Романист-путешественник // Природа и люди. – 1910. – № 52 // http://nasha-starina.ru/?p=312
Сартр Ж. П. Слова / Пер. Ю. Яхниной // Сартр Ж. П. Стена. Избранные произведения. – М.: Издательство политической литературы, 1992. – С. 367–479.
Трепетова Е. Смерть Луи Буссенара: шумиха спустя столетие // http://www.bussenar.info/statya_1.htm
Трескунов М. Послесловие // Буссенар Л., Эмар Г. Капитан Сорви-голова. Гамбусино. – М.: Правда, 1989. – С. 454–461.
Трусова В. А. Новое путешествие месье Буссенара // Буссенар Л. Приключения в стране львов / Сост. В. А. Трусова. – СПб.: Лениздат, 1992. – С. 3–8.
Учитель в моей жизни // Народное образование. – 1967. – № 10. – С. 4 – 11.
Фочкин О. Луи Сорви-голова // http://www.chitaem-vmeste.ru/pages/material.php?article = 49 amp; journal =58
Халымбаджа И. Луи Буссенар // Буссенар Л. Ледяной ад: Романы / Пер. с фр. – Пермь: Пермская книга, 1992. – С. 402–413.
Чуковский К. И. Дневник. 1901–1929. – М.: Советский писатель, 1991. – 544 с.
Под Южным Крестом
Глава I
Азиатский пролог приключений в Океании. – Парижанин Фрике и его матрос Пьер ле Галль. – Мысли вслух проигравшегося Превосходительства. – Монте-Карло Дальнего Востока. – Большой парад маго. – То, что называют "Макао". – Облапошенные игроки всех цветов кожи. – Шестидесятилетний банкомет и его благообразный облик, который нисколько не нарушают слишком длинные ногти, помогающие шулеру подрезать колоду. – Ссора в игорном доме. – Торговцы людьми и продажа желтолицых. – То, что подразумевается под словом "Барракон". – Странное судно "Лао-Цзы". – Разношерстный экипаж и офицеры без предубеждений. – Неверная дорога. – Двое французов в яме для львов.
– Итак, происходит именно то, что и ожидалось. Вы отказываетесь платить?
– Нет, сеньор, я не отказываюсь. Примите мои извинения. Просто в данный момент… я не при деньгах.
– Вы удивитесь, но я могу сказать абсолютно то же самое.
– Вы знаете, сеньор, здесь, как и в вашей славной стране, карточный долг считается долгом чести, священным долгом.
– Хм-м… священным… как и во всем мире, понятие "священный", прежде всего, зависит от того, в каком обществе ты вращаешься… а ваше общество показалось мне весьма пестрым.
– Я даю вам слово дона Бартоломео де Монте. Никто в Макао не усомнится в честном слове дона Бартоломео де Монте…
– Пф-ф!.. Слово торговца людьми…
– Ваше Превосходительство хочет сказать – слово представителя эмиграционной службы, уполномоченного Его Величеством.
– Мое Превосходительство хочет сказать именно то, что считает нужным, даже рискуя не согласиться с вами. И если мои речи вам не по нраву, то это лишь еще больше разозлит меня. Я начинаю терять терпение, вот уже битые две недели я прозябаю в вашем аду, переполненном мошенниками…
– Но, сеньор…
– Помолчите, пожалуйста. Я уже сыт по горло вашими медовыми речами и вашей лицемерной вежливостью, вашей экзотической тарабарщиной и вашими замшелыми "превосходительствами". Вы заурядный мошенник! Я только что прекрасно видел, как вы хватаете полными пригоршнями квадруплы и дублоны и передаете их своему сообщнику, который тут же устремляется к двери.
– …Мошенник? Ваше Превосходительство сказал "мошенник"?…
– Да, мошенник. Ставки и выигрыш не слишком-то интересуют меня. Я не игрок. Но я не желаю, чтобы какой-то отвратительный шоколадный паяц, типа вас, насмехался надо мной.
– Ваша молодость и ваша неопытность заставляют меня простить вам брошенное в сердцах обвинение в мошенничестве… Но ваши последние слова относительно моей внешности требуют отмщения. Завтра, сеньор, я убью вас, убью во время честной дуэли. Завтра на рассвете вы ощутите на себе всю тяжесть гнева дона Бартоломео де Монте. И пусть кровь вашего Превосходительства падет на вашу собственную голову…
Из горла первого собеседника вырвался громкий и раскатистый смех, который прервал этот странный диалог, ведущийся, с одной стороны, на отличном французском языке, на каком говорят истинные парижане, а с другой – на удивительной смеси, хотя достаточно вразумительной – португальского, испанского и французского языков.
Когда смех утих, парижанин продолжил беседу, с трудом сдерживая рвущееся наружу веселье.
– Честное слово, он так и просится в коробку для шоколада… Следует также заметить, что если я и приму всерьез его приглашение на дуэль, то явлюсь на встречу не иначе как с пятифутовой бамбуковой палкой, чтобы обратить его в бегство, его и его приспешников.
– Так и будет, – тихо пробормотал кто-то на английском, – если только он вас не зарежет сегодня вечером.
Молодой человек – а теперь мы знаем, что перед нами именно молодой человек, – слегка вздрогнул и бросил внимательный взгляд на своего застывшего противника.
– Если бы я точно это знал… я бы прямо сейчас переломал ему лапы… Но, ба! Он не осмелится, – закончил фразу юноша с истинно французской беззаботностью.
– Не забывайте, – вновь зазвучала английская речь, – мы в Макао, среди людей без чести и совести, среди торговцев человеческим мясом, для которых людская жизнь ненамного дороже жизни домашней утки.
– Месье, – в голосе молодого человека прозвучала почтительность, – позвольте мне поблагодарить вас. Что бы ни случилось, рассчитывайте на мою признательность. Я приму ваши слова к сведению.
Затем, обернувшись к своему неплатежеспособному должнику, француз вновь вернулся к насмешливому тону.
– Договорились. Мое Превосходительство окажет честь, перерезав горло, честь, конечно, не горлу, а вам… Кажется, я запутался. Но все же следует попытаться изъясниться, как этот идальго в сафьяне.
Во время сего монолога "идальго" держался за огромный колишемард, один из тех славных "осколков" героических времен, которые и по сей день можно встретить в наших музеях. Бартоломео де Монте церемонно поклонился и вознамерился вернуться за ломберный стол.
– Кстати, – крайне непочтительно обратился к сопернику молодой француз, – именно этим орудием вы намереваетесь обрезать нить моей жизни? Какой же он внушительный, ваш меч…
– Это благороднейшая шпага великого Камоэнса…
– Как? Еще одна… Мне уже пытались продать полдюжины шпаг, принадлежавших Камоэнсу… Хотя в нашей стране почти у каждого есть трость господина де Вольтера.
– Ну что же, сеньор. Вам осталось найти шпиговальную иглу, которая будет вам по росту.
Несколько мгновений юный француз задумчиво наблюдал за тем, как удаляется его собеседник, прихрамывая и волоча за собой чудовищный клинок, издающий необычайный грохот.
Это был совсем молодой парень, которого можно было бы принять за ребенка, если бы не дерзкое выражение серо-стальных глаз, полыхающих на бледном подвижном лице, вечно кривящемся то в проказливой, то в насмешливой улыбке. Вряд ли парижанину было больше двадцати лет.
Роста он был действительно невысокого, около ста шестидесяти сантиметров, и потому старался не потерять ни единого дюйма, выпячивая грудь колесом и вытягиваясь, словно молодой петушок, на тонких ногах, тонувших в широченных матросских штанах. Его наряд дополняли чистая фланелевая куртка ярко-голубого цвета и американская лакированная кожаная фуражка, из-под которой так и норовили выбиться непослушные светлые пряди. Трудно было понять, к какому социальному сословию принадлежит юноша, да никто среди пестрой толпы и не пытался этого сделать. Что касается самого француза, то он выглядел абсолютно удовлетворенным: молодой человек лихо подкрутил едва намечающиеся усы и расстегнул воротник шерстяной рубашки, обнажив шею поджарого атлета, бугрящуюся нешуточными мышцами.
Этот малыш, который, казалось, весил не более ста фунтов, в действительности был не слабым парнем.
Он все еще улыбался, вспоминая свою перепалку с доном Бартоломео де Монте, когда на его плечо обрушилась тяжелая рука – подобной "деликатности" позавидовал бы даже слон.
– О чем думаешь, матрос? – раздал низкий веселый голос.
– Надо же, это ты, старина Пьер!
– Собственной персоной, сынок.
– Но с помощью какого дьявола ты смог разыскать меня здесь?
– Все проще простого. Когда я увидел, как ты взял курс на этот проклятый Богом камбуз, я сказал себе: "Фрике никогда не сталкивался с этими обезьянами в шелковых оборках, под которыми они прячут животы тюленей. Он плохо знает этих дрянных португальских мулатов, которые ладят между собой, как пираты на ярмарке". И тогда, опасаясь за твою обшивку, я на всех парусах помчался в город. Проплутав несколько вахт по таким же узким, но более крутым, чем палубный трап, улочкам, я в конце концов кинул якорь в этой пестрой лачуге, в которой бы даже козел задохнулся и которая больше всего напоминает трюм корабля работорговцев.
– Мой славный Пьер! – растроганно воскликнул Фрике. – Тебя не исправить. Где бы ты ни был, ты всегда заботишься обо мне, и твоя преданная дружба…