Французы скрываются в лесу. Мы прекращаем огонь. Я осматриваюсь. То отделение, что было справа, уже продвинулось дальше вперед. Рядом со мной лежит Цише. Где Сокровище?
- Вперед, марш! - командует Ламм.
Мы двинулись к долине. Слева шла каменистая дорога, и на ней валялись трое убитых, а кто-то возился с ранеными. Сокровища среди них не было.
В долине мы встретили вторую роту и соединились с ней. Дорога проходила через лесистые участки. Наступил вечер, за ним - ночь.
Капитан второй роты отпустил нас, и мы пошли разыскивать свою. Нам встречались разные части, и мы спрашивали их из темноты:
- Третья рота?
И вдруг услышали:
- Людвиг?
Это был Сокровище.
Я остановился и очень спокойно спросил:
- Где ты торчал все время?
- Я продвигался с отделением правее вас, - засмеялся он.
- А где унтер-офицер Пферль? - спросил Эрнст.
- Не могу знать, господин фельдфебель.
- Теперь вы будете командовать первым отделением. А если он вернется, то больше его не получит!
Кто-то потянул меня за рукав. Это был Ламм. Я отошел с ним в сторонку. Может, он обижен, что я теперь его начальник?
- Прости, - сказал он, - что командовал сегодня вместо тебя.
- Пошел ты! - воскликнул я. - Получилось же очень здорово! Кстати, ты всегда с намерением говоришь мне "ты"? - При этом я немного смутился.
- Нет, это я нечаянно, но мне очень хотелось бы так тебя называть.
- Ламм! - позвал Фабиан.
- Слушаю, господин лейтенант!
- Ах, вот вы где! Если говорить честно, то я считал вас ни к чему не пригодным человеком со всех точек зрения! Не обижайтесь на мою откровенность! Известно ли вам, что я только что представил вас к Железному кресту? Но это между нами, не правда ли? Ренн тоже будет молчать! - И он чуть не бегом бросился от нас, чтобы мы не заметили, как он расчувствовался.
Люньи
Несколько дней мы не получали хлеба. И в обед, и в ужин ели мясо в жидком горячем отваре. Разве было кому время почистить овощи, когда вечером в темноте мы вползали в амбар и подымались по тревоге еще до наступления дня? Как-то раз в одном городишке мы даже провели ночь на мостовой, которая и должна была послужить местом нашего ночного отдохновения, только нам забыли сообщить об этом. Ночь была лунная, лежать на камнях - холодно. Рядом со мной примостился чернобородый лейтенант; он стонал и разговаривал сам с собой, как в бреду.
Занялась ранняя заря. Прохладным утром мы шагали по вьющейся лесной дороге, наконец-то совсем не похожей на эти прямые, как стрелы, не обсаженные деревьями военные дороги Наполеона! Лейтенант тоже взбодрился. Вообще-то он здорово осунулся, и лицо стало серым, может, от грязи.
К полудню мы расквартировались. Одежду и белье развесили на солнце и вымылись у колодца. Сегодня можно было даже ноги вымыть, а ведь мы не скидывали сапог недели две, как не больше. Очень довольные, уселись мы за круглым столом покинутого дома. Цише принялся варить кофе.
- Тревога! - закричали снаружи.
Мы бросились к мундирам и сапогам. Через десять минут рота стояла на улице готовая к маршу. Где-то впереди грохотали орудия.
- Господину лейтенанту известно что-нибудь? - спросил Эрнст.
- Мне известно не больше, чем вам.
Так мы простояли целый час в полуденном зное.
Потом, с частыми остановками, двинулись вперед.
Свечерело, и уже наступила ночь, когда мы вступили в какую-то деревню. Рота остановилась там на ночлег, а наш взвод был выдвинут, в сторожевую охрану.
- Вы с отделением займете первый пост на лесной дороге, примерно метрах в пятистах впереди нас.
Мы двинулись. Ночь была темной. Я считал шаги. На трехсот шестидесятом увидел справа у самой дороги небольшую возвышенность. Там, по луговому склону, были разбросаны межевые камни. Слева начиналось хлебное поле.
На дороге, в нескольких шагах впереди нас, я поставил двух часовых. А куда остальных? В хлебах их не будет видно, но зато легко можно захватить врасплох. А если нападут на нас, им надо будет отойти вправо на возвышенность. Итак, лучше сразу расположиться здесь.
- А как нам сюда еду доставят? - спросил кто-то.
Я послал его с котелками обратно и сел на ранец.
Вчера луна взошла около трех утра, сегодня, стало быть, около четырех. Да еще облаками небо затянуло. Здесь, на юру, было прохладно и влажно. Слева в лицо задувало тихим ветерком.
Ко мне подсел Ламм:
- Ты знаешь, где французы?
- Нет. - На этом наша беседа оборвалась.
Вскоре за спиной у меня загремели котелками. Принесли, еду и кофе. Я принялся хлебать. Бульону было хоть отбавляй и телятина.
- Почему мы никогда не получаем хлеба? - спросил кто-то.
- Потому что продвигаемся так быстро, что пекари за нами не поспевают, - ответил Цише.
На этом разговор снова увял. Все, кроме Ламма, улеглись спать. Молча сидели мы рядом.
Позади чьи-то быстрые шаги. Это Эрнст. Я отрапортовал.
- В случае нападения неприятеля, - сказал он, - я вряд ли смогу прийти вам здесь на помощь: ведь наш фронт проходит несколько левее.
- А справа где расположены соседние посты? - спросил я.
- Я послал туда патруль, но они не обнаружили других подразделений. Мы здесь справа словно в пустоте висим.
- Известно ли господину фельдфебелю что-нибудь о французах?
- Нет, ничего не известно. Я пойду сейчас ко второму посту, он где-то за полем, на дороге. Спокойного вам дозора.
Мы снова сели. Здесь мы были предоставлены самим себе.
В полной тишине раздавались порой лишь шаги часового да храп позади меня.
Я хотел поглядеть на часы, но не мог различить стрелок. Ламм глянул на свои, светящиеся.
- Двенадцать почти что.
- Тогда тебе с Цинге заступать на пост.
Он разбудил Цише. Те двое улеглись спать. Я всматривался во мрак. Вот так - почти два часа просидел я с вольноопределяющимся, и не нашлось у нас, о чем стоило бы поговорить.
Я встал и прошел немного вправо. Постоял там малость. А толку что? И я пошел обратно и опять сел. Хоть бы мысли пришли какие путные! И курить здесь не положено. Я снова встал. У меня были еще две сигареты. Где бы тут закурить украдкой? В хлебах? Нет, вот те двое могут заметить.
Наконец прошли и эти два часа. Я разбудил очередных часовых и разъяснил им обстановку. А когда вернулся, вижу - Ламм опять сидит возле моего ранца.
- Разве ты не устал? - спросил я.
- Я всегда жутко ненавидел военщину, - сказал он, весь погруженный в свои мысли. - Но ведь это же нелепость, чтобы происходило что-то, в чем не было бы никакого смысла!
- Какой же должен быть в военщине смысл? - спросил я без особого интереса.
- На это я тебе тоже не сумею ответить. Но может ли наша судьба пойти когда-нибудь по иному пути?
- Стало быть, ты считаешь, что в жизни все идет к какой-то точно намеченной цели?
- Да, что-то в этом роде.
Вскоре он встал и улегся спать. Я же вначале был очень возбужден. А потом почувствовал большую усталость. Голова так и валилась на грудь…
Чтоб не заснуть, я встал и принялся ходить взад и вперед.
Никак, топот копыт?
Я прислушался.
- Ренн! - тихо окликнул меня часовой.
- Да, я слышу.
Я растолкал уснувших, чтобы быстрей их поднять.
- Занять пригорок! В ружье! Без команды не стрелять!
А сам бросился к часовым. Всадники были уже довольно близко.
- Вы двое оставайтесь в хлебах - мы возьмем их под перекрестный огонь! На дорогу не выходить! Я брошу туда ранцы - вспугнуть лошадей.
Я побежал назад и приволок на дорогу два-три ранца и одеяла - это выглядело жутковато. Потом залег с часовыми на пригорке. Топот все ближе - похоже, конников десять.
- Стой! Кто идет! - крикнул я.
- Гусарский патруль, - засмеялся кто-то.
- Осторожней! - крикнул я. - На дороге ранцы!
Они перешли на шаг, впереди ехал унтер-офицер.
- Французов не видно, господин унтер-офицер?
- Нет, впереди пустые деревни, даже мышей нет…
Мы взбодрились и болтали, перебивая друг друга. Я попросил Цише подежурить за меня и завернулся в одеяло и плащ-палатку.
Когда я проснулся, было уже светло.
За нами прислали нарочного:
- Постам вернуться на заставу.
Мы отошли. Расположились на жнивье с копнами хлеба. По дороге двигались войска. В походной кухне мы получили кофе и могли отдохнуть еще часика два. Я улегся в копну и выставил ноги на солнце.
Я проснулся. Жара меня разморила, одолела лень. Впереди непрерывно рокотали орудия.
Мы выступили. На дороге было много заторов. Артиллерия обогнала нас и остановилась. Мы топали в неподвижном, вонючем от пота облаке пыли. При малейшей задержке все ложились - так было тяжко. Гром орудий стал слышен отчетливей. Артиллерия снова проскакала вперед. Перед нами образовалось свободное пространство.
Мы пытались подтянуться. Но пространство все увеличивалось. Лейтенант ехал верхом впереди. В руке он держал ореховый прутик и постегивал коня. Но, перейдя на быстрый аллюр, конь тут же начинал спотыкаться, а потом опять тащился еле-еле. В конце концов лейтенант спешился и передал поводья денщику.
Мы взобрались на гору. Перед нами в зное простирались луга. Ни дерева, ни дома. Только далеко-далеко, в дымке, мнилось мне, висели облачка от шрапнелей. Хоть бы воды раздобыть, фляжки снова наполнить!
Кое-кто уже сидел или лежал у обочины дороги: руки и лица распухли, головы прикрыты грязными носовыми платками. Все больше становилось таких, кто не мог идти дальше.