Когда печенка закипела в чугуне, Василий втянул в себя хрящеватым носом ее запах и почувствовал ноющий собачий голод.
Чаевать сели не к столу, а каждый на свой топчан. Ели с жадностью. Обжигаясь, Спиридон большими глотками прихлебывал из кружки чай из прошлогодних листьев брусники - запивал сухую печенку. Ели молча. Наконец, Василий пересилил себя, заискивающе сказал:
- Пурга-то какая...
Спиридон не поднял головы.
Василий вздохнул:
- Вся душа изныла, Спиря. Думал, беда какая с тобой стряслась. Всех угодников помянул.
Спиридон открыл рот, чтобы расхохотаться над Васькиным враньем, да так и замер: под окном послышался громкий лай собаки, тут же открылась дверь, и в землянку вошел незнакомый человек с берданкой, в нагольном полушубке, с тощим мешком за плечами. Спиридон неторопливо встал со своего места, вразвалку подошел к нежданному гостю. Тот ничего не успел сообразить, как Спиридон вырвал у него из рук берданку, сурово спросил:
- Еще какое оружие при тебе?
Василий передернул затвор у своей винтовки.
- Да, вы что, мужики, рехнулись? - опомнившись, спросил вошедший. - К вам по добру, а вы...
- Выкладывай вооружение, ангельская душа, - ласково проговорил Василий, поглаживая свою винтовку и рассматривая гостя. Тот был молод, лет двадцати с небольшим.
- Ничего нету кроме берданы. - Он нагнулся, вытащил из валенка охотничий нож, бросил к ногам Спиридона. - Нате вот, дьяволы. Да дайте обогреться. Совсем заколел. Пурга же...
Спиридон поднял нож, положил вместе с берданкой на свой топчан, мигнул Василию. Тот не понял, вопросительно взглянул на свояка.
- Чего уставился? - рассердился Спиридон. - Налей парню чая. Вишь, замерз, - и, уже обращаясь к вошедшему, спросил: - Жрать хочешь?
Парень оказался не робкого десятка или впрямь натерпелся в тайге, что теперь одурел от тепла, от горячего чая, сытной еды. Спиридон непонятно ухмылялся, сам подливал ему чай в кружку из котелка, который опять бурлил на железной печке.
Насытившись, парень рукой обтер губы, поглядел на Спиридона и Василия, простовато спросил:
- А вы кто такие будете?
Спиридон все с той же ухмылкой ответил:
- Эва, какой прыткий. Не мы к тебе в гости пожаловали, не нам первым и сказывать. Сам-то откуда будешь?
- Я не таюсь. Зверовщик, Генка Васин. Соболятник. Может слыхали - мы, Васины, все соболятники.
- Как сказал фамилия у тебя? - переспросил Спиридон.
- Васин.
Василий перекрестился.
- Ты чего, дядька? - удивился Генка.
- Так... Вспомнилось одно дело... - Василий вздохнул. - Под Кяхтой партизанский отряд Васина постреливал.
- Так это ж моего батьки отряд! - радостно воскликнул Генка. - Мы все в одном отряде были. Вы знаете батьку, да? Он дома сейчас, мы в Красную Армию переходим, весь отряд. Домой на побывку пришли.
- Не знаем мы твоего батьку, - ответил Спиридон. - Не встречались. Не довелось.
Генка хотел что-то сказать, но вдруг забеспокоился, стал поглядывать на дверь.
- Ты чего? - насупился Спиридон.
- Собака у меня голодная. Слышишь, царапается?
И верно, в дверь царапалась собака, жалобно взвизгивала.
Спиридон прошел в угол, выдрал у лежавшей там туши гурана внутренности, бросил к порогу.
- Накорми собаку.
Пока Генка разговаривал за дверью с собакой, Спиридон коротко бросил Василию:
- Себя не выказывай. Парень-то красный.
В ту пору, в 1920 году, по всей земле люди уже бесповоротно делились на красных и белых. Даже в деревнях, где сосед знает соседа, как свои пять пальцев, боялись люди друг друга. А в тайге разберись, кто тебе встретился: на лбу не написано, а знать надо. А еще Спиридону с Василием дозарезу надо было узнать, что делается на свете, в какую сторону дует ветер, на чьей стороне сила, к чьим ногам склонить им свои забубенные головы: ведь без малого два месяца живого человека не видели. Генку Васина будто сам бог послал.
Генка вернулся в землянку повеселевший, снял шапку, выгреб из-за воротника рубахи - полушубка он не надевал - пригоршню подтаявшего снега, мотнул головой:
- Метет...
- Ну проходи к столу, - позвал Спиридон. - Ты из какой деревни?
- Густые Сосны наша деревня. Верст не знаю сколько отсюда. Но, однако, не меньше шестидесяти. Я заплутался в тайге. Соболь увел... Надо выбираться побыстрее, батька ждет. Наши зверовщики так далеко не ходят. Приискатели, слышал, раньше забирались, а теперь и они бросили...
- Чего же? - поинтересовался Василий. - Может, еще чайку выпьешь?
- Побалуюсь, - Генка, совсем освоясь, протянул пустую кружку. - А потому не ходят, что место здесь проклятое.
Василий испуганно перекрестился.
- Ты чего брешешь, паря?
- А и не брешу. У нас про то все знают. - Он понизил голос, глаза стали круглыми: - Где-то здесь, говорят, находится Никишкина падь...
- Ишь ты, - насторожился Спиридон. - Никишкина... Пошто такое название?
- Во, это самое проклятущее место и есть, - оживился Генка. - Где-то в здешних краях оно, а где - никто не знает.
- Расскажи толком.
- Не след бы ночным-то делом.
- А ты не пужай. Не напущай туману.
- Ну, как знаете, - сдался Генка. - В общем, деревня наша стоит на берегу озера. Народ всякий, хлеборобы, а кто и рыбачит, кто охотничает, есть и такие, что в копачах ходят, в приискателях. Золото ищут, которого не потеряли. Один - Никишка вовсе заядлый был. Хилый, старикашка, поглядеть не на что. А фартовый... Хоть и старый, и золота дивно добывал, а все - Никишка. Уважения к нему у народа не было. Почему так, не знаю. Вот, значит, вылез один раз Никишка из тайги, золотишко у него в кармане играет. Он, известно, к шинкарке. А у шинка на приступочке сидит какой-то бродяга. Насупился, глаза под бровями прячет! Увидел нашего Никишку и говорит: "Купи мне водки, старатель". А Никишке - что! "Пойдем, говорит, куплю. Мы народ щедрый". Выпили они, значит. Бродяга и говорит: "Ты для меня денег не жалей. Они откупятся". Две недели, а то и больше пили. Деньги все кончили. Тогда бродяга и говорит Никишке: "Пойдем, покажу я тебе то место".
Никишка после рассказывал: взяли они харчей на десять дней и пошли. Все лесом, тайгой. На пятые сутки пришли, будто, на один ключик в пади между горами. Никишка глядит - вода в ключе кипом кипит, пар над водой, как густой туман.
Спиридон, не сводивший с Генки внимательных глаз, вдруг подался ближе, несмело перебил его вопросом:
- Горячий ключ, что ли?
- Ага... Бродяга положил свой мешок на камень и говорит: "Я буду носить песок, а ты промывай". Принес котелок, спрашивает: "Попало?" А Никишка глазам не верит: из котелка песку выходит полкотелка золота. Богатство! Промыли породы котелков десять, бродяга сказал - хватит. Потом усмехнулся эдак и говорит: "Ты, Никишка, зря по пути метки делал. Сейчас все равно дорогу забудешь. Посмотри мне в глаза..." Глянул Никишка в глаза бродяге, а они у него зеленые, искры в них вспыхивают. И сразу забыл дорогу в то место. Обратно пошли другими тропами. Вернувшись с золотом, гуляли вместе. Потом бродяга начал болеть, все лежал в избе, а когда Никишка хватился дружка, его и след простыл. Никишка с горя и все свое богачество спустил.
- Он бы, дурень, сходил один на то место, - заинтересованно проговорил Спиридон.
- Ходил! - Генка махнул рукой. - Сманил двух мужиков и пошли. Двадцать восемь дней плутали вместе, потом потеряли друг друга в тайге. Нечистый их, видать, развел в разные стороны. Едва живехоньки выбрались... - Генка помолчал. - А ведь есть то место... Все знают, есть Никишкина падь. Золото у Никишки все видели.
Он зевнул, потянулся:
- Ну, давайте, мужики, ночь делить - кому больше достанется. Утром в дорогу, надо до дому добираться. А там и в поход. В Красной Армии я пулеметчиком определюсь.
- Постой, - резко сказал Спиридон. - А скажи-ка, какая сейчас власть в вашей деревне?
- Да ты никак, дядька, с луны свалился? У нас в деревне советская власть. И почитай на всем почти белом свете теперь крепко стоит народная власть.
Генка бросил у печки свой полушубок и, укладываясь спать, вдруг пристально оглядел Спиридона и Василия, спросил:
- А вы что за люди такие? Не пойму что-то... На охотников не похожи. Винтовки солдатские, кортик вон на стене болтается...
- Спи, дитятко, - нехорошим голосом проговорил Спиридон. - Много станешь знать, скоро состаришься.
Генка с устатку спал долго. Пурга стихла, вышло веселое, по-весеннему ласковое солнце. Мужики напоили Генку чаем, отдали нож и берданку, он встал на лыжи, поблагодарил за приют и тронулся в путь. Спиридон и Василий поглядели ему вслед и вернулись в землянку. Спиридон надел полушубок, взял винтовку и торопливо пошел наперерез тому пути, которым отправился Генка Васин.
Василий присел возле землянки на пенек, зажмурился от весеннего тепла, от яркого солнышка. На душе у него было спокойно и даже как-то светло.
Когда один за другим гулко ухнули в таежной тишине два винтовочных выстрела, Василий снял шапку и перекрестился. Лениво подумал: "Зачем и собаку-то?" И тут же понял: иначе нельзя, собака может привести к зимовью людей.
Спиридон вернулся на Генкиных лыжах, прислонил их к стенке землянки и занялся гураном - разделал, разрубил на куски, разложил на две кучи: одну большую, вторую много меньше.
- Забирай долю, - буркнул он и показал на маленькую кучу мяса.