На кастинг пришли две кандидатки. Первая оказалась студенткой консерватории, была в кожанке и с пирсингом на лице. Звали ее Викой. Другая была бывшей проституткой из гостиницы "Харьков", сказала, что хорошо владеет итальянским, поскольку в свое время работала именно в итальянских борделях. Сказала также, что ее там хорошо знают, но что теперь она решила завязать со своим печальным прошлым и попробовать силы в шоу-бизнесе. Гавриила испугала фраза о том, что ее там все знают, поэтому он решил взять студентку консерватории, однако попросил бывшую проститутку остаться на вечер и пробухал с ней до утра, вспоминая общих знакомых. На следующий день в студию пришли снимать очередной выпуск детской утренней программы. Ведущая программы, Марта, была в желтого цвета парике, танцевала на фоне кислотных слонов и детским голосом пересказывала невидимой аудитории правила личной гигиены.
- Марта, - подошел к ней Гавриил после записи, - вот ты серьезная актриса, у тебя данные, у тебя, наконец, голос. Не хочешь попробовать себя в серьезном проекте?
- А что за проект? - поинтересовалась Марта, поправляя желтый парик.
- Снимаем кино, - сказал ей Гавриил. - Совместно с итальянцами.
- А тематика какая? - спросила Марта.
- Тематика национальная, - объяснил ей Гавриил, - социалка, любовь, дорожная романтика, Пазолини, понимаешь? У нас нет актрисы на главную роль. И парик твой, - добавил он, - можно будет использовать.
В первый съемочный день решили снять сцену в кабинете профсоюзного лидера. В третью студию набилось несколько десятков любопытных, пришел директор телекомпании, целой делегацией приехали пожарные, пришли какие-то фанатки "тети Марты", принесли ей цветы и конфеты, но их Гавриил в студию не пустил, сказал, что это не для детей. Разве что, предложил, в качестве массовки. Валюня принес написанные им накануне диалоги и два комплекта кожаного белья, взятого им напрокат у директора парка культуры. Остальную одежду Гавриил подобрал среди реквизита детской утренней программы. Вика и Марта надели кожаное белье, Марта надела желтый парик, пожарные достали из дипломатов выпивку и закуску. Решили снимать. В последний момент Гавриил поменял роли - Вика должна была играть главную героиню, а Марта - профсоюзного лидера. В своем желтом парике она напоминала лидера профсоюза артистов цирка. "Вика, - давал указания Гавриил, - ты заходишь в кабинет. Тебя разрывают внутренние противоречия, понимаешь? Ты задумчиво гладишь все свое тело. Я сказал - все! Так, теперь ты, - обратился он к Марте. - Ты профсоюзный лидер, ты видишь, что ее разрывают внутренние противоречия. Ляг на стол! Да не на живот! Ляг нормально, ты профсоюзный лидер", - Гавриил увлекся, и съемки шли довольно живо до тех пор, пока пожарные не выпили свою водку и не полезли на съемочную площадку. "Хватит на сегодня", - сказал Валюня, и все неохотно потянулись к выходу.
- Тебе куда? - спросила Вика свою напарницу.
- Не знаю, - ответила Марта, - метро уже закрыто, наверное, тут останусь, на декорациях переночую.
- Пошли ко мне, - сказала Вика и потащила ее на улицу.
- Этот фильм, - говорила Марта, - такой странный, я в нем не все понимаю.
Они сидели на полу в комнате Вики и пили портвейн, купленный в ночном магазине.
- Скажем, моя героиня говорит: "Обожги меня огнем своей страсти!" Я не совсем понимаю, что здесь имеется в виду.
- Все просто, - отвечала ей Вика, - они же швеи, это профессиональные разговоры.
Через какое-то время Валюня взял весь отснятый материал, сказал ждать и не волноваться и полетел в Милан на встречу с координаторами программы.
Съемочный график был безнадежно нарушен, новости от Валюни не приходили, и съемочную группу охватили тревога и недобрые предчувствия. Марта вернулась к своей детской утренней программе, Вика приходила к ней на записи, сидела в студии и игралась мягкими игрушками, отрывая им уши и хоботы. Гавриил томился без работы, пару раз брался за халтуру, побывал на собрании анонимных алкоголиков. И хотя особого отношения к истории это не имеет, но случилось это приблизительно так.
Однажды утром он встретил в госпромовской столовой Боткина. Боткин, так же как и Гавриил, принадлежал к постоянным клиентам столовой, ему здесь тоже наливали в кредит. И, увидев Гавриила, он заулыбался ему, как лишь постоянный клиент может заулыбаться другому не менее постоянному клиенту. Они сели за столик, и после этого между ними завязалась непринужденная беседа - о курсах валют, об обвалах на биржах, об энергоносителях и коррупции в органах власти, одним словом, о чем могут говорить два интеллектуала, которые еще не выпили свою утреннюю водку. В частности, Боткин говорил о своем здоровье, сказал, что в последнее время серьезно за него взялся, и призвал Гавриила сделать то же самое.
Тут нужно сказать, что Гавриил годился ему в сыновья. Боткин, по паспорту Товстуха Евгений Петрович, был старым битником и диссидентом, так сказать колючим обломком шестидесятничества, но имел широкую натуру и легко переходил со всеми на "ты". Всю свою сознательную жизнь он работал участковым врачом, поэтому был прозван Боткиным и пользовался авторитетом в разных странных компаниях. Квартира его, в которой он, как истинный диссидент и обломок шестидесятничества, убирал редко, была завалена макулатурой и мусором. В книжном шкафу на почетном месте стояло фото Евтушенко. На обратной стороне фото была надпись: "Дорогой Жене от поэта Евтушенко с душевным приветом". Боткин утверждал, что фото подписано именно ему. "Да! - кричал он оппонентам, которые ему не верили. - Мне! Вот тут и написано: "Дорогой Жене"! "От поэта Евтушенко"! То есть мне, Евгению Петровичу Товстухе!" Боткин утверждал, что маэстро непосредственно подписал фото ему после одного выступления в мятежные шестидесятые, но был на тот момент в таком свинском состоянии, что отреагировал лишь на знакомое ему сызмальства имя.
Выйдя на пенсию и оставив по себе необычайно пеструю и многообразную клиентуру, Боткин вдруг взялся за собственное здоровье. Причем взялся он за него нетрадиционными методами. "Я знаю, что такое советская медицина, - кричал он оппонентам, - поверьте мне, я проработал в системе около сорока лет. К врачу я пойду, только если меня укусит ядовитая змея". Вместо этого Боткин увлекся йогой, диагностикой кармы и тантрическим сексом. К тантрическому сексу он, впрочем, быстро охладел. Меня, говорил, и обычный-то секс не интересует, что и говорить о тантрическом. Наконец кто-то посоветовал ему записаться на курсы анонимных алкоголиков. Он подумал и записался. "Что вы мне говорите, - кричал он оппонентам, - я сам врач, я знаю целительную силу самоанализа". Пить он при этом, ясное дело, не бросил, говорил, что все эти курсы ему нужны лишь для аутотренинга, а прежде всего - для лучшей диагностики кармы. Теперь он все это рассказал Гавриилу и даже предложил пойти вместе на очередное заседание анонимных алкоголиков.
- Ты пойми, - кричал он Гавриилу, - ты даже не представляешь, что у тебя между чакрами делается! Ты бы пришел, послушал умных людей.
- А что за публика на эти курсы ходит? - поинтересовался Гавриил.
- Нас много, - объяснил ему Боткин, - публика интеллигентная, там еще бар есть.
Курсы проходили в актовом зале Дворца пионеров. Стол был накрыт красной скатертью, окна наглухо задраены тяжелыми шторами. Анонимные алкоголики приходили по одному и молча занимали места подальше от сцены. Поддатый Гавриил попробовал сразу же включить камеру, но к нему подошел дежурный ответственный, назвался Юлием Юрьевичем и попросил камеру выключить. "Вы что, - сказал он, - нельзя! Этим вы нарушаете анонимность наших алкоголиков". Гавриил слегка растерялся, но Боткин потащил его в первый ряд. "Тут удобнее, - сказал он, - и нас все будут видеть". Гавриил еще удивился, в чем здесь, мол, преимущества, но алкоголики понемногу собрались, и можно было начинать. Последним привели недовольного вида молодого анонимного алкоголика. Его сопровождали два сержанта, и глядел он на всех недобрым взглядом.
- Ну что ж, - сказал Юлий Юрьевич, - давайте встанем и возьмемся за руки в знак солидарности.
Все встали. Гавриил взял за руку Боткина, сержанты взяли за руки задержанного анонимного алкоголика. Тот попробовал оказать сопротивление, но сержанты свое дело знали.
- Вот и славно, - сказал Юлий Юрьевич, - прошу всех присаживаться. Кто начнет?
Руку поднял один из сержантов.
- Юлий Юрьевич, - сказал один из сержантов, - можно мы? У нас режим.
- Ну что ж, - сказал ему Юлий Юрьевич, - назовитесь, кто вы?
Задержанный молчал.
Один из сержантов не выдержал и толкнул его. Задержанный перевел на сержанта тяжелый взгляд, повернулся к Юлию Юрьевичу и начал:
- Я Алик Заика.
- Привет, Алик Заика, - дружно прокатилось по залу.
Алик снова замолчал, один из сержантов еще раз его толкнул.
- Я - анонимный алкоголик, - снова подал голос Алик.
- Хорошо, Алик Заика, - прокатилась по залу еще одна волна общей приязни.
- Расскажи нам свою историю, Алик, - обратился к нему Юлий Юрьевич.
Алик подумал и сказал такое: