёмте, ребята. Это он специально устроил, чтобы показать всем свои картинки.
Лейтенант и двое его солдат покидают камеру.
Злотников провожает их насмешливым взглядом.
Дверь захлопывается.
Ключ проворачивается.
И - шаги.
49
Коридор гауптвахты.
- Помойте руки после этой мерзости! - раздражённо говорит лейтенант.
Ефрейтор отвечает:
- Да, товарищ лейтенант! Конечно! - и намеренно отстаёт от офицера, придерживает рядового; шепчет тому: - Здорово! Правда? Баба ножиком замахивается на мужика!
Рядовой шепчет в ответ:
- Да, классно сделано! Клёво!
Ефрейтор продолжает мечтательным шепотком:
- А я себе - то же самое забацаю. Приеду домой - все девки ахнут, как на пляж выйду!
Видение: летний день на песчаном берегу речки. По ту и по эту сторону воды - деревенский среднерусский пейзаж с деревянными домиками, ёлочками-сосенками и трактором. Наш ефрейтор уже в штатском; неспеша раздевается. На глазах у потрясённых деревенских девушек медленно заходит в воду. На его теле со всех его сторон - всё то же самое, что было у Злотникова.
Сквозь видение слышится голос ефрейтора:
- У нас в посёлке такого ещё никто не видал!
Видение тает, и снова - коридор гауптвахты.
50
Камера номер семь.
Злотников уже оделся, но он всё ещё на сцене, всё ещё купается в лучах прожекторов, всё ещё вдыхает аромат бурных аплодисментов и фанфар.
Гибрид Чингисхана и древнерусского богатыря: узкие раскосые глаза с ярко-голубыми огоньками, широкоскулое лицо с щетиною светлых волос.
И действительно - все взоры обращены к нему одному.
Этак обыденно он достаёт откуда-то из неприличных участков одежды - окурок и спичку!
Чиркает спичкою о стену!!
Закуривает!!!
Под неистовое, переходящее в овацию молчание присутствующих, - КУРИТ!
Жмурясь в табачном дыму своими и без того узкими глазами, он говорит:
- А куда смотрит старший по камере? Ведь курить-то на губвахте - запрещено!
51
Коридор гауптвахты. Время - около одиннадцати вечера.
Лейтенант и ефрейтор отпирают все камеры подряд, оповещая арестантов о том, что приближается отбой.
Голоса, стук, гул, шаги, приказы…
Солдаты идут в каптёрку, что в конце коридора, и выносят оттуда каждый по два предмета: доску для спанья и железную подставку для этой доски.
Доска называется "вертолёт", а подставка - "козёл". Запомним это. Это очень важно для нашего повествования.
И от арестантов, и от офицера то и дело слышится одно и то же слово: "ОТБОЙ!"