Они с Таней получили кружки с замочками и, не глядя друг на друга, пошли по улице. Деловито, почти не разговаривая, собирали пожертвования. Наконец, Лулу спросила:
- Уже время домой пойти?
- Шур, я все время думала, ну как тебе сказать?.. Про сегодняшнее… Я понимаю, ты просто не стерпела, но все-таки, не нужно было. Борьбу с такими надо исподволь вести…
Лулу, давно ожидавшая чего-то в этом роде, вскинулась:
- Вот как раз ты терпишь, терпишь все время. Поэтому тебе так говорят! А надо было с самого начала Агаджановой и всем "таким" показать!
- Если бы я ей вздумала показывать, то меня просто не было бы в гимназии.
- Но она же негодяй!
- Шур, ну, неужели ты и впрямь не понимаешь?
- Что ж, ничего плохое нельзя останавливать? Ей все можно?
- Ты пойми, с такими просто нельзя связываться…
- Не свяжемся, не свяжемся, и что получится? Тебе нельзя, с тобой как с Катей могут, а я буду бить, как сегодня, и еще побольше. Могу и Лаврову…
- Ой, да видно, я не могу тебе объяснить…
- Вот так! - победно сказала Лулу. - Потому что я правильно сделала.
- Нет, совсем не потому. Знаешь, пойдем ко мне, тебе Ваня объяснит.
- А он кто, Ваня?
- Это же мой брат. Я тебе не рассказывала о нем?
- Нет. Это Агаджанова говорит и говорит про брата…
- А ты что думаешь, если у Агаджановой брат, то ни у кого больше нету? У тебя же тоже брат есть?
- Трое… - Лулу вздохнула: вот еще странный вариант брата. Ей и совместный поход в кондитерскую трудно представить, а чтобы брат начал разбираться в гимназических передрягах? Вообще в разряде невероятного…
Таня не заметила ее вздоха:
- Вот, а Ванечка - это мой брат. Только один, зато ему девятнадцать уже. Идем ко мне. Идешь?
Лулу, никогда не бежавшая на встречу с Софьей Осиповной слишком быстро, согласилась. Они сели на трамвай и ехали так долго, что, кажется, выехали из города. Татьянка подтвердила:
- Да. Мы живем на Темернике, это почти за городом. Зато у нас садик. Вот запоминай. Как проехала этот кирпичный дом, так и выходить.
Сойдя с трамвая, девочки довольно скоро дошли до двухэтажного деревянного дома со множеством пристроек и веранд.
- Тут, - сказала Таня, толкая скрипучую калитку.
Навстречу кинулся большой белый пес с коричневыми висячими ушами. Он повизгивал от радости и мотал из стороны в сторону роскошным хвостом, как опахалом. Этот хвост, перехваченный у основания темной широкой полосой, производил впечатление букета ковыля в темной вазе.
- Букет! Иди на место! - прикрикнула Таня, когда пес не в меру заинтересовался коленками и пальтишком гостьи. - Не бойся, он, хоть и большой, но не кусается. Даже не лает днем. Он ночной сторож!
Лулу чувствовала, что вступает в новый, но очень складный мир, живущий по каким-то своим правилам, которые сложены, как брёвнышки, в плотное строение. В этом мире было неплохо, он, как и Катин, был будто отгороженным от гимназии и склизкого окружения родственников с Береговой. Ее впустила в него скрипучая калитка. И хотя Лулу не была здесь своей, все вокруг излучало симпатию, даже хвостатый ночной страж. Она с удовольствием ответила:
- Что ты, я нисколько таких животных не боюсь. У нас дома есть сеттеры. Это для охоты. У них щенки сейчас, один явно удачный! Постой, а кто же с ними ходит на охоту? Вот не знаю… При мне не ходил никто…
- Татьянка! Я на тебя просто удивляюсь! Подружку привела и во дворе морочишь разговорами. Я полчаса назад вас увидела, сразу борщ налила, уже, может, остыло все, а знаешь, как говорится, "щи должны быть огневые"! Пришлось самой за вами вниз бежать. Ну, давай, Татьянка, знакомь и пошли.
Лулу не удивилась, что в этом мире матери веселые, говорливые, худенькие, ростом - по плечо мадам Доминик. Несхожесть родительниц: и толстый короткий носик вместо точеного, чуть удлиненного, и удивительно короткие волосы, тогда как у хозяйки Раздольного спадает ниже плеч темная копна, - показалась знаменательной. Ведь и тон здесь был совсем другой. Таня дома отнюдь не отличалась безответностью, она сообщила:
- Да, мам, Букета к столу не позовешь, а мы как раз его рассматриваем и обсуждаем. Это Шура, со мной учится!
- А! Это та, что к Катюше часто ходит? Молодчага, не оставила друга в беде!
Неужели? О ней говорили в этом доме! Лулу не знала, как выразить огромную признательность и приязнь, набиравшую обороты со скоростью повозки, несущейся с горы.
- А я - Полина Григорьевна! Для тебя - тетя Поля. Вот и познакомились. Проходите, проходите, мой борщ любит, чтобы его с пылу, с жару ели.
Через секунду девочки сидели за столом, покрытым кремовой скатертью с бахромой. Целый день хождения по улицам и кулинарное мастерство тети Поли сделали свое дело. Уплетая полную тарелку ярко-красного борща, по которому расходились тяжелые круги сметаны, Лулу признала, что в списке любимых блюд появилось новое. Но у тети Поли было на очереди и еще одно блюдо - вареники, да такие, что съев штук пять, Лулу почувствовала, что шестой либо останется на тарелке, либо его надо уносить с собой. Она выбрала первое, хотя этот шестой манил чуть прижаренными, политыми золотистым маслом боками.
Все вокруг обладали, вероятно, бóльшими ресурсами, так как продолжали с аппетитом поглощать еду.
- Ты что, Шура, может, с лучком поджаренным любишь?
Лулу помотала головой:
- Ой, спасибо, я так наелась уже! Особенно сильно!
- Правда, мама вкусно готовит?
- Очень! У нас, в Раздольном, ни повар, ни кухарка так не могут!
За столом повисла на минуту тишина, и Лулу, объевшаяся вареников, увидела устремленные на нее настороженно-удивленные взгляды.
Потом тетя Поля махнула рукой:
- Да, ладно, Татьянка же говорила… Тем более молодчага, насчет Кати. А стряпню мою на словах не хвали! Делом, делом доказывай! Вы сейчас вверх тянетесь… Я уж думала Татьянка худущая у меня. Ан нет, совсем худышка нашлась!
- Но Таня вовсе не худая, даже вовсе наоборот!
За столом засмеялись, и Лулу почувствовала себя совсем просто.
- Правда, мам, мы уже сыты!
- Ты смотри, Вань, как они в одну дуду поют. Татьянка не отстает, на равных, даром, что ей не кухарка готовит. - За столом опять засмеялись.
- Подруги… так и надо, - отозвался молчун Ваня. Лулу давно на него поглядывала. Он, как вышел из какой-то смежной комнаты, уселся за стол очень крепко и, буквально, слова не сказал. Но, похоже, тоже знал о Татьянкиной подруге. Хотя нет, он не все время молчал, а сначала представился Лулу: "Иван!" и подал шершавую руку. Потом спросил у Тани: "Как там делишки? Нормалек? Что-то ты припозднилась сегодня". И только после этого прочно замолчал. Не может быть, чтобы этот чужой человек разбирался как-то в гимназических делах!
Но Татьяна уверенно подошла к брату и стала подробно рассказывать о происшествии. Тот, пошевеливая пшеничными густыми бровями, которых была ровно половина от обычной длины, задавал вопросы и собирал складочки на переносице.
- Да, дела-делишки… - в конце концов, покрутив лобастой головой, произнес он. - Если вы, подружки, хотите знать мое мнение - зря вы это!
- Почему? - горячо вступила Лулу, сама себе подивившись. Чуть ли не каждую встречу с Виконтом-Шаховским, ближе которого у нее никого не было, она начинала с приступа застенчивости. Тут же - ничего похожего, а ведь видит этого пшеничноволосого Ваню впервые!
- Агаджанова и такие же другие, если их не бить, станут на-хальными-пренахальными! - привела Лулу свой самый веский довод.
- А если бить, - подхватил лобастый Ваня, - она будет в жертвах ходить, а вы - в хулиганках! И виноватые окажетесь. И ничего никому не докажете.
- Вам хорошо, толстокожим, рассуждать, а если не стерпела душа! - вступила тетя Поля.
- Да, да! - обрадовалась Лулу. - Вот как раз, если душа?
- Знаете, как бывает, дети, на рынке, какая-нибудь баба разжиревшая так скажет, что еле стерпишь, чтоб не заехать по заплывшей щеке… А тут, представляю… каково Шуре. Если бы нам только голова советовала! А Шура вот такая! И дальше будет защищать!.. Вот отец придет, - засуетилась вдруг тетя Поля, - посмотрим, что скажет…
И Танин отец будет обсуждать ученические происшествия? Может быть, дело в том, что отец Лулу слишком важный, чтобы заниматься детскими вопросами? Она вспомнила всегда подтянутого, гладко зачесанного с брильянтином Виктора Васильевича и его короткие команды-обращения к братьям. А возможно, тетя Поля просто пошутила… Но вернувшийся с работы коренастый Татьянкин отец, действительно, с большой заинтересованностью вступил в общий разговор.
- Вы должны, пичуги, всегда веское слово за пазухой иметь. Чтоб кулаки не надобны были. Роза эта и не поймет, что глупость сморозила, а вокруг поймут. Задумаются… А Татьянка правильно сделала, что не полезла.
Несмотря на то, что Танина семья, вроде бы, осудила драку, Лулу совсем не было обидно или неприятно. Она чувствовала, что, не нравься она всем этим людям, они не давали бы ей советов на будущее, не видели в ней опоры для своей Тани. Впервые ее поступки так серьезно разбирались, это наполняло жизнь значительностью. Больше того, допускалась своя точка зрения, и даже с отцом можно было говорить на равных. Татьяна, например, заметила:
- Конечно папа, я же не могла забыть про конспирацию.
Ваня почему-то осуждающе посмотрел на сестру, а отец ухмыльнулся в усы, точно повторяющие цвет и фасон сыновних бровей:
- Конспирацию чего приплела, Шура тут причем? Она против хамства пошла, такие люди необходимы, а то мы для начальства удобнейшими людьми станем…