ПАСПОРТ
ВЕРСАЛЬ
Так как паспорт предлагал всем наместникам, губернаторам и комендантам городов, генералам армий, судьям и судебным чиновникам разрешать свободный проезд вместе с багажом господину Йорику, королевскому шуту, - то, признаюсь, торжество мое по случаю получения паспорта было немало омрачено ролью, которая мне в нем приписывалась. - Но на свете ничего нет незамутненного; некоторые солиднейшие наши богословы решаются даже утверждать, что само наслаждение сопровождается вздохом - и что величайшее из им известных кончается обыкновенно содроганием почти болезненным.
Помнится, ученый и важный Беворискиус в своем комментарии к поколениям от Адама очень натурально обрывает на половине одно свое примечание, чтобы поведать миру о паре воробьев, расположившихся на наружном выступе окна, которые все время мешали ему писать и наконец совершенно оторвали его от генеалогии.
- Странно! - пишет Беворискиус. - Однако факты достоверны, потому что из любопытства я отмечал их один за другим штрихами пера - за короткое время, в течение которого я успел бы закончить вторую половину этого примечания, воробей-самец ровно двадцать три с половиной раза прерывал меня повторением своих ласк.
Как милостиво все-таки небо, - добавляет Беворискиус, - к своим созданиям!
Злосчастный Йорик! Степеннейший из твоих собратьев способен был написать для широкой публики слова, которые заливают твое лицо румянцем, когда ты только переписываешь их наедине в своем кабинете.
Но это не относится к моим путешествиям. - И потому я дважды - дважды прошу извинить меня за это отступление.
ХАРАКТЕР
ВЕРСАЛЬ
- Как вы находите французов? - спросил граф де Б***, вручив мне паспорт.
Читатель легко догадается, что после столь убедительного доказательства учтивости мне не составило труда ответить комплиментом на этот вопрос.
- Mais passe, pour cela . - Скажите откровенно, - настаивал он, - нашли вы у французов всю ту вежливость, которую весь мир так предупредительно нам приписывает? - Я нашел всевозможные ее подтверждения, - отвечал я. - Vraiment, - сказал граф, - les Francais sont polis . - Даже слишком, - отвечал я.
Граф обратил внимание на слово слишком и стал утверждать, что я не высказываю всего, что думаю. Долго я всячески оправдывался - он настаивал, что у меня есть какая-то задняя мысль, и требовал высказаться откровенно.
- Я думаю, господин граф, - сказал я, - что человек, подобно музыкальному инструменту, имеет известный диапазон и что его общественные и иные занятия нуждаются поочередно в каждой тональности, так что, если вы возьмете слишком высокую или слишком низкую ноту, в верхнем или в нижнем регистре непременно обнаружится пробел, и гармония будет нарушена. - Граф де Б*** ничего не понимал в музыке и потому попросил меня объяснить мою мысль как-нибудь иначе. - Перед образованной нацией, мой милый граф, - сказал я, - каждый чувствует себя должником; кроме того, учтивость сама по себе, подобно прекрасному полу, заключает столько прелести, что язык не повернется сказать, будто она может причинить зло. А все-таки я думаю, что существует известный предел совершенства, достижимый для человека, взятого в целом, - переступая этот предел, он, скорее, разменивает свои достоинства, чем приобретает их. Не смею судить, насколько это приложимо к французам в той области, о которой мы говорим, - но если бы нам, англичанам, удалось когда-нибудь при помощи постепенной шлифовки приобрести тот лоск, которым отличаются французы, то хотя бы даже мы не утратили при этом politesse du coeur , располагающей людей больше к человеколюбивым, чем к вежливым поступкам, - мы непременно потеряли бы присущее нам разнообразие и самобытность характеров, которые отличают нас не только друг от друга, но и от всех прочих народов.
У меня в кармане было несколько шилллингов времен короля Вильгельма, гладких, как стекляшки; предвидя, что они мне пригодятся для иллюстрации моей гипотезы, я взял их в руку, когда дошел до этого места -
- Взгляните, господин граф, - сказал я, вставая и раскладывая их перед ним на столе, - семьдесят лет ударялись они друг о друга и подвергались взаимному трению в карманах разных людей, отчего сделались настолько похожими между собой, что вы с трудом можете отличить один шиллинг от другого.
Подобно старинным медалям, которые хранились бережнее и проходили через небольшое число рук, англичане сохраняют первоначальные резкие черты, приданные им тонкой рукой природы - они не так приятны на ощупь - но зато надпись так явственна, что вы с первого же взгляда узнаете, чье изображение и чье имя они носят. - Однако французы, господин граф, - прибавил я (желая смягчить свои слова), - обладают таким множеством достоинств, что могут отлично обойтись без этого, - они самый верный, самый храбрый, самый великодушный, самый остроумный и самый добродушный народ под небесами. Если у них есть недостаток, так только тот, что они - слишком серьезны.
- Mon Dieu! - воскликнул граф, вскакивая со стула.
- Mais vous plaisantez , - сказал он, исправляя свое восклицание. - Я положил руку на грудь и с самым искренним и серьезным видом заверил его, что таково мое твердое убеждение.
Граф выразил крайнее сожаление, что не может остаться и выслушать мои доводы, так как должен сию минуту ехать обедать к герцогу де Ш***.
- Но если вам не очень далеко приехать в Версаль откушать со мной тарелку супу, то прошу вас перед отъездом из Франции доставить мне удовольствие послушать, как вы будете брать назад ваше мнение - или как вы его будете защищать. - Но если вы собираетесь его защищать, господин англичанин, - сказал он, - вам придется пустить в ход все свои силы, потому что весь мир против вас. - Я обещал графу принять его приглашение пообедать с ним до отъезда в Италию - и откланялся.
ИСКУШЕНИЕ
ПАРИЖ
Когда я сошел с кареты у подъезда гостиницы, швейцар доложил, что сию минуту меня спрашивала молодая женщина с картонкой. Не знаю, - сказал швейцар, - ушла она уже или нет. - Я взял у него ключ от своей комнаты и поднялся наверх; не доходя десяти ступенек до площадки перед моей дверью, я встретился с посетительницей, которая неторопливо спускалась по лестнице.
То была хорошенькая fille de chambre, с которой я прошелся по набережной Конти: мадам де Р*** послала ее с какимито поручениями к marchande des modes в двух-трех шагах от гостиницы Модена; так как я не явился к ней с визитом, то она велела девушке узнать, не уехал ли я из Парижа, и если уехал, то не оставил ли адресованного ей письма.
Хорошенькая fille de chambre находилась совсем близко от моей двери, а потому вернулась назад и зашла со мной в мою комнату подождать две-три минуты, пока я напишу несколько слов.
Был прекрасный тихий вечер в самом конце мая - малиновые занавески на окне (того же самого цвета, что и полог у кровати) были плотно задернуты - солнце садилось и бросало сквозь них отблеск такого теплого тона на лицо хорошенькой fille de chambre - мне показалось, будто она краснеет - мысль об этом бросила меня самого в краску - мы были совершенно одни, и это обстоятельство навело на мои щеки второй румянец прежде, чем с них успел сойти первый.
Бывает такой приятный полу преступный румянец, в котором повинна больше кровь, чем помыслы, - она бурно приливает из сердца, а добродетель спешит за ней вдогонку - не с тем, чтобы ее отогнать, а чтобы придать ощущению большую сладость для нервов - она с ней сочетается. -
Но я не буду на этом останавливаться. - Сначала я почувствовал в себе нечто не вполне созвучное с уроком добродетели, который я ей преподал накануне, - пять минут искал я листка бумаги - я знал, что у меня нет ни одного. - Я взял перо - и снова положил его - рука моя дрожала - бес сидел во мне.
Я знаю не хуже других, что, если этому противнику дать отпор, он от нас убежит - однако я редко даю ему отпор из страха, что, одолев его, я все-таки могу в схватке пострадать - поэтому ради безопасности я отказываюсь от торжества над ним, и вместо того чтобы думать об обращении его в бегство, обыкновенно убегаю сам.
Хорошенькая fille de chambre подошла к самому столу, на котором я искал бумагу, - сначала подняла брошенное мной перо, а потом предложила подержать мне чернильницу: она это сделала так мило, что я уже собирался принять перо - но не посмел. - Мне не на чем писать, душенька, - сказал я. - Напишите, - сказала она простодушно, - на чем-нибудь -
Я чуть было не воскликнул: так я напишу, красотка, на твоих губах! -
Если я это сделаю, - сказал я, - я погиб. - Вот почему я взял ее за руку и повел к дверям, попросив не забывать преподанного ей урока. - Она сказала, что, конечно, не забудет - и, произнеся эти слова с некоторым возбуждением, обернулась и протянула мне обе свои руки, сложенные вместе, - в таком положении невозможно было не пожать их - я хотел их выпустить: все время, пока я их держал, я мысленно упрекал себя за это - и все-таки продолжал держать. - Через две минуты я обнаружил, что должен повторить всю борьбу сначала - при этой мысли я почувствовал дрожь в ногах и во всем теле.