Наконец вышел перед кругом Ермак и сурово оглядел воинов. Карие глаза его блестели сухо, губы вздрагивали от злости.
Казаки, понурясь, ждали.
- Перья сокольи, а крылья-то, видно, вороньи. Летели хорошо, а сесть не умеете, - сказал наконец Ермак, криво усмехаясь. - На полати захотели? По хатам соскучились? Ждут вас за Камнем не бабы и дети - ждёт вас, казаки, виселица да плаха. Гладить вас будет вострый топор, обнимать - петля пеньковая. Где ваша удаль казацкая? Как псы шелудивые, хотите бежать, поджавши хвост, от татарского пинка! Забыли, как татарские ханы нашей кровью землю поили, жён и детишек в полон умыкали?
Голос Ермака раскатывался над толпой всё громче и громче. Казаки оживились и одобрительно кивали головами.
- Хлеба у нас нет, крупы нет. Чем прокормимся? Реки застынут, на стругах не пройдём через Камень. В спину враг зло уязвляет. Одна нам дорога: либо в стремя ногой, либо в пень головой. Люди мы русские. Обида в сердце живёт на ханские лютости. Отольём ханам сиротские слёзы!
- Ладно сказал атаман, - решили казаки. - Пойдём на Сибирь биться с ханом.
* * *
Наступило утро 23 октября 1582 года.
Небо на востоке побагровело, как железо на наковальне. За Чувашевым валом- дымились костры. Утренний ветерок доносил запах баранины.
Ржали кони, скрипуче ревели верблюды. Копья вдали колыхались, как стебли сухого тростника.
Ермак выстроил казаков в два ряда. Передний ряд должен был стрелять, а стоявшие во втором ряду - заряжать пищали.
Вместо пуль нарубили железные прутья, чтобы раны были злее. Пушки установили на вершине холма.
Атаманы обошли ряды.
- Будьте смелы сердцем, - говорили они казакам. - Стойте крепко, плечом к плечу. Бейтесь, не щадя голов своих!
Ермак, обнажив голову, долго смотрел на Чувашев вал. Потом пригладил волосы, надел шелом и взмахнул саблей.
Зарокотали барабаны, звонко грянули литавры, колыхаясь поплыли вперёд знамёна.
Казаки пошли в бой. Из-за вала полетели стрелы и копья. Татары опрокидывали на осаждающих горшки с кипящим дёгтем. Остяки дули в берестяные трубы. Вогулы бряцали щитами.
На вершине холма, над белой ханской палаткой, развевалось зелёное знамя. Кучум наблюдал за битвой. Муллы, воздевая к небу руки, молили у аллаха победы над неверными.
Рядом с палаткой вытянули медные дула две пушки. Кучуму привезли их из Казани. Пушки были в четыре аршина длиной и стреляли полупудовыми ядрами. У пушек возились бухарцы.
Казаки полезли на вал. Татары сбрасывали их копьями, рубили саблями. Махметкул на сухом гнедом жеребце носился взад и вперёд, размахивая кривой саблей и криками подбадривая своих воинов.
Татары теснили казаков.
Ермак велел выстрелить из пушек холостыми зарядами. Видя, что от пушек вреда нет, татары осмелели и, разломив засеку, бросились в рукопашный бой.
Казаки отступали. Конница Махметкула мчалась через проломы в поле. Казаки, отходя, смотрели на войсковое знамя, возвышавшееся на холме рядом с пушками.
Татары были уже на расстоянии полёта стрелы. Слева заходили вогулы в волчьих кафтанах; справа теснились остяки с деревянными щитами, обтянутыми лосиной шкурой.
Войсковое знамя на холме медленно наклонилось, поднялось и опять наклонилось. Казаки остановились и повернули лицом к врагу.
Грянули русские пушки.
Калёные ядра попали в гущу Махметкуловой конницы. Всадники отпрянули в сторону.
На осенней, тронутой морозом траве лежали умирающие. Окровавленный конь храпел, рыл копытом землю. Протяжно ревел, припадая на передние ноги, верблюд.
Пушкари раздували угли в глиняных горшках, лили на пушки воду, чтобы остудить их. После выстрелов над пушками взмётывались плотные клубы дыма. Запах горячей меди смешивался с горьким пороховым угаром.
Пушкарь Матюшка, туго запыжив пушку куском овчины, схватил клещами калёное ядро, опустил ядро в дуло и поднёс к затравке пальник. Пушка выстрелила и отскочила назад.
Реже гремели пищали. Шёл рукопашный бой, сабли лязгали по железным шеломам. Атаманы дрались в первых рядах, покрикивая на отстающих казаков.
В гуще битвы мелькали пики и стрелы, слышались злобные взвизги татар, хрипение раненых под копытами коней, лязг сабель о панцири и шлемы. Сквозь пороховые облака мутно светило медное солнце.
Налетел на Ермака конный татарин в стальной кольчуге и, гикнув, замахнулся саблей. Атаман подался в сторону, ударил коня между ушей. Оглушённый конь припал на передние ноги. Ермак выхватил татарина из седла, поднял над головой и швырнул на землю. Татарин и не охнул.
Солнце склонилось за полдень. Мерно падали русские ядра, отсчитывая смертное время. В белой палатке сидел Кучум, смотрел на сечу, шевелил сухими губами.
Казаки устали.
Молча рубился Ермак. Молча взмахивал тяжёлым кистенём атаман Иван Кольцо. И только пятидесятник Богдан Брязга зычно вскрикивал и косил саблей смертную ниву.
Смотрел на сечу старый хан. Оттуда, с холма, сеча казалась неподвижной.
Велел хан бухарцам стрелять из пушек. Бухарцы суетились, совали пальник в дуло, испуганно качали головами.
На поле царевич Махметкул подбодрял своих конников.
Упало ядро. Махметкул не успел натянуть поводья. Конь взвился на дыбы, запрокинулся и тяжело рухнул на землю. Попробовал царевич встать - ногу ломит, по золочёному персидскому панцирю струится кровь. Подхватили мурзы Махметкула, уложили в лодку, перевезли на другой берег.
Заколебались татарские ряды, начали отходить к валу.
Остяки, забрав большого идола, бросились в лес.
Молчали Кучумовы пушки.
- Вы умрёте! - пригрозил хан неумелым пушкарям.
- Смерть - это чёрный верблюд, который преклоняет колена у порога каждого дома, - спокойно ответил ему краснобородый бухарец.
- У твоей собачьей конуры он уже преклонил колена! - в ярости закричал хан и велел бухарцев повесить, а пушки бросить с крутого берега в Иртыш.
Татары бежали к засеке.
Мурзы поскакали навстречу бегущим, врезались в толпу, стегали нагайками, проклинали, но не могли остановить их.
А русские уже рубились устало, чувствуя тяжесть доспехов.
Осеннее, блёклое солнце садилось за лесом. Гасли багровые блики на шлемах и панцирях. Татарский лагерь уходил. Мелькали в толпе бараньи шапки и саадаки. На длинных копьях с медными шарами развевались белые конские хвосты. Впереди ехал Кучум, запахнув полы халата.
Всё глуше доносился конский топот.
Казаки на валу зажигали костры. Стонали раненые.
Вечер был тих и безветрен. Пламя спокойно подымалось к сумеречному небу.
Хлопьями чёрного снега кружили над битвенным полем вороны.
ВЕТЕР РАЗВЕВАЕТ РУССКИЕ ЗНАМЕНА НАД СТЕНАМИ КАШЛЫКА
Столица Кучума - град Кашлык стоял на восточном берегу Иртыша.
К самой воде спускались крутые, обрывистые склоны. Пологий скат был окружён тройным земляным валом. Между валами тянулись глубокие рвы. На краю ската возвышался толстый бревенчатый палисад. Отсюда осаждённые могли метать стрелы, копья и камни.
Крепость казалась неприступной.
Кучум, однако, решил её покинуть. В городе не было колодцев, а казаки могли отрезать спуск к Иртышу. К тому же уходили ясачные народны. Бежали в леса остяки. Бежали через болота в свои юрты вогулы.
25 октября на рассвете распахнулись городские ворота. Кучум со своим войском уходил из Кашлыка.
Розовел восток. Из мрака выступили дома, теснившиеся на склонах, как стадо чёрных коз. Быстроногие жеребцы, вытянув шеи, заливистым ржанием встречали рассвет.
По мостам через глубокие рвы проходило татарское войско. Мерно покачивались верблюды, груженные тяжёлыми вьюками. Надменно подняв свои плоские головы, они лениво ступали по влажной дороге.
Вереницей шли ханские рабы. У каждого на шее- железный обруч с кольцом, а сквозь кольцо продета тяжёлая цепь.
Конники тревожно оглядывались назад - не идёт ли враг, зло покрикивали, хлестали рабов нагайками.
Над опустевшим городом подымалось багровое солнце.
А казаки хоронили умерших. Сто семь человек пало в бою под Чувашевым мысом. Стояли над могилами атаманы, стояли пятидесятники и десятники. Стояли, склонив знамёна и обнажив головы.
Из-за сизых туч отвесно падали солнечные лучи. Ветром с поля доносило трупный смрад.
Вернулись лазутчики, говорят - уходит хан из Кашлыка. Казаки не верили, боялись засады. Прождали ночь, опять послали лазутчиков. Те пробрались к городскому валу, видят - ворота распахнуты, город пуст, в домах тихо.
Повёл Ермак казаков в Кашлык.
Знамёна, шлемы, пики, пищали - всё колыхалось в мерном движении. Рокотали литавры, победно гремели трубы.
Лица казаков почернели в битвах. Разорванные кольчуги цеплялись о рукояти сабель.
Над стенами ханской столицы развевал ветер русские знамёна. Развевал большое полковое знамя. На нём был изображён всадник, поражающий копьём змея. Развевал ветер малые сотенные знамёна, на которых стояли друг против друга, изготовившись к бою, белые львы и единороги.
Со стен Кашлыка смотрел Ермак на серые воды Иртыша, на широко расстилающиеся луга, на берёзовые колки, зелёными отарами убегающие к горизонту.
От Кашлыка вверх по Иртышу за Абалакский мыс уходила жёлтая дорога. Там, за мысом, разбил свой стан Кучум.
Кашлык стал русским. Много разного добра нашли здесь казаки. Были тут и меха, и ковры дорогие, и золото, и ткани. Не было только съестных припасов, а главное - хлеба.