МАЛЕНЬКИЙ
Вскоре представился случай опробовать "дежурное" помещение. Кто-то из жильцов ушел в наряд, койка его пустовала. Воспользовавшись этим, лейтенант С-ханов привел в квартиру не очень юную особу, с которой познакомился несколько дней назад на танцплощадке городского парка. Вечером он договорился с сожителями, что явится с пассией как можно позже, и к этому времени в квартире должно быть темно и тихо. "Можно храпеть, чтобы не испугать девушку", - сказал он непонятную фразу и удалился.
К назначенному времени все было готово. Лейтенант Ф. перебрался в большую комнату и занял временно свободную кровать. Потушили свет. Лейтенанты, лежа в койках, негромко переговаривались в темноте - все ждали испытания комнаты, чтобы, когда настанет очередь каждого, знать, как все это слышится со стороны, и учесть ошибки первопроходца. Его дело осложнялось тем, что комната до сих пор не имела двери - только жалкая занавеска отделяла пространство комнаты от остальной квартиры.
Вскоре в замочной скважине тихо заскребся ключ. Все замерли. Дверь, скрипнув, отворилась, возник шепот лейтенанта С-ханова:
- Проходи вдоль этой стенки, здесь все ботинками уставлено…
Двое пробрались в комнату, щелкнул выключатель, и занавеска озарилась потусторонним светом.
К разочарованию подслушивающих, кроме визга панцирной сетки, они ничего не услышали. К тому же все произошло неожиданно быстро, без прелюдий - лейтенант С-ханов уложился в норматив сборки автомата Калашникова. Его партнерша вообще ничем не выдала своего присутствия. Лейтенанты даже возмущенно всхрапнули, но тут же затихли, услышав наконец женский голос.
- Да, - вздохнула женщина башкирского лейтенанта, шурша одеждами. - Маленький ты, Фарид…
Лейтенанты напряглись, прислушиваясь.
- Чего это маленький? - недоуменно спросил лейтенант С-ханов. - Метр семьдесят я - тебя-то уж повыше буду! (Судя по стуку пяток, он соскочил с кровати.) Вот встань прямо, спиной прижмись к моей. Голову подними… Видишь? Ты на пять сантиметров меньше.
- Маленький, маленький…
- Да что ты заладила - "маленький", "маленький"! - разозлился лейтенант, срываясь с шепота в голос. - Видела ведь, что я не дядя Степа, блин! Чего теперь бубнить! Не нравится, вали отсюда, - разошелся обиженный любовник. - Иди, иди давай, может, великана встретишь! Маленького нашла, твою мать!
- Да я не это имела в виду… - уже в коридоре сказала женщина.
Кровати в двух комнатах тряслись, лейтенанты крякали, сдерживая рвущийся смех.
Когда захлопнулась входная дверь, темнота взорвалась хохотом. Лейтенант С-ханов включил в коридоре свет, вошел в большую комнату:
- Нет, слыхали, а? Дюймовощка нашлась! Гулливера ей подавай!
Увидев в проеме двери кривоногий силуэт в трусах и сапогах, комната захрюкала.
- Не это она имела, видите ли… - продолжал брюзжать обиженный. - А что она имела, корова?..
Вдруг он осекся. Понимая, но все еще не веря своей догадке, выдохнул:
- Ах ты…
- Да, Фарид, - сказал лейтенант Ф. - Именно это. Она имела то, что имела. Опозорил авиацию, тэчист мелкокалиберный, гнать тебя из нашей квартиры!
- Вот сволощ! - стукнул по косяку кулаком лейтенант С-ханов. - Да на ее зазор никаких допусков нет! Ржите, ржите, вы все там потонете, как те трактор с трактористом!..
- Ох-хо-хо-хо! - изнемогала квартира, и кровати стучали об стенки…
ГИБЕЛЬ ШЕДЕВРА
После этого случая лейтенант Ф. озаботился поиском двери. В конце концов он нашел какую-то беспризорницу, одиноко стоящую в одной из комнат штаба, выкрал ее и привез к дому на столовской машине. Дверь была примитивная - деревянная рама с нашитыми листами ДВП и с двумя петлями. Но и такая, она вполне годилась для роли замыкающего звена личного пространства лейтенанта Ф.
Он был доволен. Единственное, что смущало - картонно-голая поверхность лица его жилища. Поскольку лейтенант был не чужд изобразительному искусству, он решил не прибегать к оклеиванию двери календарями и плакатами, а облагородить ее своей рукой, ведомой собственной фантазией. Приобретя в магазине толстый черный жировой карандаш, он приступил. Тему долго выбирать не пришлось - помня о дежурном назначении комнаты, художник изобразил двух тонких, гибких, преувеличенно длинноногих жриц любви в их полный рост и в их обнаженном объеме, которые, обольстительно изогнувшись, стучались в эту самую дверь.
Увидев картину, лейтенанты пришли в восторг. Они даже пожалели, что таких соблазнительных в своем совершенстве не бывает не только в поселке Магдагачи, но и в природе вообще. "Это даже лучше, чем в Эрмитаже! - подвел итоги обсуждения лейтенант Л. - Только сиськи маловаты".
В это время, соскучившись по сыну, лейтенанта Ф. навестила его мама - благо, родительский дом лейтенанта находился всего в каких-то 600 километрах севернее Магдагачи. Когда мама вошла в квартиру, стеснительный сын, заметавшись, схватил одеяло и набросил его на дверь, прикрыв свое творение.
Никакая женщина не выдержала бы того бардака, который развели в жилище восемь лейтенантов. Не была исключением и мама лейтенанта Ф. Она моментально взялась за уборку. Когда настала очередь той самой комнаты, мама попыталась сдернуть с двери одеяло - оно, по ее представлению, было явно не на своем месте. Но подскочивший сын припал к одеялу грудью и сказал:
- Пусть пока повисит, подсохнет, я на него воду пролил.
Через некоторое время, когда лейтенант потерял бдительность и перестал охранять, мама все-таки сдернула покров и увидела голую правду.
- Господи, нашли что прятать, - сказала она насмешливо. - Были бы хоть настоящие…
Вскоре слухи о картине распространились. В квартире под тем или иным предлогом побывал весь личный состав полка, а женщины при таком оформлении почему-то намного активней клевали на приглашения. Но вскоре пришла беда. И пришла она из Афганистана - в лице заменившегося техника звена второй эскадрильи. Квартиру отдали ему с женой и двумя детьми. Лейтенантам было предложено убираться туда, откуда пришли - в общежитие. Они собрали нехитрый скарб в узлы из плащ-накидок и сменили место дислокации, ворча под нос ругательства в адрес командования и семейных офицеров. Лейтенанту Ф. было жаль только одного - своего шедевра. Он попросил нового квартиранта не смывать рисунок. "Дверь моя, - сказал лейтенант, - я скоро ее заберу". Квартирант, тихий немногословный капитан, согласился.
Через неделю лейтенант Ф. пригнал машину, поднялся в свою бывшую квартиру, постучал. Дверь открыла жена капитана - дородная злая тетка с подоткнутым подолом и с ножом в красной мокрой руке.
- Здравствуйте, я за своей дверью… - сказал лейтенант и замолчал, увидев за спиной хозяйки картину чудовищного вандализма.
Его дверь была черной от воды, по ней стекали потоки пены. Одна красавица уже была соскоблена ножом - оставались только прекрасные ноги до колен. У второй вместо лица и груди зияли шершавые пятна.
- Но, позвольте, - сказал лейтенант, хватаясь за сердце. - Это же моя дверь!
- Какая еще твоя, - сказала женщина, сдувая с лица мокрую прядь. - Ты ее уворовал, попробуй-ка теперь кому пожалуйся!
- Но я с мужем вашим договорился!
- Вот пусть он тебе и рисует! А у меня дети - что же, по-твоему, они должны на этих сикильдявок смотреть, на твоих прошмандовок любоваться? Муж ходит, косится - а на что смотреть - ни сиськи, ни письки, вешалки какие-то! Устроили тут бордель, а я теперь разгребай! Одних бутылок пять мешков сдала! И чем ты их нарисовал, даже порошком не смываются! Портишь казенное имущество!..
Но художник уже не слышал криков хозяйки. Он брел вниз по лестнице, и грусть была в сердце его.
НОВЫЕ ФИЛЬТРЫ
Однажды вертолет борттехника Ф. закатили в ТЭЧ на профилактические работы. К тому времени за бортом № 22 был закреплен механик Разбердыев (Оразбердыев - спустя двадцать лет уточняет лейтенант М., но лейтенанту Ф. уже поздно исправлять свое произношение). В ТЭЧ не хватало собственных специалистов, и механику, прибывшему вместе с бортом, доверили поменять на родной машине топливные фильтры. Разбердыев, которого этому учили, кивнул, взял новые фильтры и полез наверх. Когда его работу проверили, все было в порядке - все завернуто, законтрено, старые фильтры лежали в ведре с керосином. Механика похвалили и отпустили ловить мышей.
На следующее утро борттехник Ф. проспал и явился на аэродром, когда его вертолет уже выкатили из ТЭЧ. Входя на стоянку, борттехник увидел, что в кабине его машины сидит экипаж и явно готовится к запуску без него. Он ускорил шаг, потом побежал, надеясь успеть и тем смягчить упреки в нарушении воинской дисциплины. Послышался нарастающий вой запускаемого двигателя. Лопасти винта уже начали набирать обороты. Вдруг борттехник увидел, как из-под капотов двигателей повалил белый дым, а через секунду пыхнуло пламя. Продолжая бежать, он заорал, давая руками отмашку. Его жесты увидели. Вой стих, лопасти остановились, пламя исчезло, только дым еще сочился из-под капотов. Борттехник влетел в кабину с криком:
- У вас движки горят! Кто-нибудь перед запуском открывал капоты? Там, наверное, тэчисты ветошь забыли.
Летчики, переживая свою вину, молча полезли наверх. Открыли капоты. Двигатели были залиты керосином, который почему-то шел верхом через топливные фильтры. Борттехник попытался вынуть фильтры, но они не поддавались. Он поднапрягся и, сдирая кожу на пальцах, извлек из гнезд топливные фильтры - как и положено новым, они были запаяны в полиэтилен! Как механик забил их в гнезда в такой упаковке, навсегда осталось тайной.
Летчики в недоумении смотрели на фильтры.
- Привет от Разбердыева, - сказал борттехник. - И больше без меня не запускайтесь.