- Наверно, он не был уверен, что я буду себя вести хорошо на допросе. Я слышала, в ваших газетах печатают показания пленных, и они всегда плохо говорят о фашистах. Наверно, он боялся, что я тоже скажу что-нибудь плохое.
- Вы полагаете, что он не был в вас уверен? Несмотря на то, что вы пошли на войну? Скажите, между прочим: что, собственно, заставило вас записаться в добровольцы?
- В добровольцы? - Она удивилась так, что в искренности ее удивления нельзя было усомниться. - Что вы хотите сказать? Меня мобилизовали, как и всех остальных, кто сейчас в армии. Обучили... Наша школа, женская, радистов-стрелков, была в Дюссельдорфе, если вас это интересует...
- Весьма.
- Четырехмесячный курс. Когда мы кончили, нас распределили по эскадрильям.
- Женщин?
Она глянула еще недоуменней.
- Ну да. На бомбардировщиках сейчас больше женщин, чем мужчин: мужчин хватает только на истребители. И то там много мальчиков.
- Правильно, - подтвердил капитан. - Среди тех, что мы сбиваем, действительно часто попадаются мальчишки семнадцати лет. Но чтобы на бомбардировщики назначались преимущественно женщины...
- Не все ли равно, - устало сказала Менгден. - Мужчина, женщина. Стрелять из пулемета или сбросить бомбу - это же не требует ни силы, ни ума. Нажать, повернуть... Чистая техника.
Она замолчала и осторожно сняла прилипшую к колену соломинку. Вышедший из соседней комнаты Сопар-Оглы приостановился, рассматривая ее с любопытством.
- Отправь ее, - вполголоса сказал капитан, наклоняясь к уху майора. - Только время терять: не человек, автомат какой-то.
- Автомат и есть, - угрюмо ответил майор. - Фашистская система так их и готовит, солдат: кто не может стать убежденным палачом и живодером, - обратить в автомат...
Майор дал знак конвойному:
- Отведите пленного.
Менгден вышла неровной, вздрагивающей походкой. Командиры проводили ее глазами. Вслед за ней вышел Сопар-Оглы.
- Чорт-те что, - сквозь зубы сказал капитан. - До чего перекалечен человек... Даже - не жалко.
- А за что жалеть? - пожал плечом майор. - Сделали автоматом? Это же не оправдание. Точно живого человека можно обратить в автомат против воли. Тем более сделать автоматом-убийцей. Если человек попал в волчью стаю и с волками вместе начинает рвать зубами человечье мясо - хотя бы даже для того только, чтобы сохранить жизнь, он хуже волка, гнуснее. И судьба его должна быть волчья.
Он подумал, покусывая губу.
- Но к этому автомату ключ можно подобрать, пожалуй... Мне обязательно нужна авиабаза... Как вы полагаете: что, если бы эта самая Клара Менгден связалась со своим штабом по радио?
- Вы хотите уговорить ее, чтобы она... - изумленно спросил лейтенант. - Довериться ей?
Майор оборвал досадливо:
- Да нет же, конечно. Кому это может в голову притти! Товарищ капитан, дайте-ка мне, кто здесь из радистов в танковом подразделении, авиации или полку связи особенно хорошо знает немецкий. В танковом Колдунов, помнится, есть. Инженер, из Москвы: очень хорошо знает.
7
Шукур Сопар-Оглы работал над сборкой рации. Он пел фальцетом туркменскую песню, и помогавший ему в сборке красноармеец-радист с усмешкой качал головой. Забавно, в самом деле: богатырь, косая сажень в плечах, а голосок тоненький-тоненький.
- Ты чего так... выводишь?
Шукур ответил, усмехаясь тоже:
- Это девушки песня, понимаешь? Вот я и пою девичьим голосом: как будто девушка мне поет.
Дверь избы открылась. Вошел приземистый, крепкий человек в форме танкиста. Орден Красной Звезды на груди. Шукур поднял приветственно руку.
- Хейль, геноссе Колдунофф.
- В точку, - засмеялся вошедший. - Я к тебе как раз по этому самому "хейлю". В штаб затребовали для особо ответственного поручения радиста, первоклассно знающего немецкий. Послали меня, но я хоть знаю язык лучше Гитлера, конечно, - у него в ста сорока тысячах слов его книги сто сорок тысяч ошибок против самого духа языка, Фейхтвангер не поленился подсчитать, - а все-таки не уверен, не будешь ли ты посильнее меня. Я майору так и сказал. Приказано тебя доставить: посоревнуемся - кому достанется честь.
Шукур оскалил белые, крупные зубы.
- Спасибо. Правильный ты, Колдунов. Какое поручение? В тыл к немцам? О-гэ! Тогда я с тобой, хоть ты и замечательный товарищ, - до последнего резаться буду. Совесть у меня спокойна: в тылу у них я за чистого немца сойду.
- Сказанул, - совсем расхохотался Колдунов. - Ты что, не знаешь, кого фашисты за племенного немца признают: белокурую бестию, притом - длинноголовую. А ты, как жук, черный, и голова круглая, как арбуз. Нет, брат. Если по языку ты меня не одолеешь, место за мной.
Майор, щурясь и с видимым удовольствием оглядывая Колдунова и Шукура, выслушал доклад капитана.
- Вровень, вы говорите? А по выговору? А ну-ка... из Гейне что-нибудь, позвонче.
Шукур, покосившись с усмешкой на Колдунова, начал:
Ein neues Lied, ein besseres Lied,
O Freundo, will ich euch dichten:
Wir wollen hier auf Erden schon
Das Himmelreich errichten...
Колдунов перебил:
Wir wollen auf Erden glücklich sein,
Und wollen nicht mehr darben;
Verschlemmen soll nicht der faule Bauch,
Was fleissige Hände erwarben.
Майор знаком остановил Колдунова.
- Как это немцы терпят, что Геббельсы и Гитлеры им эдакий язык поганят. С выговором у вас тоже, надо сказать, вровень. Придется по голосу выбирать.
Капитан широко раскрыл глаза: этого он никак не ждал.
- По голосу?
Майор усмехнулся.
- Ну да. Поскольку радисту придется говорить за Клару Менгден.
Капитан просиял. Он понял.
- Вы хотите...
- Именно, - кивнул майор. - Это единственный субъект из экипажа, о котором мы имеем достаточно данных, на случай вопросов. План таков. Бомбардировщик, возвращаясь из рейса, совершил вынужденную посадку - ну, скажем, сдал правый мотор - в безлюдной местности, на лесной поляне. Пока пилот и штурман спешно исправляют мотор, Клара Менгден, радист, связывается со штабом, запрашивает, куда приземляться: данные разведки и фотоснимки должны, как нам известно, доставляться на главную базу. В такой обстановке, когда каждая минута на счету, задерживаться нельзя - разговор поэтому стремительный. Особую проверку развести не успеют. Возьмем на голос...
Капитан и радисты переглянулись, и Колдунов сказал несколько неуверенно:
- Ключом надежней, товарищ майор. Немецкий код у нас есть.
Майор отрицательно покачал головой.
- С шифровкой как бы не запутаться на таком темпе. А кроме того, в микрофон, голосом, - убедительнее. Не только слова - человека слышишь: великое дело - человеческий голос. А здесь главное, чтоб ни на секунду сомнение не явилось. Но голос, конечно, должен быть соответственный.
Колдунов крякнул и отвел глаза. Он проговорил, сдерживая голос, но все же густым басом:
- У меня, безусловно, не лирическое сопрано, но, я полагаю, приблизительно такой голос может быть и у девушки. Тем более, что она - фашистка. И притом еще - пулеметчица.
Текинец засмеялся.
- Нет, товарищ Колдунов: такую девушку никто замуж не возьмет. Даже ариец. С твоим голосом Ивана Сусанина петь, а не Гретхен. Придется тебе мне уступить.
Он начал обычным своим "мужским" тоном, но с каждым словом голос становился все тоньше и тоньше. Командиры усмехнулись.
- Как восьмиклассница, честное слово. А не сорветесь?
- Никак, товарищ майор. У нас в Туркмении - пение такое, - пояснил туркмен и показал на горло. - Когда поешь - голосом надо делать буль-буль. Я совсем за девушку могу петь.
И он запел негромко:
Черный зреет виноград.
Ночью ты придешь ли в сад?
Роза белая весны,
Сладок мне твой аромат.
В горле, действительно, "буль-буль". Майор кивнул.
- По конкурсу задание за вами. Вы что, как будто не совсем довольны?
Радисты переглянулись.
- Мы, собственно, думали, что надо будет немцам в тыл пробраться. Поэтому, так сказать, некоторое разочарование.
Майор поморщился.
- Говоря откровенно, я вас считал серьезнее, товарищи. Задание вы освоили, товарищ Сопар-Оглы? Связаться с немецким штабом и от имени экипажа бомбардировщика спросить место посадки: им было обещано сообщить на обратном рейсе. Волна 110.
- А позывные штаба и бомбардировщика? - спросил текинец.
- Это вам самому придется узнать, - хладнокровно ответил майор. - У пленной радистки. Я ей не ставил этого вопроса, чтобы не сорвать дела: машинка у этого автомата поставлена была на "не знаю". Капитан распорядится, чтобы вас пропустили к пленной. Кстати, и к голосу прислушаетесь. Но быстро, товарищ Шукур: наши должны поспеть на фашистскую базу к вечернему слету.