Моэм Уильям Сомерсет - Открытая возможность стр 5.

Лодочники рассказали ужасную новость. Китайские кули внезапно взбунтовались и напали на контору управ­ляющего. Принна убили, а его помощник Окли чудом спас­ся. Он наткнулся на бунтовщиков, когда те грабили кон­тору, увидел, как выбросили из окна труп Принна, и при­пустил изо всех сил. Китайцы его заметили и стали преследовать. Он побежал к реке и был ранен, когда прыгал в катер. Катеру, однако, удалось отчалить прежде, чем ки­тайцы сумели забраться на борт, и находившиеся в нем люди поспешили вниз по реке за подмогой. Отплывая, они увидели, что здание конторы и окружающие строе­ния охвачены пламенем. Несомненно, кули сожгли все, что могло гореть.

Окли издал стон и приоткрыл глаза. Это был малень­кий смуглый человек с плоским лицом и курчавыми жест­кими волосами. В его больших с туземным разрезом гла­зах застыл ужас.

- Не бойтесь, - сказала Энн. - Вы в безопасности.

Он облегченно вздохнул и слабо улыбнулся. Энн об­мыла его лицо и протерла антисептической жидкостью. Рана на голове была неглубокой.

- Вы можете говорить? - спросил Олбен.

- Подожди, - прервала Энн, - надо осмотреть его ногу.

Олбен приказал сержанту выдворить толпу с веран­ды. Энн разрезала штанину шорт. Ткань прилипла к под­сохшей ране.

- Кровь так и била, - пожаловался Окли.

Кость не затронуло, распорота была только мышца. Хотя рана начала снова кровоточить, умелые пальцы Олбена остановили кровь. Олбен обработал рану и наложил повязку. Сержант и полицейский перенесли Окли в шез­лонг. Олбен дал ему бренди с содовой, и вскоре тот был в состоянии говорить. Но знал он не больше того, о чем уже рассказали лодочники. Принн был мертв, а дома на плантации полыхали.

- А что случилось с женщиной и детьми? - спро­сила Энн.

- Не знаю.

- Ох, Олбен!

- Я должен вызвать полицию. Вы уверены, что Принн мертв?

- Да, сэр. Я видел его труп.

- Есть ли у бунтовщиков огнестрельное оружие?

- Не знаю, сэр.

- Как это не знаете? - раздраженно воскликнул Ол­бен. - Разве у Принна не было ружья?

- Было, сэр.

- У других тоже. Одно у вас, так? И у старшего над­смотрщика.

Метис молчал. Олбен сурово смотрел на него.

- Сколько там этих проклятых китайцев?

- Сто пятьдесят.

Энн недоумевала, зачем Олбен задает столько вопро­сов. Казалось, он напрасно теряет драгоценное время. Сей­час главное было собрать кули, чтобы отправить их вверх по реке, подготовить лодки и раздать полицейским бое­припасы.

- Сколько полицейских в вашем распоряжении, сэр? - спросил Окли.

- Восемь и сержант.

- Могу я с вами? Тогда нас будет десять. Я уверен, что после перевязки смогу идти.

- Я остаюсь здесь, - сказал Олбен.

- Но ты должен отправиться на плантацию, Олбен! - воскликнула Энн. Она не верила своим ушам.

- Глупости! Отправляться туда сейчас - чистое безу­мие. От Окли пользы мало, через несколько часов у него наверняка поднимется температура. Он будет только обу­зой. Значит, остается девять ружей. А китайцев сто пять­десят человек, у них есть огнестрельное оружие и сколько угодно боеприпасов.

- Откуда ты знаешь?

- Элементарный здравый смысл подсказывает, что в противном случае они не устроили бы такое. Плыть туда сейчас было бы просто идиотизмом.

Энн от изумления открыла рот. В глазах Окли тоже было недоумение.

- Что же ты намерен делать?

- У нас, к счастью, есть катер. Я пошлю его в Порт-Уоллес с просьбой прислать подкрепление.

- Но ведь подкрепление доберется сюда не раньше чем через два дня.

- Ну и что? Принн мертв, контора сгорела, план­тация сожжена. Какая польза от нас, если мы туда и отправимся? Я пошлю туземца разведать как и что, тог­да будем точно знать, что делают бунтовщики. - Олбен наградил Энн своей обаятельной улыбкой. - Поверь, дорогая, днем раньше, днем позже, но эти мерзавцы по­лучат свое.

Окли хотел было что-то сказать, но, возможно, не ос­мелился. Он был всего лишь метис, помощник управляю­щего. Олбен же, как администратор округа, олицетворял власть правительства. Однако глаза метиса отыскали взгляд Энн, и ей показалось, что он ищет у нее поддержки.

- Но ведь за два дня они могут такого натворить! - воскликнула она. - Страшно подумать.

- Какой бы ущерб они ни причинили, они поплатят­ся. Обещаю тебе.

- Ах, Олбен, не можешь же ты сидеть сложа руки. Умоляю - отправляйся туда сам, и немедленно.

- Не глупи. Мне не подавить мятежа всего с восемью полицейскими и сержантом. Я просто не имею права идти на такой риск. Добираться придется на лодках. Как ты думаешь: сумеем мы пробраться незамеченными? Высо­кая трава по берегам - идеальное прикрытие. Нас пере­стреляют, как куропаток. Никакого шанса на успех.

- Если два дня ничего не предпринимать, боюсь, ки­тайцы примут это за слабость, - сказал Окли.

- Когда мне понадобится ваше мнение, я вас спро­шу, - ответил Олбен ледяным тоном. - Как я понимаю, при первой угрозе вы сразу дали стрекача. Вряд ли от вас будет много помощи в критическую минуту.

Метис покраснел. Больше он не сказал ни слова и только смотрел прямо перед собой беспокойным взглядом.

- Я иду в контору, - сказал Олбен. - Напишу крат­кое донесение и немедленно отошлю с катером вниз по реке.

Он отдал приказ сержанту, который все это время не­подвижно стоял на верхней ступеньке крыльца. Тот отко­зырял и убежал. Олбен пошел в маленькую прихожую за своим шлемом, Энн побежала за ним.

- Олбен, ради Бога, удели мне минутку, - прошеп­тала она.

- Не хочу быть с тобой грубым, дорогая, но я очень спешу. Думаю, тебе не следует вмешиваться не в свое дело.

- Ты не можешь сидеть сложа руки, Олбен. Ты дол­жен отправиться, хоть это и рискованно.

- Не будь дурой, - отрезал он.

Раньше Олбен никогда на нее не сердился. Энн схва­тила его за руку, пытаясь удержать.

- Я тебе сказал, что лезть туда мне сейчас беспо­лезно.

- А вот этого никто не знает. Там остались женщи­на и дети Принна. Мы обязаны что-то сделать для их спасения. Позволь мне отправиться с тобой. Ведь они их убьют.

- Если уже не убили.

- Как можешь ты быть таким бесчувственным! Если остался хоть один шанс их спасти, твой долг - попы­таться.

- Мой долг - действовать трезво. Я не собираюсь рисковать своей жизнью и жизнью моих полицейских ради туземки и ее полукровок. Ты что, за дурака меня прини­маешь?

- Но ведь скажут, что ты струсил.

- Кто скажет?

- Все в колонии.

Он презрительно улыбнулся:

- Знала бы ты, как мне плевать на мнение всех здесь в колонии.

Она пристально на него посмотрела. Уже восемь лет они были женаты, и Энн научилась читать любое выра­жение его лица, любую его мысль. Она глядела в его голу­бые глаза, как в открытые окна. Внезапно она побледне­ла, выпустила его руку и отвернулась. Не проронив боль­ше ни слова, она вернулась на веранду. На ее некрасивой мордашке был написан ужас.

Олбен вернулся в контору, составил краткий отчет о случившемся - только факты, ничего больше, - и через несколько минут катер уже тарахтел вниз по реке.

Два следующих дня тянулись бесконечно. Спасшие­ся бегством с плантации туземцы рассказали, что там творится. Однако из их взволнованных, бессвязных рас­сказов было невозможно получить точное представле­ние о том, что произошло на самом деле. Было пролито немало крови. Старший надсмотрщик был убит. Рас­сказывали дикие истории о насилии и жестокости. Од­нако о сожительнице Принна и его двух детях Энн не удалось узнать ничего. Ее бросало в дрожь при мысли о том, какая судьба могла их постигнуть. Олбен сколотил отряд, собрав столько туземцев, сколько мог. Они были вооружены копьями и мечами. Он реквизировал лодки. Положение было серьезное, но Олбен сохранял хлад­нокровие. Он был убежден, что сделал все возможное и теперь ему не остается ничего другого, как поддержи­вать заведенный порядок. Он выполнял свои обычные обязанности. Он играл на пианино. По утрам выезжал с Энн на прогулку. Казалось, он позабыл, что впервые за их совместную жизнь между ними возникла серьезная размолвка. Он считал само собой разумеющимся, что Энн признала мудрость его решения. Он, как и прежде, был ласковым и веселым, разговаривал шутливым то­ном; если же говорил о бунтовщиках, то с мрачной иро­нией. Когда настанет время расплачиваться, многие из них горько пожалеют, что родились на свет.

- А что с ними будет? - спросила Энн.

- Повесят. - Он брезгливо пожал плечами. - Нена­вижу присутствовать при казнях, от них меня тошнит.

Он очень сочувствовал Окли - того уложили в по­стель, и Энн ухаживала за ним. Возможно, Олбен жалел, что в ту отчаянную минуту говорил с ним оскорбитель­ным тоном, и изо всех сил старался загладить это любез­ностью.

На третий день, когда после ленча они пили кофе, тонкий слух Олбена расслышал рокот приближающегося катера. В тот же миг на веранду взбежал полицейский с сообщением, что виден катер британской администрации.

- Наконец-то! - воскликнул Олбен.

Он выскочил из дома. Энн приподняла жалюзи и по­смотрела на реку. Рокот мотора раздавался совсем близ­ко, а через несколько секунд из-за поворота появился и сам катер. Она увидела, как Олбен сел в прау, а когда катер бросил якорь, поднялся на его борт. Энн сообщила Окли, что подкрепление прибыло.

- А начальник округа пойдет с ними на бунтовщи­ков? - спросил он.

- Естественно, - ответила Энн холодно.

- Как знать.

Энн испытывала странное чувство. Эти два дня она с трудом удерживалась от слез. Ничего не ответив на слова Окли, она вышла из комнаты.