Великая княгиня помолчала опять, размышляя, не рано ли перелагать на неокрепшие юные плечи тяжкий гнет великокняжеских интриг. Наконец решилась:
- В спорах и суете за власть Киевскую твой батюшка вынужден был дать слово, что посадит твоего двоюродного деда, князя Судислава, в поруб. И посадил, и это было очень несправедливо, сын. Твой отец и рад бы князя отпустить, да слово дано княжеское. Вот если бы ты друзей нашел…
- Найду, матушка.
- …от клятвы этой свободных, а значит, неслуживых. И освободил бы князя Судислава. Справедливость всегда должна торжествовать.
- Я спасу деда Судислава.
- Благословляю, сын. - И она поцеловала его в лоб. - Ступай к девочкам, но о барсе им не рассказывай. Пощади душу свою.
- Да, матушка.
Сестры и их подружки очень Владимиру обрадовались, застрекотали, засмеялись, затормошили его…
А он молчал и блаженствовал, чувствуя, как оттаивает душа.
Так он никому больше об этой борьбе-битве и не сказал.
5
На третий день Владимир снова выехал на охоту. Не потому, что так уж стосковался по ней, а чтобы проверить себя. Проверить: остался в его душе хотя бы клочок страха после встречи с барсом или нет уж там никакого страха, а есть только не очень-то веселое торжество? И, вероятно поэтому, никому не сказал и опять выехал в степь один, без Свирида. Отец был занят важными переговорами и никак ему воспрепятствовать не мог.
Владимир Мономах ехал неторопливо, полной грудью вдыхая густо настоянный на тысячах трав степной воздух. Было раннее утро, равнина и сам воздух еще не прогрелись, запахи еще не очерствели и щедро одаривали степь полным набором тончайших ароматов бескрайнего простора.
Княжич приглядывался к дичи, которой в Дикой Степи было великое множество. Торпаны, олени и косули, лани, сони и дрофы вышли подкормиться утренней сладкой травой, а хищники еще пребывали в заманчивой утренней дреме. Хорошо выезженный жеребец чутко слушался шенкелей, почему княжич и бросил поводья, освободив обе руки, чтобы сподручнее было стрелять из лука, если появится достойная цель. Впрочем, о цели он сейчас почти не думал. Он любовался огромной степью, с наслаждением вдыхая ее ароматы…
Вдруг жеребец шарахнулся в сторону, да так резко, что княжичу пришлось уцепиться за переднюю луку богато изукрашенного седла.
- Ты что?..
Глянул вперед и оторопел.
Справа от него человек стоит. Невеликого роста: трава ему чуть выше подпояски бедной оборванной одежки.
- Ты кто такой? - Владимир спросил. Растерянно как-то спросил. Не по-княжески. От неожиданности, что ли.
Парнишка упал на колени: из травы торчала одна его голова.
- Великий боярин, не вели казнить, вели слово вымолвить!..
Странно все это было.
И сам сказал странно:
- Вымолви.
- От отца бежал, великий боярин, - парнишка горестно вздохнул и опустил голову. - Он зазнобу мою единственную хотел половцам продать. Палкой меня ударил, только я палку ту вырвал и сам ударил его. По обычаю мне смерть грозила, и я бежал. Не вели казнить, вели миловать.
- Милую, - усмехнулся Владимир. - Бежал, а зазнобу оставил?
- Я к братьям ее бросился, привел их, а зазнобу свистом вызвал и им передал.
- Как же ты в степи кормился?
- Лук сделал да стрелы. Без промаха научился бить. Голод - не тетка.
- А от зверей как спасся?
- А со мною друг верный, беглый закуп, - заулыбался парнишка. - Бросился было на нас лютый зверь, так Ратибор руками его порвал. И мы его с голодухи съели.
- Ну?.. - усомнился княжич. - Каков же он сам, друг твой?
- Так вот он, - сказал парнишка. - Покажись великому боярину, Ратибор.
С шумом великим раздалась трава, и перед княжичем Владимиром возник детина никак не меньше двух сажен с добрым гаком.
- Вот это да… - озадаченно протянул Владимир. - Тут не вам, тут мне чуру просить надобно.
- Мы тебе роту на верность принесем, - успокоил паренек. - Принесем, Ратибор?
- Принесем, Добрынька, - пророкотал детина. - На всю жизнь, как славяне приносят…
"Вот!.. - вдруг мелькнуло в голове Владимира. - Вот и помощь мне в правом деле…"
- Так для роты оружие к ногам положить требуется, - усмехнулся княжич. - А вы что положите?
- Головы свои положим!..
Хором крикнули.
- Нет, так роту не приносят. Вы сначала оружие заслужите.
- Как это? - рокотнул громоподобным басом Ратибор.
- Коль поможете деда моего двоюродного, князя Судислава, из поруба вытащить, полным оружием награжу. И брони дам, и меч, и шлем, и кольчугу, и нож засапожный. Вот тогда оружие к ногам, и роту - мне. Как полагается по правилам.
- Веди, великий боярин! - вразнобой гаркнули новые помощники. Но разнобой их был дружным.
- Тогда - к Киеву. За мной.
Поскакал к воротам не оглядываясь. Знал, что Добрынька бежит рядом, ухватившись за стремя, а позади, гулко топая, поспешает Ратибор.
- Князь Судислав мешал в усобицах княжеских, - объяснял Владимир по дороге. - Он всегда за справедливость и правду горой стоял. Вот бояре его в поруб и сунули, и великий князь Всеволод, отец мой, крест целовал, что не выпустит его. А я креста не целовал, на мне греха нет и не будет. И деда я освобожу.
- Это при свете-то солнечном? - недоверчиво спросил Добрынька.
- В стольном Киеве ночи дождемся, я охрану уговорю. Когда они отвернутся - за мной. Только поначалу свяжу вас для вида.
- Это зачем же? - насторожился Добрынька. - Не-ет, не надо нас связывать.
- Чтобы стражники у ворот не пострадали. Скажут своему воеводе, что я пленных в Киев провел на боярский суд.
- Вяжи, - буркнул Ратибор.
Княжич осторожно снял с передней луки седла аркан, ловко крутанул над головой, и петля легла на плечи богатыря.
- Возьмешь Добрыньку за шиворот и поведешь перед собой…
- Я не…
Ратибор молча схватил Добрыньку за шиворот и даже встряхнул его.
- Куда велишь, великий боярин?
- Держи пока. Мне надо сначала с охранниками потолковать.
Охранники оказались знакомыми. Так как княжич уже не раз выезжал на охоту, к его выездам привыкли. Владимир что-то сказал им, охранники засмеялись и отвернулись.
Владимир махнул рукой:
- Быстро!
Так втроем они проскользнули в город, свернули в глухой переулок и спрятались за полуразрушенными старыми сараями.
- Ждать здесь.
- Боязно, - вздохнул Добрынька.
- И ни звука…
Примолкли…
Вскоре пастух громко защелкал кнутом, подгоняя коров, которые паслись на выгонах за городскими стенами. Послышался дробный перестук копыт, мычание стада.
- А если коровы в эти сараи пойдут? - спросил Добрынька.
- Они по избам разойдутся, - тихо сказал Владимир. - Приучены.
Коровы и впрямь поспешили по домам, пастух тоже ушел, и все замерло.
- Сидеть здесь будем до сумерек.
- Так это ж… - начал было Добрынька.
- И не разговаривать.
Не разговаривать Добрыньке было трудно. Однако рта он больше не раскрывал - только вздыхал от души. А Ратибор стойко помалкивал.
Сумерки опустились быстро, и Владимир вздохнул с облегчением. В такое время киевляне из домов не выходили, на улицах лишь изредка появлялась ночная стража.
- Пора, - сказал княжич. - Если повстречаемся со стражей, молчите. Я с ними разговаривать буду.
- Как повелишь, великий боярин.
- За мной. И без шума.
Темнело. На улицах никого не было, да и сами стражи куда-то подевались. Притих стольный град Киев.
- Долго еще нам с боязнью идти? - спросил нетерпеливый Добрынька.
- Поруб в переулке за Десятинной церковью. Недалеко осталось.
Вот и Десятинная церковь, заложенная еще великой княгиней Ольгой и достроенная великим князем Владимиром. Свернули в переулок и остановились перед срубом без окон.
- Неужто и вовсе не кормят узника? - ужаснулся Добрынька.
- Кормят, - вздохнул Владимир. - Два раза в день кормят. Утром и вечером. На срубе крыши нет, через верх забрасывают.
- И князя Судислава тоже через верх забросили? - спросил Ратибор.
- Князя ввели через дверь, а потом ее дубовыми досками заделали. Сумеешь проломить, Ратибор? Очень на тебя рассчитываю.
- Проломлю, - Ратибор кивнул.
- А если охрана на шум прибежит? - насторожился Добрынька. - Ратибор без шума ничего делать не умеет. Так что…
- Поруб никто не охраняет, но ты все же присмотри.
- Присмотрю.
И Добрынька, вздохнув, нехотя отошел на порученный пост.
- Ломай, Ратибор.
Богатырь отступил от двери шага на три, а потом с разбега ударил ее плечом. Дверь треснула пополам, и Ратибор тут же выломал остатки.
- Что еще делать повелишь?
Владимир молча отстранил его, громко крикнул в сумрак:
- Ты свободен, князь Судислав!
В разломанном дверном проеме появилась фигура высокого худого старца.
- Здрав буди, князь Судислав!
И Добрынька с Ратибором подхватили:
- Здрав буди!..
Княжич снял с себя меч с перевязью, поцеловал лезвие и протянул старцу:
- Прими мой дар, князь Судислав. - Владимир помог старику надеть перевязь меча через плечо. - Где спрятаться думаешь?
- У супруги своей, которая давно уж вдовушкой себя считает.
- Да, князь, - вздохнул Владимир.
- За кого мне Господа молить?
- За Мономаха, князь.
- Ты будешь самым знаменитым князем на Руси, Владимир Мономах, - громким ясным голосом возвестил старец. - Слава великому князю!