Лулу не совсем понимала, о чем теперь речь, но фразы Татьяниного отца, которые как будто смачно шлепались на пол, подействовали на нее.
- Как хорошо, когда своим родным можно рассказать про дела! - решилась она одобрить стиль семьи Грицининых.
- Вот это ты правильно сказала, - поддержал Танин отец, которого Лулу тоже почему-то совершенно не стеснялась, - от своих можно скрыть только в одном случае, когда их подвести боишься. Кто меньше знает - лучше спит!
- Хватит вам о делах говорить! Что за времена? Мужики соберутся или дети - все серьезные разговоры.
Тетя Поля подтолкнула их к дверям другой, видно, Таниной, комнаты.
- Совсем темно, я пойду?
- Вот те на! Вроде, на секунду по делу заскочила.
- Мать права, идите, идите, поиграйте во что, в игрушки там какие, а после Ванька проводит и дома объяснит, в чем причина задержки…Ты, Шура, на квартире в Ростове живешь? А хозяева как, хорошие, сговорчивые?
- Нет! Не нужно объяснять, они знают, - поспешно солгала Лулу для их же блага, как только что научили. Ване, явно, не пошло бы на пользу знакомство с Софьей Осиповной.
Они еще полчаса играли в шашки с Ваней и тетей Полей, пока высунувшаяся из часов кукушка не прокуковала девять раз. И тетя Поля сама заторопила:
- Ну, пора, пока дойдешь, да ляжешь, а завтра вставать рано. Ступайте, одевайтесь. Нечего, Татьянка, жалобно поглядывать, не последний раз у нас Шура.
Ваня, кольнув напоследок сердце Лулу завистью, посоветовал:
- Носы в шарфы засуньте, а то погода промозглая.
Лулу пошла чуть поодаль от них: они брат с сестрой, а она чужая. Но Таня крепко взяла ее под руку, и они дружно зашлепали по лужам.
ГЛАВА 3. ВЕСЕННЯЯ СКАЗКА В НОЯБРЕ
Кроме "географического" отчества у Георгия Христофоровича, по мнению Лулу, не было ничего достойного звания "географ", ну, или хотя бы "учитель географии". Где ты, знаменитый путешественник, добрый, смешной и рассеянный Жак-Элиасен-Франсуа-Мари Паганель, добрый товарищ детей капитана Гранта? Георгий Христофорович был настолько тусклым и безжизненным, что даже приказчик из аптеки номер три, притулившейся возле гимназии, которого Лулу всегда мысленно сравнивала с заводной куклой, казался по сравнению с ним полным энергии и энтузиазма. Шелестящим, монотонным голосом учитель перечислял реки, моря, океаны, и вся география выглядела длинным и скучным реестром названий, имен и дат.
И, все-таки, Лулу географию любила - даже в таком невыразительном исполнении это все же были моря, по которым плавали Дик Сэндс и Роберт Грант, это были путешествия, о которых рассказывал Виконт. А на сегодня было задано такое интересное - открытие Америки! Девочки заранее перешептывались и хихикали, гадая, кому из них доведется произнести у доски имя Колумба. Георгий Христофорович на шум в классе, как всегда, не реагировал, привык, наверное. А, может быть, знал, что никто на его замечание внимания не обратит. Его длинный, выгнутый назад, палец прошелся по списку:
- Курнакова! Попрошу к доске.
Такого шанса больше не представится! Лулу не станет талдычить эту скучнотищу из учебника. Она поведает, как все было на самом деле. К счастью, Виконт рассказывал эту историю на русском, и ей даже не придется подбирать слова…
Сначала плоское, морщинистое лицо учителя ничего не выражало, потом в его маленьких глазках пробилось удивление, он пошевелил губами, собираясь что-то сказать, но не сказал ничего и продолжал молча слушать.
- За тридцать три дня бури и шторма страшно потрепало все три каравеллы Колумба. Вернее, две из них - "Пинта" и "Нинья", были настоящими каравеллами, а флагманская "Санта - Мария" - более тяжелой караккой. Ей приходилось труднее других, кстати, позже она и затонула, пропоротая рифом… У мореплавателей уже вовсе не оставалось пищи. Матросы, они были почти все из пиратов и преступников, подняли бунт и схватились за ножи. Что они хотели? Захватить те немногие крохи припасов, что еще оставались. И тут, именно в этот момент … - она сверкнула глазами и сделала драматическую паузу, как Виконт в этом месте, - раздался крик Родриго, впередсмотрящего с "Пинты": "Земля! Земля!". Пышная тропическая зелень… Разноцветные стаи попугаев… Колумб назвал неведомый остров Сан-Сальвадором, хотя на самом деле туземцы называли его… не помню точно… Какой-то Гуан… но это для нас не так важно… А важно, то, что Колумб был счастлив. Он достиг цели, приплыл… Думаете, в Америку? Нет, он был совершенно уверен - в Индию! С Америкой разобрались, и свое имя она получила позже. Друг Колумба Америго Веспуччи, вслед за ним поплыл по тому же пути. И… догадался, никакая это не Индия, а новый громадный материк. Может быть, по его имени Новый свет стал Америкой? А может и не по его, ведь ни он, ни Колумб Северной Америки в глаза не видели, а имя "Америго" не было таким уж редким в Италии, Испании и вполне могло принадлежать кому-то, затерявшемуся в истории…
И уже поскучневшим голосом она процитировала строчку из учебника: "… двенадцатого октября 1492 года Христофор Колумб открыл первую землю Америки".
Девочки молчали, уставившись на Лулу, как завороженные, и на "Христофора" никак не отреагировали. Георгий Христофорович в недоумении пробормотал:
- Курнакова, но это же не по учебнику… Откуда Вы это все взяли?
- Но это же правда! Или нет, не так. Это правда про Колумба и Веспуччи. А про Америку - неправда. Ее еще раньше открыли… Викинги, - припомнила она.
- Курнакова, а это уже совсем не по учебнику! - поспешно сказал учитель. - Я вас этого не спрашивал… Вы не продолжайте, зачем это? - мямлил он каким-то растерянным голосом. Лулу молча смотрела на него - неужели он ей сейчас поставит плохую оценку? Учитель встретился с ней глазами, помедлил и сказал:
- Садитесь, Курнакова, пять.
После уроков она встретила Георгия Христофоровича в дверях. Он обратился к ней:
- Вы что, увлекаетесь географией? Книжки читаете? - сейчас его голос не был таким сухим и монотонным, как в классе.
- Да, Жюль Верна, и вообще про путешествия. А про викингов - это правда! Мне говорил человек, который это точно-преточно знает! А еще он знает неточно, но это, потому, что точно не знает никто! - что за сто лет, перед Колумбом, Америки достигли рыцари, чтоб спрятать сокровища. Они назывались Тамплиеры. А потом, - с воодушевлением продолжала Лулу, - они все стали пиратами.
- Дитя мое, что у вас за фантазии!
- Нет! Это не фантазия! Это называется… ага, точно - версия! Какой у пиратов флаг? Черный, с черепом и костями. А у этих … тамплиеров был точно такой же! - Лулу с торжеством поглядела на Георгия Христофоровича.
- И такое трудное название вы так дословно запомнили? Удивительно.
- Ну, это же от слова temple (тампль) - храм по-французски, - в свою очередь удивилась Лулу.
- Ну-ну… Но все-таки, в классе вы ничего такого не говорите. Помните, отступления от программы не допускаются, Курнакова. Это только запутывает учащихся. И все же ваш интерес похвален, дитя мое, - он погладил ее по голове. Лулу внутренне сжалась - прикосновение чужих длинных, будто покрытых воском, пальцев было ей неприятным. Но, не желая обидеть учителя, который явно отнесся к ней по-доброму и даже дал возможность поговорить на любимую тему, она ничем это не показала, только слегка отвела голову назад.
С того дня Георгий Христофорович стал явно благоволить к Лулу, хотя спрашивал ее очень редко. Девочки, конечно, не оставили это без внимания и часто просили ее задать какой-нибудь вопрос географу или впрямую уговорить не спрашивать урока. Первое Лулу делала охотно, а на второе - сердилась:
- Почему я должна это говорить? Пусть просит, кто не учил к сегодняшнему дню ничего!
На это второгодница, тринадцатилетняя крупная Аля Муртаева заметила ей как-то:
- Но ведь старик ради твоих глазок послушает! Ты их только сострой!
- Сострой? - Лучшая осанка гимназии, Курнакова, прекрасно знала, как достигается хорошая форма - разве позволялось ей, хоть на минуту, ссутулиться в седле, как бы ни устала? Но как можно что-то построить из глаз? Интуиция подсказывает, что не стоит просить Виконта поучить этому.
Аля хихикнула:
- Ты как будто совсем младенец! Сама волосы завиваешь, а притворяешься, что ничего не понимаешь. Может быть, и ресницы завиваешь?
Лулу вовсе не младенец, и как раз по части одежды, причесок и украшений маман, бывает, преподносит ей взрослые уроки. Доминик иногда делали прическу при помощи щипцов. Но у матери совсем другие волосы - почти черные, очень густые, прямые и жесткие, а у Лулу - гораздо мягче, от природы в кольцах, цветом, как горчичный мед, и блестят.
Она вздохнула. Тоня умела так хорошо управляться с ее волосами, сама же она сквозь них продирается с трудом. Что касается глаз… Лулу представила себе свои веки, украшенные раскудрявленными ресницами. Ну и балда эта Муртаева! Только, как такое скажешь, если она свободно толкует о вещах, которые Лулу плохо понимает, но признаваться в своем незнании стесняется… Ей и сейчас было как-то неловко под намекающим взглядом этой взрослой девочки. Даром, что Лулу уже успела убедиться на уроках в ее туповатости. Хотелось бы легко, как Маня Гинзбург, бросить какую-нибудь двусмысленную шутку в ответ на слова Али, подловить на какой-то неправильности… Но можно ошибиться. Поэтому Лулу, помолчав, мрачно сказала:
- Я тут не при чем, это само собой завивается.
Муртаева, однако, не успокоилась и не отстала, а придвинувшись поближе, стала нашептывать:
- Курнакова, а ты уже целовалась? У тебя есть кавалер?
- А у тебя? А ты? - оторопело ответила Лулу вопросом на вопрос.
Аля закивала:
- Да, они с нами по соседству живут… Луньковы… Их Анатолий. Мы в беседке целуемся. По субботам.