- Оно уже написано - полицейской дубинкой на моей спине, - смеется Нексе.
…Маленький рыболовецкий бот. Тяжело, длинными зелеными волнами плещется вода. С невидимого берега доносится тысячеголосый хор птичьего базара.
Бот вздрагивает, словно получив предупреждение. Форштевень поднимается наверх, бакштаг мачты содрогается от ледяного свистящего ветра. Морская поверхность напрягается в истерических судорогах. Бот наклоняется вперед, вокруг него громоздятся массы воды. Он замирает, маленький и беспомощный, похожий на детского коня-качалку, просовывает свой нос сквозь водяную толщу и по-утиному отряхивается, так что вода брызгами рушится на палубу. Принявший ледяной душ Нексе проходит в каютку, где у иллюминатора застыл с весьма кислым выражением на остром желчном личике его спутник, известный немецкий художник Петер Гросс.
- Будь проклята эта лодчонка, будьте прокляты вы, подбивший меня ехать, будь проклят я сам, что послушался вашего совета, - монотонно бубнит Гросс. - Господи, до чего же хорошо было в Вардё!
- Вы же сами говорили, что Вардё - тухлая и грязная дыра, набитая отбросами общества.
- Все познается в сравнении. Сейчас я вспоминаю о Вардё как о рае. Боже мой, горячее какао с коньяком, вареная треска с рассыпчатым картофелем и главное - возможность в любой день вернуться к цивилизации.
- Зачем вы вообще поехали, Гросс?
- Мне предложили познакомиться с большевистским раем.
- Тогда вы зря мучаетесь. Рая не будет. Будет огромная разоренная страна, пытающаяся выжить в тисках голода, холода и бесчисленных врагов.
- Веселая перспектива! По меня хоть неосведомленность оправдывает, а вы-то чего потащились?
- Я - гость конгресса. Коминтерна. Но еду прежде всего к своим детям.
- У вас в России дети?
- Целых шестьдесят пять… Вы знаете такой город - Самара?
- Такого города нет.
- Есть. На Волге. А там детский дом. И этот детский дом носит мое имя, Гросс. Имя датского писателя.
- Весьма трогательно. Но за что такая честь? Ах да, вы же автор лозунга: "РУКИ ПРОЧЬ ОТ СТРАНЫ СОВЕТОВ!"
- "Дитте" вышла на русском, - пренебрегая его иронией, говорит Нексе. - Вы не читали "Дитте"?
- Признаться, нет. Жизнь так коротка, а ваш роман так длинен.
- А вот у русских хватило времени сделать революцию, отбиться от врагов и прочесть "Дитте".
- Непостижимая славянская душа!.. Значит, нас ждет теплый прием?
- Надеюсь, да, - со скромной гордостью говорит Нексе. - Роскошеств не ждите, но встреча будет самая сердечная.
Меж тем показалась земля. Ботик входит в Мурманский порт. Но берет путь не к главному причалу, а к непарадной угольной гавани. Пристает. Рыбаки-норвежцы в робах и высоких резиновых сапогах помогают сойти на берег своим плохо приспособленным к подобному путешествию пассажирам: легкие пальто, брючки и остроносые ботинки, за спиной альпинистские рюкзаки, через плечо - сумки.
Нексе расплачивается с рыбаками.
- В случае чего, - предупреждают те, - вы нас не знаете, мы вас не знаем.
- Не бойтесь, ребята, - добродушно успокаивает их Нексе, - нас встретят с распростертыми объятиями.
Но не сделали они и десяти шагов, как раздается зычный окрик: "Стой!" Нексе и Гросс не поняли, что от них требуется, и последовала новая команда: "Руки вверх!", и в живот им уперлись дула винтовок. Бдительная портовая охрана из двух звероватого вида братишек мгновенно обнаружила подозрительных иностранцев, невесть как очутившихся в гавани. Слова были по-прежнему непонятны, но сопровождавший их жест все пояснил. Нексе и его спутники поднимают руки.
- Вперед! - командует братишка.
- И это вы называете теплой встречей? - бормочет Гросс.
- К черту! - рассвирепел Нексе. - Я - Андерсен-Нексе! Писатель!.. Я не шпион!.. Андерсен-Нексе!.. - Он выхватывает из кармана документы и сует караульному.
Тот берет бумажки и рассматривает с вдумчивым видом.
- Мы пропали, - шепчет Гросс, - он держит их вверх ногами.
И тут появляется молодой, сухопарый, с чахоточным румянцем и огромным "маузером" комиссар караульной службы, восторженный энтузиаст культуры.
- Товарищ Андерсен!.. Из Дании?.. Писатель!.. А ну, отставить, - прикрикнул он на караульных, и те с неохотой убрали оружие. - К нам в революцию прибыл великий датский писатель-сказочник, друг детей и всего маломощного человечества. - И, напрягшись всем неполным средним образованием, гаркнул: - Эс лебе геноссе Андерсен!
И оба братишки угрюмо прохрипели: "Ура!"
- Что я вам говорил? - шепнул Нексе художнику, когда в сопровождении почетного эскорта они двинулись к порту.
- Он принял вас за Ганса Христиана.
- Какая разница? Ганс Христиан тоже датский писатель. Видите, как ценят культуру в стране рабочих и крестьян?..
…Гостиница "Люкс" (ныне "Центральная"), где разместились участники конгресса Коминтерна. Над входом - большой плакат-приветствие. В вестибюле мелькают черные, желтые, шоколадные лица; восточные халаты, индийские сари, арабские джелябии, - сюда съехались рабочие представители со всех концов света. Озабоченный и чем-то взволнованный, Нексе наскакивает на Гросса, делающего набросок в альбоме с рослого живописного африканца.
- Вы еще здесь?! А я, признаться, думал, что вы удрали. Почему вас не видно в Кремле?
- Я бываю там каждый день. Но вы красуетесь в президиуме, - а я среди серой скотинки.
- Ну, как вам тут?..
- Любопытно наблюдать, как плебс осваивает царские дворцы. Селедка и конская колбаса на старинном фарфоре. Матросня в креслах "жакоб". Я кое-что набросал. - Гросс открывает альбом и показывает Нексе свои зарисовки.
- Довольно-таки ядовито, - морщится Нексе.
- Я - сатирик и не привык льстить окружающим.
- Портретные наброски мне больше по душе, - говорит Нексе, листая альбом. - В них острота и психологизм.
- Узнаете?.. Это Хо Ши Мин, он, кстати, еще и поэт… Это загадочный Куусинен, а это Луначарский, неутомимый культуртрегер.
- А знаете, Гросс, ваш карандаш добрее вашего языка.
- Значит, мне пора сматываться. Моя сила - в разоблачении. Вернусь к моим ненаглядным капиталистам с их пудовыми челюстями и плотоядными глазками. А вообще, Нексе, я понял: революция хороша лишь издали.
- Что вас не устраивает?
- Все. Это же просто перемена ролей, как в "Восстании ангелов" Анатоля Франса. Верхние - вниз, нижние - наверх.
- Конечно! Пролетариат поднялся, власть имущие опустились на дно. Чего же вы еще ждали от революции?
- Чего-то другого. Цветов и музыки, карнавала. А здесь все время заседают. Меня считают сухим и желчным, а в глубине души я неизлечимый романтик. Хватит обо мне. Как ваши дела? Наглотались советской славы?
- Наглотался. Я еду к своим ребятам. На Волгу.
- Оставьте это, Нексе. Нельзя в пятьдесят быть таким восторженным простаком. Вы что, не знаете, какие здесь железные дороги? Мало вам путешествия из Мурманска в Петроград? Хотите окончательно отморозить ноги?
- В Самару поезда ходят по расписанию. Четыре дня - и я там.
- Четыре дня! Вас ограбят, разденут и скинут с поезда. Примут за шпиона и посадят в тюрьму, если не прикончат на месте. Не шутите с победившим пролетариатом, Нексе.
- У меня мандат, подписанный самим Уншлихтом! - Нексе показывает Гроссу какую-то бумажку. - Видите? И тут сказано: "Всем организациям оказывать товарищу Нексе всемерную помощь".
- Кто такой Уншлихт?
- Заместитель председателя ГПУ!
- Звучит гордо. Похоже, что вы сами не прочь сотрудничать с этим ведомством.
- Это ведомство - щит революции.
- Вы - неоценимый человек для диктатуры. Все - на веру, полный отказ от собственного мнения, предельно развитое стадное чувство. - Поезжайте в Самару, Нексе. Может быть, там разобьют ваши розовые очки…
…Тащится сцепленный из разномастных вагонов пассажирский поезд. Тут и пульманы, и общие спальные вагоны, и дачные со скамейками для сидения, две-три теплушки с трубой на крыше. Паровоз, питаемый дровами, задышливо одолевает некрутые подъемы среднерусской равнины. Судя по тому, как прямо, столбом, уходит в небо густой белый паровозный дым, стоит жестокий мороз.
Нексе смотрит в заледенелое окошко купированного, но неотапливаемого, как и весь поезд, вагона, на белые сверкающие поля, темные перелески, на прекрасную и грозную зимнюю Россию. Он поднял воротник пальто, поглубже надвинул свою странную датскую шапку, руки спрятал в рукава. А кругом бабы в толстых перепоясанных шубах, мужики в тулупах и валенках. Их добротный вид подчеркивает иноземную незащищенность Нексе.
Внезапно поезд, залязгав тормозами, останавливается.
- Ну вот, - вздыхает пассажир в шубе на волке. - Опять, что ль, дрова кончились?
Нексе вслед за другими выходит из вагона. Оказывается, поезд встал на разъезде. Крутом снежное поле, метет поземка, воздух звенит от мороза. Нексе приплясывает в своих остроносых ботинках, пытаясь согреться. Возле него оказывается небольшая, ладная молодая женщина в шубке и пуховом платке. У нее румяные от мороза щеки и серые доверчивые глаза. Она сострадательно смотрит на Нексе, который храбро улыбается ей.
- Кто же вы такой есть? - говорит женщина удивленно-жалостливо. - Смотрю и понять не могу, как вы в таком виде ехать решились.
Нексе улыбается и разводит руками:
- Иностранец! - догадалась женщина.
Обрадованный Нексе отвечает по-немецки, старательно выговаривая слова:
- Датчанин. Еду в Самару.
- Ох, горе мое! - всплеснула руками женщина и решительно: - Пошли к нам в теплушку. Вещи-то ваши где?