- Надо бы сперва проникнуть в кузницу, - сказал он.
Двери кузницы подались под сильными ударами сапог.
Цише принес топор и сбил замок. Мне было немного не по себе. Я взял винтовку и прицелился. Солдаты чужого унтер-офицера стояли в сторонке и только смотрели на нас.
Еще удар. Дверь распахнулась. Ламм бросился внутрь. Мне стало стыдно, и я пошел за ним. Мы оказались в коридоре, который вел через весь дом к передней двери; слева была узенькая лестница. Первая дверь справа была на запоре. Мы отворили следующую дверь и вступили в пустую кухню. Цише осмотрел плиту.
- В доме живут. Вон еще жар не остыл.
В нижнем этаже не было ни души. Мы поднялись по лестнице. Я отворил первую дверь.
Женщина лежала на широкой кровати и смотрела на меня старыми, пустыми глазами. Другая сидела рядом; она тоже уставилась на меня.
- Не надо нас бояться, мать, - сказал я.
Той, что сидела возле кровати, было, пожалуй, не больше двадцати; она начала быстро что-то выкрикивать.
- Вы знаете французский? - спросил я Ламма.
Он, запинаясь, выдавил из себя несколько слов.
Она ответила и с мольбой протянула к нам руки.
- Что она говорит?
- Старуха при смерти. Она просит дать ей спокойно умереть.
- Объясните ей, что нам ничего не надо, - мы только займем окно.
Из угловой комнаты виден был лишь угол фабрики. Сокровище высунулся из окна:
- Там горит.
Дома напротив горели от попадания снарядов. Справа, где находилась остальная часть нашей роты, все закрывала каменоломня. Я оставил своих людей наверху, а сам снова спустился вниз. В плите кто-то развел огонь и поставил кофейник. Вносили раненых. Во дворе, прислонившись к стене, очень бледный, сидел Леман. Рядом лежал Зандер, глядя в небо. Возле него образовалась лужа крови. Солнце светило ему в глаза. Верно, сильно слепило.
Я пошел звать остальных, чтобы помогли лучше уложить раненых. Спустился снова во двор и вижу - кто-то бежит по дороге.
- Сюда! - крикнул я.
- Ренн! - обрадованно крикнул тот и забежал во двор. Это был Экольд, ординарец лейтенанта. - Господин лейтенант спрашивает, как идут здесь дела. Там на дороге лежат убитые. Это кто?
Я рассказал ему.
- Знаешь, - сказал он, - у нас тоже не больно-то хороши дела. Нашего капитана убило, стреляли в спину из дома. Мы, скажу тебе, здорово обозлились. Только сперва даже подойти к этому дому не могли - такая оттуда шла пальба, - лежали внизу. Но потом сверху спустились, взяли его штурмом и поставили их всех к стенке.
- Скажи-ка, разве они не стреляли, когда ты сюда бежал?
- Да, два-три выстрела. После того как наша артиллерия стала бить по ним, они уже не так часто стреляют!
Он побежал дальше. Мы осторожно подняли Зандера и понесли в кузницу. Он не издал ни звука. Лемана посадили рядом.
Между тем артиллерийский огонь усилился и неумолчно гремел в долине.
Когда мы снова подымались по лестнице, где-то наверху вдруг раздался грохот и треск. Молодая женщина выбежала из комнаты, что-то крича. Мы бросились в угловую. Там пробило потолок, свисала дранка, сыпалась штукатурка. Стекло в окне было разбито, стол засыпан кусками извести и белой пылью.
Вошел Ламм.
- С женщинами там все в порядке. Только умирающая сидит в постели и непременно хочет одеться. Вид у нее - страшно смотреть.
Мы молчали. Грохот артиллерии заглушал все. Я вглядывался в тот берег. Там стоял дым и чад, - то ли от разрывов снарядов, то ли от пожаров - ничего не разберешь.
А нам что здесь делать? Я сел на стул. На душе у меня было скверно.
Мало-помалу я встряхнулся. Надо что-то Предпринять! Я спустился вниз посмотреть на раненых. Леман совсем сник; он тревожно всхрапывал - бледный, с открытым ртом. Зандер все так же неподвижно смотрел в небо.
Он умирает, подумал я и хотел помолиться. Но не мог.
Я вышел во двор и выглянул из-за угла. Там, на дороге, лежали убитые. Может, среди них есть просто раненые? Еще можно бы помочь. Но у меня уже не хватало духу. Слепящее солнце, гром канонады - мученье!
Я снова прокрался наверх и уселся на стул. Ламм стоял у окна и наблюдал. Страшно долог был этот день!
- Оттуда кто-то идет! - вдруг сказал Ламм. - Младший фельдфебель Эрнст с людьми.
Я встал. Да, в самом деле! Не далеко же они ушли! Чудо, что им еще не всыпали!
Я сбежал вниз. Эрнст как раз входил с двумя отделениями во двор.
- Где дом, занятый франтирерами?
Он немного кичился своей образованностью.
Я показал ему.
- Мы займем фабрику! Ведите нас!
Я принес винтовку и топор.
- Господин фельдфебель, не плохо бы гуськом, сперва за следующий дом.
Я забежал за телегу и огородик в узкий проход между скалой и домом. Задний флигель фабрики был примерно в сотне шагов от меня. Я нажал на дверную ручку. Дверь была на запоре. Я поставил винтовку к стене и обухом топора ударил по железному замку. Тут подбежал Эрнст с остальными.
- Осторожно! - крикнул я и замахнулся для второго удара: в узком проходе места было маловато. Я бил обеими руками. Ну и грохот. Дверная ручка отвалилась, загремев о камни.
Я замахнулся для нового удара. В ушах резко отдался звук выстрела. Пуля, должно быть, ударила где-то сзади, близко от меня.
- Чертовы собаки! - выкрикнул Эрнст.
Еще выстрел. И за спиной у меня какой-то шум. Теперь я уже бил слабее.
- Да расщепи ты дверь! - крикнул кто-то.
Я повернул топор. Выстрелы загрохотали чаще. Кто-то пальнул у самой моей головы, так что зазвенело в ушах. Я бил. Топор входил хорошо, но дверь была слишком крепкая. Я расщеплял топором дерево. Трещали выстрелы!
- Туда! - крикнул Эрнст, выбежал из прохода и бросился к фабрике, за ним еще кто-то. Я не обернулся и продолжал лупить в дверь. Стрельба все гуще. Мне казалось, что шпарят шрапнелью.
- Дай-ка сюда! - сказал кто-то у меня за спиной. Я отдал ему топор. Теперь пули сюда не залетали. Эрнста не было видно.
- Вышибать надо! - крикнул подбежавший.
Мы уперлись в дверь, которая уже дала трещину. Дверь с треском распахнулась. Я схватил винтовку и вбежал внутрь. Мужчина и женщина стояли в коридоре, подняв вверх руки и загораживая проход.
- Прочь! - крикнул я, отпихнул локтем мужчину, взбежал по лестнице и распахнул дверь. Двое детей стояли в комнате, их била дрожь. Мне было не до них. Еще кто-то вбежал следом за мной. Я бросился к окну. Вот она - фабрика, но полускрытая за фруктовыми деревьями. Слева за травянистым валом лежали наши и стреляли по фабрике. Верно, там был Эрнст.
- Занять все окна! - крикнул я. - Чертовы деревья!
Я выбежал из комнаты. Дети, в страхе, бросились мне прямо под ноги. Я распахнул следующую дверь.
- Сюда! - крикнул я двоим, бежавшим за мной. - Стрелять в каждого, кто выглянет из фабрики! - До чего же они все неповоротливые!
Я сбежал вниз. Мужчина и женщина все еще стояли с поднятыми вверх руками и отупело смотрели на меня. Я кинулся к окнам, выходящим на фабрику. Здесь деревья не так мешали целиться. Из верхнего окна стреляли.
Я увидел, что там, на валу Эрнст встал и побежал к нам. Двое последовали за ним. Но там оставалось еще много - сколько, понять было трудно. Я бросился к двери.
- Проклятая сволочь! - кричал Эрнст. - Поймаем их, пощады не будет! - Он тяжело дышал и прямо задыхался от ярости.
Прибежали еще двое, у одного была прострелена каска. Он снял ее, По лбу и вдоль носа ко рту потекла, кровь. Он высунул язык и попытался ее слизнуть. - Посмотрите, что там у меня! - Он нагнул голову. Волосы слиплись от крови.
- Ничего, царапина, - сказал Эрнст.
- Да мне самому показалось, что не так уж страшно, - засмеялся тот.
- Господин фельдфебель! - сказал один. - Тут у них вроде погреб. - Он показал на люк в полу. Мужчина и женщина посмотрели туда, все еще не опуская рук.
Я потянул крышку люка за маленькое железное колечко. Вниз вела узкая лесенка.
Эрнст что-то сказал мужчине. Тот убежал и вернулся со свечой. Эрнст с одним из солдат полез вниз. Мне вспомнились раненые там, на валу. Внутри у меня все кипело от бессильной ярости.
Из погреба, злобно ощерившись, вылез человек в штатском. Скверное чувство подымалось во мне к нему.
Он повернулся и презрительно посмотрел на мужчину и женщину, стоявших с поднятыми руками. Ах, до чего все это гнусно! Почему никто не сказал им, чтобы они опустили руки?
Из люка показался Эрнст. Он сунул пачку патронов под нос ухмылявшемуся мужчине. Тот пожал плечами и что-то сказал. Эрнст переговаривался с обоими мужчинами. Тот, что вылез из погреба, отвечал с презрительной ухмылкой. Другой показывал руками на лоб и на сердце и снова и снова подымал руки вверх. Во мне рос страх.
- Не о чем толковать! - сказал вдруг Эрнст по-немецки. - Расстрелять их по закону военного времени!
Этого-то я и боялся, но вдруг как-то сразу обрел хладнокровие.
- Простите, господин фельдфебель, - сказал я и сам удивился, что говорю так спокойно. - Оно конечно, война все спишет, но, может, лучше сказать им: перетащите сюда раненых, и мы покончим с этим делом. На дороге, верно, еще лежат раненые. А бельгийцы не станут ведь стрелять в своих.
Эрнст поглядел на меня, раздумывая.
- Не заслужили они этого! - Он взглянул на мужчин, напряженно следивших за нашим разговором, но, видимо, не понимавших ни слова.
Эрнст отослал их за ранеными и поставил у двери солдата, приказав: при первой попытке смыться - стрелять.
Я подошел к женщине и велел ей опустить руки. Она опустила. Но тут кто-то вошел, и она, вся дрожа, снова подняла руки.