- Нарвался? - ядовито интересуется он.
Я молча скребу машину. Окатываю водой, снова бегу к колодцу, тру, окатываю и опять бегу за водой. Вездеход грязен, как мартовский кот.
- Давай тряпку.
Оглядываюсь: Славка. Притащил два ведра воды, драит борта. Я не выражаю восторга только потому, что это считается у нас дурным тоном: подумаешь, помог! Вот если бы не помог, тогда следовало пошуметь… Четверть часа мы добросовестно сопим. Потом Славка не выдерживает:
- Ловко ты дурачком прикидываешься.
- Почему?
- Талант, наверно.
- Нет, почему дурачком?
- Потому что здесь не комсомольский субботник.
Я запаздываю с аргументом: приходится делать вид, что не хватило воды. Пока иду к колодцу и обратно, сочиняю.
- Славка, но ведь есть же долг перед обществом? Есть?
- А кого считать обществом? Виталия? Группу ходовой части? Конструкторский отдел? Ну, так этому обществу мы ничего не должны. А если выше берешь, так и наше дело выше поставь. Вот тогда можно и про деньги забыть.
Я смутно улавливаю смысл его речи, хотя понимаю, что он прав. Но есть моральная сторона:
- Нехорошо быть алчным.
- Попугай ты! - кричит Славка. - Вызубрил слова, маменькин сын, а у Федора - семья, дети, мать беспомощная.
Семья?.. Об этом я никогда не думал. Я воспринимаю Федора как товарища, а у моего товарища никакой семьи быть не может. Но между нами разница почти в двадцать лет. Двадцать!.. Целое поколение.
- Славка, получается, что он - из отцов, а мы - из детей.
- Кто - он?
- Федор.
- А-а… Ну и что?
- А мы на "ты": Федор, иди жрать.
- Так мы же на работе, Генка. Тут не до этого.
- Я на него еще блох напустил…
- Каких блох?
Славкина тряпка замирает в воздухе, а я готов откусить себе язык. Нет, смеяться над Федором больше нельзя. Никак нельзя!
- Это в переносном смысле. Конфликта, значит, нет.
- Какого конфликта?
- Поколений. Отцы и дети.
Славка подозрительно смотрит на меня:
- Болтун ты, Москвич…
Мы в последний раз окатываем машину и протираем насухо тряпками. Разгибаем затекшие спины и любуемся работой. Славка курит, сидя на перевернутом ведре.
- Знаешь, почему нет конфликта? - вдруг спрашивает он. - Потому что нет разницы. Соображаешь?
Я не соображаю. Вообще Славкины сентенции - по ту сторону нормального соображения: он мыслит зигзагом.
- Нет между нами разницы ни с какой стороны. И возраст потому тут ни при чем. Нету его у нас, возраста. Вообще нету.
Из дома выходит довольный Федор:
- Порядок, ребята: выходного не будет!..
Продефектовать гусеницу - значит разбить ее на траки, выпрессовать резиновые втулки - сайлентблоки, промыть в гайзоле, протереть и аккуратной стопкой сложить возле Виталия Павловича. Он старательно измерит все сочленения, сверится с технологическими картами и установит износ.
Кувалды летают в руках: вверх - удар, вверх - удар. Через полчаса уже не помнишь, хорошо ли ты позавтракал. Через час - ощущаешь голод. Через два - мечтаешь о могучем обеде. Чтоб мясо - кусищами, а хлеб - ломтями.
А потом все выветривается, даже голод. Полупудовая кувалда уже не просто восемь килограммов - восемнадцать. Двадцать восемь. Восемьдесят. Откуда берутся силы?.. Черт их знает - откуда. От предков, наверно. Они тоже хорошо вкалывали - и на князей, и на Золотую Орду. Значит, передали и мне кое-что. А то бы опозорился. Упал бы мордой в траву - и обедом не подняли бы…
- Генка, с оттяжкой бей!.. Спишь?
Огрызаться нет сил. Пот заливает глаза. Во рту пересохло. Колени противно дрожат и подгибаются. Господи, хоть бы сломалось что!..
- С оттяжкой, Генка!..
Ну, почему я не студент? Слушал бы лекции, горланил в "Молодежном", провожал бы девчонок до последнего поезда метро. Даже на картошку с удовольствием бы ездил. Первым. Абсолютно добровольно. "Вы студент, конечно?" - "Безусловно. Будущий инженер или кандидат…" Звучит? Звучит. Не то что специалист по кувалде…
- Стоп!
Швыряю кувалду в траву, падаю рядом. Сердце колотится уже где-то в горле: еще минута - и я свободно мог бы его пожевать…
- Гости, - ворчит Степан. - Главного нелегкая принесла.
И хорошо, что принесла. Вовремя…
Против меня разворачивается заводской газик. Лихоман и конструкторская орава идут к нему. Ребята отступают к вездеходу: начальство - это не для нас.
- Здравствуйте, испытатели!..
Грузная фигура с усилием вытискивается из машины. А с заднего сиденья вдруг выпархивает некто в свитере и брючках:
- Привет, коллеги!..
Лихоман круто поворачивается к нам:
- На махновско-матросском диалекте не разговаривать впредь до особых указаний!..
И вот я сижу против Владлены, гляжу в ее шоколадные глаза и страдаю.
- Почему ты молчишь? Не нравится?
- Нравится…
- Приходи вечером. Поболтаем.
Поболтаем?.. Не тот глагол. В лучше случае могу мычать. Или хрюкать.
И все-таки я жду этого вечера. Жду с ужасом и нетерпением. С отчаянием и надеждой: а вдруг во мне что-то сработает и я стану веселым и остроумным?
Но чем ниже солнце, тем больше страха. Кажется, я уже не хочу этого свидания. Я хочу работать. Выполнять что-нибудь сверхсрочное. Нарочно верчусь на глазах у Лихомана, но никаких заданий не поступает. Наконец меня ловит Федор:
- Пошли в баньку, Генка.
- Какую баньку?
- Нормальную. Славка в деревне организовал. Пошли, пошли.
Я слабо упираюсь, а он подталкивает меня сзади. А я ломаюсь, и что-то вру, и сам никак не могу уяснить, что мне нужно в данный момент. В конце концов вместо первого свидания я оказываюсь в бане. В натуральной сельской баньке с каменкой и полком под самой крышей.
- Поддай, Славка!..
Колючий пар взрывается под потолком. Воздуха нет и в помине. Разинув рот, я корчусь на полке под хлесткими ударами веника.
- Славка, поддай еще!..
Ну, все. Прощай, мама. Жизнь кончилась в этой чертовой баньке, потому что я сейчас умру. Я знаю это совершенно точно, и нет сил бороться. Федор с оттяжкой хлещет меня веником, Славка поддает пару. Они давно вышибли из меня все мысли, чувства и силы, я пресмыкаюсь на горячих досках и медленно дохожу.
- Ну куда, куда ползешь?
- Фе-е-е…
- Славка, поддай!..
Славка поддает такую порцию, что вся банька скрывается в облаке пара. Федор теряет меня, я куда-то ползу, извиваясь всем телом, и в конце концов падаю вниз, смачно, как жаба, плюхнувшись на дощатый пол.
- Здесь он!.. - радостно кричит Славка. - Вывалился!..
И в ту же секунду сердце мое делает тройное сальто: Славка выплескивает на меня ведро колодезной воды.
- Сла-а… ва-ва-ва…
- Закаляйся! - смеется Славка и, взяв веник, лезет на полок к Федору.
Кажется, прихожу в себя. Выясняется, что сижу я на полу у двери, в щели которой тянет вечерним холодком. Все тело охватывает какая-то удивительно приятная усталость, голова - как у новорожденного, и хочется петь. Бодро вскакиваю и тут же с грохотом лечу под лавку, сшибая ногами ведро.
- Гляди, Федя, он под лавку полез! - хохочет Славка.
- Скользко!.. - весело поясняю я. - Пол как намыленный!
- Поддай, Генка!..
Теперь поддаю я. С маху плещу водой на раскаленные камни, задыхаюсь в пару, что-то кричу, взвизгиваю, завываю. Потолочная пытка кончилась, а в душе зреет совершенно необъяснимый восторг.
- Хорошо, Генка?
- Грандиозно!..
- Баня - сила, - басит Федор. Голой громадой он возвышается на лавке. Курит и философствует: - Организм полезно на режиме погонять, он этого требует. Клетки обновляются.
- Пивка бы, - мечтательно вздыхает Славка.
- Обещанное-то будет? - настораживается Федор.
- Порядок! - Славка смеется и как-то странно смотрит на меня.
Разомлевшие и ласковые, мы выходим из бани. Федор по-братски обнимает меня за плечи, что-то гудит в уши и направляется в сторону кособокого, замшелого домика.
- Куда, Федя? Нам же налево.
- Точно! - хохочет Славка. - Ну, Генка, ты даешь!..
На крыльце стоит незнакомая женщина. Из-за большого количества упругих окружностей она кажется трехъярусной, как театр.
- С легким паром! - нараспев говорит она. - Закупались вы, соколики. Мы уже все жданочки поели.
Тут мне ловко дают под зад. Я метеором пролетаю мимо трехъярусной, миную сени и вваливаюсь в комнату:
- Здрасте.
В комнате накрытый к ужину стол. За столом еще две женщины.
- Здрасте… - удивленно тянет одна из них.
Поспешно поднимаю сбитую при появлении табуретку и пытаюсь ретироваться. Но в дверях Федор. Ловит меня за плечи и раскланивается:
- Вот и мы! Это Генка-Москвич, любимец экипажа.
- Милости просим! - певуче отзывается третья женщина. - Славочка, со мной сядешь, со мной. Я тебе местечко нагрела.
Через минуту я уже сижу за столом, зажатый между Федором и второй женщиной. Передо мной тарелка с горой закусок и стакан.
- Мне не надо, Славка! Я же не…
И я все-таки пью. Пью, ничего не соображая. Ем, снова пью, что-то принимаюсь рассказывать. Славка хохочет, а соседка заботливо, совсем как мама, кормит меня с ложечки.
Потом мы поем песни. Я не знаю слов, но добросовестно ору, когда надо подпевать. Славка вылезает плясать и пляшет очень ловко. За ним пляшут Федор и первая женщина, а я сижу в углу и доказываю своей соседке, какие у нас в экипаже замечательные люди. Она смотрит в упор и кивает, соглашаясь с каждым словом. Потом вдруг все начинает плыть…
- Федя, где выход?