- Слава! Слава! Слава! - поддержали славословие Ратибор и Добрынька.
Князь Судислав уже скрылся в густых сумерках, а Владимир все еще глядел ему вслед. Потом вздохнул почему-то невесело и сказал:
- Пошли оружие добывать.
- Грабить, что ли? - растерянно спросил Добрынька. - Так оружного не ограбишь…
- Мы грабить не будем, - усмехнулся Мономах. - Мы попросим, может, дадут.
Они подошли к противоположному от парадного входу в Большой великокняжеский дворец. Княжич подозвал какого-то гридня.
- Мне принесешь меч, а моим друзьям - полное дружинное снаряжение.
- Я с ним пойду, - пророкотал Ратибор. - Я к мечу не приучен, мне дубина нужна. Да и никакая кольчуга на меня не налезет.
- Это уж верно, - усмехнулся Добрынька. - Я тоже кольчугу примерить хочу.
Они ушли. Гридин проводил их и вернулся, неся меч Владимиру Мономаху.
- Примерь по деснице, княже, - сказал он, протянув оружие.
Владимир прикинул по руке меч.
- Подходит.
А сам подумал, что желание матушки он сегодня исполнил. И на душе стало тепло.
6
Из дворца вышли Ратибор и Добрынька. Добрынька был в кольчуге, на поясе его висел меч, а из-за спины выглядывал легкий дротик. Богатырь нес на плече корявую дубину.
- Мы при оружии, - сказал Добрынька. - Дозволь роту тебе принести, великий боярин.
И, поклонившись Владимиру, положил перед ним на землю меч, дротик и засапожный нож. То же проделал и Ратибор со своей дубиной.
- Прими нашу роту, великий боярин…
- Неверно, - сказал Мономах. - Опуститесь на левое колено и поднимите правую руку.
Указание было тотчас исполнено, и Добрынька опять затянул:
- Прими, великий боярин, нашу…
- И снова неверно, - перебил Владимир. - Повторяйте за мной: прими, князь Владимир Мономах, нашу роту на верность.
Ахнул Добрынька:
- Князь?!
И тут же спохватился. Забормотал:
- Прими, великий князь…
- Нашу роту на верность, - закончил Ратибор густым басом.
- Вот так будет правильно. Я принял вашу роту. Отныне Добрынька отвечает за мою левую руку, а Ратибор прикрывает меня со спины.
- Со спины? - уточнил Ратибор.
- Со спины. Запомнили?
- На всю жизнь, великий князь!..
- Зачисляю в личную дружину. Пошли теперь с парадного крыльца. Там вас в дружинников переоденут, а потом я вас отцу представлю. Великому Киевскому князю Всеволоду.
- Веди, князь!.. - Дружно гаркнули.
Мономах провел обретенных дружинников в великокняжеский дворец главным входом. Гридни низко кланялись, стражники враз вытягивались в струнку, прижимая левую руку к своим мечам. Никто не задавал вопросов.
Все трое во главе с Владимиром прошли в приемный зал.
- Здесь положить оружие.
- Зачем? - недовольно и вроде бы даже недоверчиво спросил Добрынька.
- Вход к великому Киевскому князю с оружием запрещен всем, кроме меня. - Владимир поправил кольчугу, меч, снял шлем, положив его на изгиб локтя. - Ждать, пока не позову.
Два рослых воина, стоявших у двери, ведущей в палату великого князя, молча расступились перед Мономахом. И распахнули перед ним двери.
Владимир вошел в покои.
- Здрав буди, батюшка мой…
И стражники тотчас же двери закрыли.
- Зачем пожаловал? - сурово спросил великий Киевский князь. Очень не любил, когда сын тревожил его без достаточных на то оснований.
- Своих новых дружинников решил тебе показать, батюшка.
- Зачем? Они же - твои.
- Один из них барса руками порвал.
- Не верю…
- Дозволишь позвать его?
- Любопытно мне на лгуна посмотреть.
- Хорошо, - усмехнулся Мономах.
Прошел к дверям, распахнул:
- Ратибор, великий князь зовет!
Ратибор вошел, низко, коснувшись пальцами пола, поклонился.
- Здрав буди, великий князь!
- Ого!.. Сын мой говорит, будто ты барса руками порвал?
- Порвал, великий князь.
- Ну так докажи.
- Так барса нет.
- Ишь ты. А чем тогда докажешь?
- А дозволишь?
- Дозволяю.
Ратибор подошел к великому князю, нагнулся, взялся за ножку кресла и на вытянутой руке поднял его вместе с князем над головой.
- Хватит! Хватит!.. - кричал великий князь. - Поставь на место!..
Владимир хохотал.
- Поставь…
Ратибор осторожно опустил кресло вместе с великим князем на место.
- Ну как, батюшка, доказал?
- Доказал… - отдуваясь, покивал головой великий князь. - А второй? Такой же?
- Нет, батюшка. Но из лука в сосновую шишку попадает. Добрыня!
Добрынька с робостью заглянул в покои, поклонился до земли.
Великий князь с неудовольствием покачал головой, вздохнул:
- Ну, спасибо, сын. Уважил…
- Ступайте, - сказал Владимир своим новым телохранителям.
Новые дружинники низко поклонились великому князю и вышли.
- Хороши мои дружинники?
- Хороши, - угрюмо проворчал отец. - С такими дружинниками тебе самое время и на княжение… Вели, чтобы мне квасу принесли.
- Квасу! - крикнул Мономах, подойдя к двери. - Квасу похолоднее великому князю!
Глава вторая
1
- Поедешь княжить в Ростов, - сказал сыну великий князь Киевский Всеволод после того, как напился квасу и продышался. - Пора уж тебе, наследник, управлять учиться.
- Спасибо, батюшка.
- Три дня на сборы.
- Четыре.
- Четыре. Ступай.
Новый Ростовский князь вышел, но вместо того, чтобы готовиться к поездке в Ростов, разыскал князя Судислава.
- Здрав буди, князь Судислав.
- Здравствуй и ты, князь Мономах.
- Дозволь спросить тебя.
- Говори.
- Отец меня в Ростов Великий княжить отправляет. Найду я там конницу добрую?
- Не знаю, но не думаю, князь Мономах. Ростов Великий в тиши и покое живет, воевать ему особо не приходилось.
- А кому приходилось?
- Вот Смоленское дворянство дело иное. Им все время от врагов отбиваться приходится. Кривичи Великий торговый путь из варяг в греки стерегут. От озера Нево до Черного моря.
- Прими мою благодарность, князь Судислав.
- За что же благодаришь?
- Батюшку упрошу, чтобы он меня к смоленским кривичам княжить направил.
- Погоди, князь. Кривичи - люди особые.
- Что значит - особые?
- А то, князь, что до сей поры племенным строем живут, до сей поры чужаков не очень-то жалуют, а главное, до сей поры веры христианской так и не приняли.
- Как не приняли? - удивился Мономах. - Еще мой прадед повелел…
- Вот они одну бедную церковку и построили по повелению Киева, а больше - ни-ни.
- Ну, я заставлю…
- Это - как получится.
- Упрусь.
Князь Судислав усмехнулся:
- Попробуй. И учти при этом, что кривич не жилец без своей земли. Отлучаясь по службе либо по торговле, берет щепотку земли с собой, чтоб хворь не приключилась.
- Это правильно, - сказал Владимир. - Своя земля лечит.
- Лечит, - подтвердил Судислав. И посмотрел на Мономаха.
- А что еще скажешь, княже?
- Слушай дальше. Хлеб кривичи пекут на кленовых листьях, круглым, как солнце. И на свадьбах священник водит пары строго по солнцу.
- Солнцепоклонники, что ли? - удивился Владимир. - Слыхал о таких.
- Нет, князь, не солнцепоклонники. С нечистой силой так борются, так как нечистой силы в земле кривичей больше, чем чистой.
- Странная вера, князь Судислав.
- Племенная. Нечистая сила эта не любит людей, света не выносит и сразу исчезает, когда человек посмотрит на кого-нибудь из них в упор.
- А креста они что, не боятся?
- Кто? Нечисть эта?
- Я про кривичей.
- С крестом Божьим у кривичей свои дела, нам неизвестные. Помни об этом.
- Запомнил. А еще что?
- Домашний огонь берегут. Истопив, горячие угли сгребают и присыпают золой, чтоб домашний огонь дожил до другого дня. И никогда, никогда не плюют в огонь. Это ты особо учти.
- Грех плевать в то, что нас согревает и путь освещает.
- Вот потому-то всякий раз, переходя в новый дом, кривичи огонь берут из старого, иначе счастье потеряешь. Каждой весной делают домашнему огню праздник. Белят печь, украшают зеленью и кормят огонь салом и мясом.
- Язычники, значит?
- Нет, веруют.
- В кого? Неужто в Иисуса Христа?
- И в него - тоже.
- Что значит - "тоже"?
- Значит, больше - в своего племенного бога. Он у них веселый и незатейливый. Вреда никому не делает, но подшутить над людьми очень даже любит. И помощники у него тоже озорные шутейники. Веселая у кривичей вера, князь.
- Ну, что у них там еще веселого?
- К примеру, в доме живет дедушка Домовой и его прислуга - шапетники. Они шутки разные творят. То вещь домашнюю куда спрячут, то что-нибудь страшное хозяйке в дремоте нашепчут, то по ковшику стукнут, чтоб вода на хозяйку пролилась. Если вещь куда спрятали, то надо левой рукой осторожно дедушке Домовому бороду завязать, чтоб он шапетников своих приструнил. И никто его никогда не обижает. А если строят новый дом, то под угол для него непременно кладут петушиную голову. На ворота либо под поветь кладут хлеб-соль с молитвой: "Хозяин честной, хлеб-соль прими, мое именье и надворья сбереги".
- Кощунство какое-то… бесовское, - проворчал Мономах.
- Кощунство не может быть озорным. А эту озорную и веселую веру кривичей знать тебе надобно, коли станешь князем Смоленским.
- Послушаю их заветы.
- Готов?
- Готов.