Таузак не спеша надел дарёный кафтан, поклонился низко Ермаку, коснувшись правой рукой лба и сердца, и сказал по-татарски:
- Бог велик!
Тихой рысцой он тронулся в путь.
Отъехав за берёзовый лесок, Таузак плюнул на землю, проклял неверных, сорвал с себя голубой кафтан, привстал на стременах и, злобно гикнув, помчался в Кашлык.
ХАН КУЧУМ
Кровав был путь Кучума к ханской власти.
Захотел хан утвердить в царстве веру своих отцов.
Вогулы, остяки, зыряне и пелымцы, которые платили дань Кучуму, крепко стояли за своих идолов.
- Богаты мы богами, - говорили они, - живут боги подле нас. Наши боги растут деревьями в лесах, рыщут в дебрях зверем, плещутся в реках рыбой. Наши боги летят в облаках птицами, сияют в ночи звёздами, проливаются с неба дождём. Твоего бога мы не видели, где живёт - не знаем. Не будем ему молиться.
Послал Кучум гонца к отцу своему, бухарскому хану Муртазе. Просил помощи. Приехал из Бухары Кучумов брат Ахмет-Гирей с войском. Приехали муллы.
Стали водворять веру мечом:
- Нет бога кроме бога: к нему всё возвращается. Магомет - пророк его. Поклонитесь аллаху и увидите свет истинной веры.
Но дикие лесные жители никакого света не видели и уходили в леса молиться своим болванам.
Время уходило.
Бритая голова хана Кучума пожелтела и высохла, как свиток пергамента. Глаза гноились. Красные веки дёргались от острой боли.
Кучум мазал глаза душистым зельем. Привозили его купцы из Бухары. От зелья резь утихала. Но видел Кучум плохо, словно сквозь мутную плёнку. Предметы расплывались, а люди были все на одно лицо.
Жил Кучум богато.
Он подчинил себе все татарские племена от Исети и Тобола до верховьев реки Омь и озера Чаны. Ему слали дань с севера - с низовьев Оби и с юга - из Барабинских степей.
Охотники платили ясак тёмными соболями, серебристыми бобрами, лисицами чёрными и красными, выдрами, белками и горностаями. Данники с берегов Вагая радовали сердце хана ловчими птицами - соколами и кречетами. Бортники приносили в липовых колодах мёд и воск. Из степей пригоняли косяки быстрых скакунов, отары жирных баранов, привозили шерсть и кожи.
Весной, когда просыхали дороги, с юга, звеня колокольцами, тянулись караваны верблюдов. Купцы из Хивы и Бухары везли самоцветные каменья, пёстрые шелка, мускус, перец и ревень, ковры афганские и персидские.
Но Кучум был печален.
"Становлюсь стар, - думал он. - Если что случится, данники от меня отступятся. В Бухаре подрастает Сеид-Ахмет - Бекбулатов сын. Точит на меня зубы, волчонок!"
Хан сидел на ковре, поджав под себя ноги.
Рядом, склонившись над низкой скамеечкой, толстый перс-казначей составлял список бухарских товаров.
Он с удовольствием выводил на желтоватом пергаменте узорные буквы и вполголоса перечислял:
- …сёдел зелёного сафьяна - пятнадцать, стремян серебряных резных - сто, шлемов медных дамасских - тридцать, кольчуг афганских - тридцать, щитов - тридцать, клинков грузинских - сто, клинков хоросанских - сто…
- Мало оружия, - перебил его Кучум. - Мало оружия. Быть войне!
- …саадаков - сто… - продолжал бормотать казначей.
Хан задумался.
Перс закончил список, с удовольствием поглядел на него, посыпал жёлтым песком.
- А сегодня знахарь-шайтанщик на базаре, - сказал казначей, обращаясь к Кучуму, - ругал твоих мулл и говорил, что было ему знамение. Белый волк выходил на остров драться с чёрной собакой. Волк пришёл с Иртыша, а собака - с Тобола. Побила собака волка. Толковал шайтанщик, что собака - это русский атаман из-за гор, а волк - это мы, правоверные.
Кучум долго смотрел на казначея, потом проворчал:
- Этот шайтанщик хочет читать в книге судеб! Глаза его здоровы, но видит он плохо. - И, улыбаясь, добавил: - Схватите его, и пусть жеребцы размечут в поле его тело во имя бога милостивого и милосердного.
- Будет исполнено, повелитель, - ответил казначей.
В комнату, неслышно ступая, вошёл слуга, остановился у дверей и, поклонившись до земли, пропустил вперёд запылённого человека.
Это был Таузак.
Пошатываясь от усталости, он рассказал хану о своей встрече с казаками.
- Идут, - говорил он, - неверные из-за гор. Войско у них меньше нашего, но всех сокрушает на своём пути. Луки у них диковинные - долгая палка. Выстрелят - дым идёт и гром гремит. Стрел не видно, а люди падают мёртвые. Никак от них нельзя защититься. И панцири и кольчуги наши - всё пробивают невидимые стрелы.
Потом Таузак принёс подарки, которые Ермак послал хану и князьям-мурзам.
- Сказал русский воевода, что хотел к тебе в гости прийти, да задержался в пути и возвращается обратно.
Кучум внимательно осмотрел подарки, поднося их близко к гноящимся глазам, пощупал сукно и велел позвать мурз и военачальников.
- Быть войне, - сказал он. - Пришли из-за гор русские. Собирайте воинов. Пошлите гонцов, пусть скачут по всем городкам, улусам и юртам - зовут данников ко мне с оружием. Раздайте гонцам вместо грамот золочёные стрелы. Как получат данники эти стрелы, пусть спешат и не ожидают других приказов. Истинно сказал пророк о неверных: бог запечатал сердца их и слух их, и на очах их покрывало: им будет мучительная казнь!
БОЙ ПОД ЧУВАШЕВЫМ МЫСОМ
От восхода до захода и ночью, при свете костров, татары строили укрепления. Вокруг ханской столицы Кашлыка рыли глубокий ров, на дорогах рубили засеки. У Чувашева мыса, на восточном берегу Иртыша, насыпали высокий земляной вал и обнесли его деревянным тыном. На вершинах холмов заготовляли сухой хворост и смолу для сигнальных костров.
Гонцы с золочёными ханскими стрелами мчались от улуса к улусу, созывая рать. Из лесных дебрей, из топких болот шли к Кашлыку князцы со своими воинами.
У речных бродов и на перекрёстках дорог стояло по двое караульных. Один, не слезая с седла, кормил коней, другой, забравшись на вершину дерева, высматривал врага.
Сам царевич Махметкул пошёл на Тобол встречать русских.
И вот караульный с дерева увидел струг. Это было разведочное судно. Шло оно впереди других и называлось "ертаульным", а сидевший в нём отряд - "ертаулом".
На вершинах холмов запылали красные сигнальные огни, выбрасывая в небо крутящиеся языки чёрного дыма.
Татары напали на ертаул, засыпали судно тучей стрел.
На шум выстрелов поспешили остальные струги. Сошли казаки на берег. Закипел бой.
Царевиц Махметкул ринулся на казаков со своей конницей, вооружённой стрелами, копьями и саблями.
На каждого казака приходилось десять татар. Казаки не выдержали стремительного натиска, ряды их дрогнули, стали отходить к берегу. Тогда вперёд протеснился Ермак и, ободряя казаков, начал рубиться с татарами.
Пять дней длился бой. Лужи крови стояли на глинистом берегу. Трупы мешали татарам пробиваться вперёд на конях.
Махметкул отошёл за береговые утёсы, осыпал оттуда казаков меткими стрелами.
Струги поплыли дальше.
На правом берегу Тобола изогнулось подковой длинное озеро - Карача-куль. Здесь жил знатный татарин - ханский советчик Карача.
Ермак со своей дружиной высадился на берег и стремительным натиском занял городок Карачи.
Казаки забрали много золота, серебра и драгоценных камней. Несколько дней грузили на струги зерно, мёд и бараньи туши.
Татары не показывались.
Сорок дней стоял Ермак в городке Карачи. Казаки отдохнули.
В сентябре струги направились вверх по Иртышу. После небольшого сражения казаки заняли укреплённый городок мурзы Атика.
Здесь Ермак решил зимовать. Расположились казаки на покой.
Ночью сторожевые услышали конское ржание и лязг сабель. Ударили в барабаны, подняли тревогу. Запылали костры. До рассвета вглядывались в осенний мрак, ждали нападения.
Утром Ермак разослал по улусам людей - собирать продовольствие. Однако татары из окрестных селений разбежались. По дорогам рыскали конные отряды царевича Махметкула. Раздобыли казаки только немного пшеницы и ячменя. Хлеба оставалось на месяц. Бараньи туши протухли. Впереди были зима и голод.
* * *
К Чувашеву мысу и днём и ночью шли подкрепления. За высоким валом засели конные и пешие отряды.
С тревогой смотрели на них казаки.
Уже раздавались робкие голоса:
- Надо уходить от злой погибели…
Собрался казачий круг. Один за другим выходили простые казаки, сотники и пятидесятники, низко кланялись всему войску и держали речь.
- Время, - говорили, - позднее. Скоро снег ляжет. Нетрудно и зазимовать в чужой стороне. Окружит нас татарин, изведёт всех поодиночке.
Ермак молчал, сердито насупив брови, и теребил край своей кольчуги.
Вышли перед кругом атаманы.
- Видишь, - говорил Мещеряк Ермаку, - татар-то сила какая - несметное множество рати! Кучум нас всех положит, живой души не оставит. Не возьмём мы Сибири, добычи лишимся и родной земли не увидим. За крохой погонимся - ломоть потеряем.
- Что нас впереди ожидает, если случится пройти вперёд? - спрашивал казаков атаман Никита Пан. - Нынче и осень на исходе, и снег уж идёт, и река скоро станет. На стругах не пробраться. Зазимуем под небом без хлеба, без тёплого крова. Либо сгибнем от голода в снежном сугробе, либо угомонит нас татарин.