Конон Николаевич вновь сомкнул веки.
- Оттого, что тайны моей фамилии никого боле не касаются.
- Ошибаетесь: очень даже касаются. Ну конечно, не нас с сестрой, а вот этого молодого человека - Александра Сорокина. Жизнь его сложится иначе, если станет доподлинно известно, что в его жилах течет дворянская кровь.
- Полагаете? - Он открыл глаза.
- Нет сомнения в том. Вы же сами помогали ему, взяли в казачки и потом отправили на учебу. Продолжали в письмах наставлять на путь истинный.
Милюков согласился:
- Так оно и было. Но сия тайна - не моя тайна, Я не вправе… Нет, и не просите. Только ежели папенька дозволит. Обратитесь к нему.
- Нет, боюсь, не дозволит: нрав его суров, по рассказам…
- Это верно. И чем старше становится, тем строже ведет себя. А уж после смерти маменьки… совершенный сделался… нет, не стану говорить дурно о моем родителе. Попытайте счастья сами.
Старшая Новосильцева вздохнула:
- Хорошо, попробуем… Все же грустно, что от вас не дождались помощи.
- Я бы с удовольствием, - отозвался Конон. - Но не в силах, правда. Не ругайте меня, пожалуйста, и войдите в положение. Человек ограничен в своих возможностях - взглядами, принципами, предрассудками, наконец. Все, что мог для Сашатки и для вас сделать, видит бог, я сделал.
- И на том спасибо.
Возвращались из Маковища в задумчивости. Софья на коленях держала картину, упакованную в домотканый холст.
- Как же упросить Милюкова-старшего? - посмотрел на нее Сашатка.
- Я ума не приложу.
- Денег дать, - посоветовал Вася.
- Не возьмет, - возразила Екатерина. - Знаю этаких стариков-упрямцев - сделаны из другого теста. Нынешний за деньги мать родную продаст, а былые - нет. Умирать будут - а своих позиций не поменяют.
- Что же делать, Екатерина Владимировна?
- Будем смотреть по обстоятельствам. Завтра навестим Николая Петровича и на месте уже решим.
- Ой, боюсь, ничего-то у нас не выйдет.
- Ладно, не грусти раньше времени.
Мальчики снова отпросились у дам переночевать в доме у Сорокина и простились с сестрами до утра. А Катюха, выслушав Васю и Сашатку, с ходу предложила:
- Надо попросить помощи у камня-следовика.
- Что еще за камень такой? - удивился Антонов.
Девочка пояснила:
- В храме нашем Покрова Пресвятой Богородицы есть икона Святителя Николая Чудотворца. На Николу Вешнего - это в день девятого мая - совершается крестный ход в Деревяниху. Путь не близкий, двадцать верст примерно. Там стоит валун, на котором след оставил Николай Чудотворец. Если приложить к следу руку и желание загадать, непременно оно исполнится.
- Ты уже желала о чем-то? - продолжал расспрашивать Вася.
- Да, желала. В этом мае желала, чтоб Сашатка приехал в гости - видишь, и сбылось.
- Врешь ты все, - не поверил он.
- Вот те крест!
В этот день идти было поздновато - можно не обернуться до темноты, и уговорились на завтра, после визита в Островки к старшему Милюкову.
4
Как всегда, за утренним кофе Николай Петрович слушал доклады управляющего. Вроде безразлично спросил:
- Ну а что там эти… гости из Москвы? Для чего приехали? Только ли купить картины Сороки?
- Вероятно, да. Братец ваш продал им картину за триста Рублев. Говорит, что продешевил, но не слишком сетует. Триста тоже, поди, на дороге не валяются. А сынок ваш, Конон Николаевич, так и вовсе подарил задарма.
- Вот лопух! - выругался папенька.
- Чистая душа! По-иному не скажешь… Но одно примечательно, ваша милость: разговор у них шел об наследстве вашего батюшки.
Милюков-старший посмотрел на него с тревогой:
- То есть как? Это почему?
- Не могу знать. Только ведаю от надежного человека. А ему говорила Фроська, дворовая девка ихняя, что таскала блюда с кухни до стола. Дескать, есть в Твери некий душеприказчик, что имеет копию завещания нашего Петра Ивановича покойного, царствие ему небесное. Хоть само завещаньице-то сгорело.
- Знаю, что сгорело, как не знать, - проворчал Николай Петрович. - Получается, сняли копию… Вот мерзавцы! Никому ничего доверить нельзя. Подлецы, хитрованы. Так и норовят объегорить. Платишь им деньги - заверяют, что все исполнено. А откуда ни возьмись - копия… - Поднял на него взволнованные глаза. - Ехать надо в Тверь, без задержек ехать…
- Полно, как же ехать, ваша милость? Ось коляски сломана, только нынче в кузню повезли.
Барин закричал на визгливой ноте:
- Стало быть, исправить немедля! К десяти часам чтоб готово было. В десять еду.
- Что ж самим-то ехать, Николай Петрович? Может быть, пошлем надежного человека? С этим душеприказчиком нечего точить лясы. Порешить по-тихому - и концы в воду.
- Цыц, болван! Ты меня научишь… не хватало еще один грех брать на душу… Нет, договорюсь по-хорошему.
- Ну, как знаете, дело ваше. Я-то что? Предложил - и забыл…
- Да, забудь, голубчик. И вели скорее чинить коляску.
Словом, когда около полудня Новосильцевы с мальчиками появились в Островках, управляющий встретил их неожиданной новостью:
- Барина-то нашего нетути.
- То есть как это "нетути"? - удивилась Софья. - Где же он?
- Сутрева в Тверь уехамши по делам.
- Вот те раз. Мы же посылали ему записку и предупредили, он ответил согласием…
- Значится, дела обнаружились неотложные.
- А когда вернется?
- Не имею понятиев. Никаких распоряжениев не оставили-с.
- Что за срочность вышла? Странно, странно…
Управляющий поклонился с масляной улыбкой:
- Вы уж не серчайте на него, ваша милость. Бог даст, приедут через день-другой, и тогда назначите новое свидание.
- Это вряд ли. Мы ведь собираемся завтра уезжать.
- А чего ж так скоро? Не успели приехать, и уже назад? А Сашатка-то, поди, по родным соскучился. Отрывать его от родительницы тоже раньше времени грех…
Посмотрев на его довольное, хитрое лицо, Софья рявкнула:
- Не твое дело. Передай Николаю Петровичу, что своим поступком он обидел нас. Хоть бы написал. Некрасиво эдак.
Управляющий снова поклонился:
- Не серчайте, барыня, не со зла он, а по важной необходимости.
- Будь здоров, любезный.
- Да и вам не хворать, ваша милость…
Проводил взглядом их коляску и проговорил сквозь зубы:
- Не мое, вишь, дело… А твое дело - по чужим завещаниям рыскать? Дуй давай отседова подобру-поздорову!
На обратном пути в Покровскую дамы обменялись соображениями.
- Что-то здесь нечисто, - заявила Екатерина. - Что-то он темнит.
- Думаешь, старший Милюков дома на самом деле, но сказался в отъезде?
- Нет, не думаю. Помнишь, мы, когда ехали поутру в Покровскую, вывозили из кузни барскую коляску? Видимо, на ней и отбыл.
- Но зачем так поспешно?
Заглянув ей в глаза, младшая спросила:
- Завещание?
- Не исключено…
- Конон предупредил отца?
- Это вряд ли. Впрочем, всякое может статься… Главное, не как, а что. Что в этом завещании? Отчего его так скрывают? Да еще и оригинал спалили…
- Полагаешь, намеренно?
- Я теперь всякое готова подозревать.
После паузы Вася произнес:
- Тут подозревать нечего: ясно как божий день.
- Что же тебе ясно? - обратили на него взоры сестры.
- В завещании сказано нечто про Сороку. Про его родство с Милюковыми. А они решили это дело замять. И поджог устроили. И вообче. А Григорий на них обиделся через это и полез в петлю.
Софья улыбнулась:
- Вот насочинял! Прямо в духе Эдгара По.
- Нет, ну правда? - вскинул брови Антонов. - Разве не логично?
- Очень даже логично. Только не имеем никаких доказательств.
- Надо ехать в Тверь к этому душеприказчику. Заплатить ему…
- Я боюсь, мы с душеприказчиком уже опоздали. Милюков, скорее всего, именно к нему поскакал.
- Все равно надо ехать в Тверь. Здесь уже ничего не разведаем.
Помолчав, Екатерина сказала:
- Может, он и прав. Нам ведь главное - не само завещание; бог с ним, пусть сожгут, съедят, это все равно; нам хотя бы на словах узнать подтверждение связи Милюковых с Сорокой.
- Значит, завтра в Тверь.
- А сегодня - к камню-следовику, - проявился Сашатка. - На коляске как раз выйдет споро. Только надобно захватить Катюху.
- Непременно захватим.
Ехали по живописной лесной дороге к западу от Покровской и по мостику перебрались через реку. Катя, одетая в выходное платье и цветастый платочек, поясняла живо:
- Люди бают, был на Деревянихе скит. Иноки жили да молилися. И однажды к ним явился Николай Чудотворец с отроком. Оба они стояли на этом валуне. И открыли инокам Божьи истины. А с тех пор на камне-то следы и видны. Коли набирается в них вода, можно ею умыться, и все хвори как рукой снимет.
- А часовенку, я слышал, папенька расписывал? - обратился к сестре Сашатка.
- Ой, не ведаю - папенька ли, нет ли, токмо знаю, что писали там ученики Алексея Гавриловича Венецианова.
- Посмотреть бы - страсть как хочется.