ИМЕННАЯ КУРТКА
Однажды полк посетил командующий ВВС округа. Командир полка решил показать ему свои владения или просто покатать - не помню точно. Как бы то ни было, выбор командира пал на 22-й борт. Он подошел к вертолету, посмотрел на его закопченный бок и сказал лейтенанту Ф.:
- Повезем командующего. Борт помыть в течение часа. - И, уходя, добавил: - И не керосином, а порошком! Сейчас вам пришлют бойца в помощь.
Вскоре прибыл воин азербайджанской национальности. Лейтенант Ф. поставил ему задачу: налить в большой цинк керосина, бросить туда тряпку, поджечь, набрать в ведро снега, нагреть воды, принести порошка, щетку, губку и отдраить борт. Воин выслушал и сказал:
- Нэт.
- Нэт? - удивился борттехник. - Что еще за херня?..
- Мущына не может мыть, - с наглым достоинством сказал навсегда чумазый боец. - Это дэло женщына.
- А я, по-твоему, кто? - ласково спросил борттехник, придвигаясь.
- Нэ знаю, - пятясь, пробормотал сын Кавказа. - Вода кипятить буду, мыть нэ буду.
- Ты дыни любишь? - спросил борттехник.
- Лублу.
- А я нэ лублу, когда мне их вставляют! - заорал борттехник. Но он уже понял, что солдат сейчас непобедим. - Ладно, мужчина, иди, воду грей, потом поговорим.
Потом борттехник елозил по борту губкой и собственным телом, скользя унтами по обледеневшим пилонам, оттирая копоть выхлопа, потеки керосина и масла. Через час борт блестел как новорожденный. Боец млел у догорающего керосинового костра, борттехник мрачно курил, держа сигарету красными замерзшими пальцами. Вода, щедро заливавшаяся в рукава куртки, уже леденила остывающее тело. Куртка, еще недавно новая и синяя как небо, была покрыта пятнами сажи и разводами порошка, вода, пропитавшая ее, уже замерзла, и борттехник, покрытый грязной ледяной коростой, напоминал сгоревший среди зимы дом, над которым поглумились пожарные.
Подъехал "уазик". Лейтенант Ф. шагнул навстречу, поднимая руку к обледеневшей шапке, и доложил, глядя между командиром и командующим:
- Товарищ командир! Вертолет к полету готов. Борттехник лейтенант Ф.
- Молодец, сынок, постарался, - услышал он голос командующего. - Майор, сгоняй-ка, привези лейтенанту новую куртку и горячего чаю в термосе.
Полет прошел нормально. На прощание командующий тепло пожал ему руку и поблагодарил за хорошую службу - у лейтенанта даже мелькнула мысль о грядущем ордене.
На следующее утро лейтенант Ф. явился на построение в новой куртке и с хорошим настроением. Но когда, после обязательной болтовни, были отпущены прапорщики, лейтенант почуял неладное. И командир полка не обманул его ожиданий.
- Я вообще не понимаю, что у нас тут происходит, товарищи офицеры. Что это за боевое подразделение, которое может развалить в считаные месяцы один человек. Командир второй эскадрильи!
- Я! - сказал майор Чадаев.
- Что вы скажете о лейтенанте Ф.?
- Работает без замечаний, товарищ подполковник.
- Интересная формулировка. То он не отдает честь командиру полка - ну просто в упор не видит, то докладывает с трехэтажным матом, то я ловлю его с трехдневной щетиной… Кстати, я поручил командиру звена майору Л. каждое утро проверять лейтенантскую выбритость. Майор Л., доложите, если вам не обидно.
- Постоянно выбрит, товарищ подполковник.
- Второе. Из библиотеки мне поступил список должников. Всех пропускаю, но вот лейтенант Ф. не сдал в библиотеку - вслушайтесь, товарищи офицеры! - подшивку журнала "Театральная жизнь" (откуда это вообще в нашей библиотеке?) и "Современную буржуазную философию"! Теперь понятно, почему вчера случилось то, что произошло. Это я плавно перехожу к третьему. Подъезжаем мы с командующим к 22-му борту. Выходим. Вокруг бардак, ведра, лужи, какой-то пленный француз у костра греется, даже не встал. И в этих условиях подваливает к нам грязный в доску лейтенант Ф. - таких грязных вы никогда не видели! - и докладывает, что он, видите ли, к полету готов! К какому, на хер, полету в таком невменяемом виде, я вас спрашиваю? И после этого командующий вставляет мне дыню за то, что у меня офицеры сами борта моют! А кто, я, что ли, должен мыть? Вы сами знаете, как в крайний год этого… ускорения обострилось национальное самосознание наших казбеков. Если так пойдет и дальше, офицерам придется и в солдатских казармах мыть. Не заниматься же рукоприкладством и прочими неуставными взаимоотношениями, как поступил недавно старший лейтенант К.! Но это трудное положение - не повод позорить весь полк перед командующим. Вот и подумайте всем полком, как сделать из лейтенанта Ф. настоящего офицера - для этого он сюда и прислан. Удивительно, что с его буржуазно-театральной философией не было ни одной предпосылки (плюет через плечо)… Все, свободны! Командиру эскадрильи придумать наказание и доложить. А лейтенанту Ф., геройски помывшему борт, сдать свою именную куртку в музей ВВС - то бишь на склад.
СОН В ЗИМНЮЮ ночь
В наказание лейтенант Ф. был послан в наряд дежурным по стоянке части.
На разводе, к ужасу лейтенанта Ф., выяснилось, что в его наряде присутствует механик Разбердыев - в качестве дежурного по стоянке подразделения. Но делать было нечего, и лейтенант Ф. от греха подальше назначил Разбердыева дежурным по самой дальней второй стоянке, на которой стояли законсервированные борта второй эскадрильи, в полном составе убывшей в ДРА. Потом дежурный Ф. со своим помощником, лейтенантом Л., развели бойцов по стоянкам, поболтались по аэродрому, поужинали в солдатской столовой и отправились в казарму.
Нужно сказать, что домик для дежурных в зимних условиях был непригоден для полноценного времяпрепровождения - печка не работала, и в ее холодной, забитой газетами утробе всю ночь с отвратительным шуршанием копошились крысы, ожидая, пока жертва заснет. После нескольких кошмарных ночевок в морозном, кишащем грызунами домике дежурные стали перебираться на ночь в казарму.
Вот и теперь, поднявшись на второй этаж, они сбросили куртки и принялись играть в бильярд, поглядывая, как в телевизоре Горбачев в Рейкьявике сдавался Рейгану. Было уютно и хорошо. В окна смотрела зимняя ночь. Вскоре лейтенант Ф., разморенный теплом, прилег на койку и задремал.
Служба шла своим чередом даже в дреме. Вот пришли бойцы с первой стоянки, подошли к койке, доложили, что стоянка сдана караулу. Вот то же самое проделали дежурные с третьей стоянки, с четвертой. Вестей со второй стоянки не было. Лейтенант Л. потряс за плечо лейтенанта Ф., сказал:
- Что-то мне это не нравится. Нужно бы узнать.
- Тебе не нравится, ты и узнавай, - пробормотал лейтенант Ф. и повернулся на другой бок.
Лейтенант Л. спустился к дежурному по части, позвонил в караулку, поднялся, разбудил лейтенанта Ф.:
- Караул не принял вторую стоянку - там два борта не опечатаны.
- Ну не знаю, - сказал, зевая, лейтенант Ф. - Может, сходишь, опечатаешь, а я уж завтра побегаю…
Лейтенант Л. чертыхнулся и ушел в ночь, через снега, на самую дальнюю вторую стоянку, которая лежала за полосой гражданского аэродрома.
Лейтенант Ф. продолжал мирно спать в теплой, шумно храпящей казарме среди криков "Мама!", пуков и скрипов. Всегда спится особенно крепко и сладко, когда ты должен что-то сделать. А лейтенант Ф., как дежурный по стоянке части, должен был шагать сейчас, преодолевая ледяной ветер, закрывшись до глаз воротником меховой куртки и матеря механика Разбердыева, который до сих пор не сдал стоянку караулу. Но дежурный спал, как Штирлиц перед Берлином…
А в это время его помощник, пересекая полосу гражданского аэродрома, увидел, как над второй стоянкой трепещет в ночи красное зарево. Помощник рванул изо всех сил через метущую по черной полосе поземку, представляя догорающие останки вертолетов и злорадно думая, что он все же помощник и лицо не очень ответственное.
Когда он вбежал на стоянку и затем в домик, Разбердыев осоловело сидел возле малиновой печки и подбрасывал в нее дровишки. В это время, вспыхнувшая от раскаленной трубы крыша горела ярким пламенем, и красные блики играли на боках ближайших вертолетов…
После долгой борьбы с применением мата, пинков, огнетушителя, снега, куртки Разбердыева, его же шапки огонь был потушен. Когда явился караул, следы борьбы уже были заметены, крыша припорошена снегом, и только в домике сильно пахло мокрой гарью.
Наутро лейтенант Ф., выслушав эмоциональный рассказ лейтенанта Л., сказал, подняв палец:
- Теперь и ты знаешь механика Разбердыева.
- Сам ты Разбердыев! - Ответил лейтенант Л.
"И то верно", - самокритично подумал лейтенант Ф. и, глядя на обгоревшие ресницы лейтенанта Л., расхохотался.