Филипп отошел и, сжав руками голову, упал ничком. Если бы он мог умереть! Какой стыд!.. Иренион никогда не простит ему.
- Я дам тебе мое покрывало, - позвала девушка. - Выжми и высуши его. - В голосе Иренион слышался смех, но юноше показалось, что она плачет. Благоговейно принял он протянутое из-за укрытия покрывало, выжал и бережно разостлал его на камне.
- Ты опять молчишь? Верни мое покрывало! Сейчас же… Ты что, ослеп? - прикрикнула она, когда Филипп, честно зажмурясь, протянул ей одежды.
Иренион вышла из-за камня. Влажные тяжелые косы, рассыпавшись, укрывали ее грудь и плечи. Огромное, уходящее за ее спиной солнце вписывало фигуру девушки в свой сияющий ореол. Филипп вдруг попятился:
- Ты не Иренион, нет, нет! Ты… сама Афродита!
- Странный ты… - с каким-то непонятным вздохом сказала девушка и подала ему руку. - Пошли. Дома, наверное, уже беспокоятся.
Она поднималась по крутой тропе. Нежно-сиреневый пеплос и голубое покрывало скрывали гибкость ее фигуры, но в то же время подчеркивали легкость и стремительность: казалось, девушка не идет, а взлетает над обрывом. "Божество, божество…" - шептал про себя Филипп.
Миновали последний каменистый выступ - и на дороге неожиданно увидели Алкея, окруженного толпой юношей и вакханок. Лицо его было красным, глаза выражали пьяное безумие. Правая рука сжимала обнаженный меч. Он размахивал им и что-то кричал. Увидев сестру, остановился как вкопанный и, видимо, зашелся от ярости.
- Ты!.. Мне сказали…
Иренион бросилась в его объятья.
- Брат! Брат! Филипп Агенорид хотел меня похитить!
- Скиф! Мою сестру? - Алкей кинулся с мечом на оскорбителя, но Иренион удержала его.
- Боги не допустили…
Филипп даже не собирался защищаться.
От виноградника, полунагой, обрызганный соком, бежал Аристоник. Его движения утратили обычную величавую плавность. Он задыхался от бега. Увидя Алкея и Иренион, Аристоник остановился, облегченно перевел дух и вытер обильно струившийся пот.
- О боги! - закричал он еще издали. - А мне какой-то болван сказал, что Иренион похитили пираты. Слава богам! И раскаленный уголь лжецу во внутренность! Дитя мое! - Он порывисто обнял дочь, точно желая убедиться, что она тут, живая, невредимая.
- Отец, - сквозь слезы бормотала Иренион, - Филипп…
- Подрались, что ли? - Аристоник оглядел ссадины на лицах дочери и Филиппа. - Дети, еще совсем дети!
- Отец, - перебил Алкей трагическим шепотом, - он хотел ее похитить.
Аристоник отмахнулся:
- Э, глупости… Гуляли по берегу, а потом подрались…
- Нет, это правда! Правда! - с каким-то непонятным для себя отчаянием выкрикнул Филипп. - Я люблю Иренион. Я давно люблю!
- Ух ты, - неожиданно и громко засмеялся Аристоник. - Уже любит! - Но оборвал смех и повернулся к дочери: - Негодница! Я запру тебя в гинекей, как делали наши деды. До свадьбы никуда не выйдешь!
- Она не виновата, я сам, я силой ее…
- А тебя высекут, - спокойно оборвал Аристоник защитника.
Толпа юношей и вакханок рассеивалась.
Филипп вернулся домой уже в сумерках.
IX
У водоема он долго отмывал виноградные пятна. Вглядывался в зеркало бассейна - маленький, вихрастый, с расцарапанным лицом: хорош Парис - похититель красавиц!
За садовой оградой вдруг загудели знакомые голоса. Филипп присел и перестал плескаться.
- Я не поверю, - донесся первым голос Агенора, - чтоб мой Филипп без всякого повода бросился на твою дочь.
- А я говорю: он бросился на нее, утащил к морю! Я не хочу видеть твоего скифа возле моего дома!
Агенор настаивал на своем.
- Ничего с женщинами не происходит без их согласия. Если бы много лет назад наглая дикарка не навязалась на мою голову, мы бы сейчас не ссорились…
- Хорош же ты мужчина, если она взяла тебя помимо твоей воли!
- Она была красива. Покрасивей твоей дочери, которая… Теперь я уверен: твоя Иренион сама уговорила моего сына похитить ее.
- Оставь мою дочь в покое. Возможно, все случилось не без ее согласия. Но прошу тебя, сосед, удали на время своего сына. Они скоро забудут друг друга, - молил Аристоник.
Филипп услышал неожиданный смешок.
- А зачем им забывать друг друга? - весело возразил Агенор. - Ты сам говоришь, что девушка была не прочь. Мы соседи, хорошо знаем друг друга, поженить их - и все!
Голос Аристоника пресекся.
- Неужели ты… ты… думаешь, что дитя архонта Аристоника, эллинка с ног до головы, станет женой полускифа? - запальчиво возразил он. - Если закон о запрете смешанных браков восстановят, твой сын - незаконнорожденный, а моя дочь - наложница его, мать внебрачных детей… Ты забыл об этом?
- Если этого боишься, присматривай лучше за Иренион. Я за сыном смотреть не буду! - сердито отрезал Агенор.
Филипп сидел у бассейна ошеломленный. Его больше всего поразило, что Иренион к нему неравнодушна. Будь он более решительным, доведи до конца вчерашний свой поступок, они виделись бы каждый день. Она стала бы его женой!
* * *
Филипп проснулся и увидел мачеху. Было еще темно.
- Вставай! Не умеешь жить среди эллинов, отправишься к своим скифам.
Это его взорвало.
- Уеду! Стану скифским царем, сожгу и Херсонес, и тебя, - вскочил он с ложа.
Клеомена помчалась к Агенору. Она бурно жаловалась на пасынка, но ответных слов юноша не расслышал.
Агенор встретил Филиппа почти торжественно. В душе он гордился, что его первенец замешан в любовную историю с самой красивой девушкой Херсонеса. На пирах в Стое Агенор расскажет всем, что влюбленные хотели бежать, но он помешал. Он не намерен женить своего первенца на девушке, которая сама вешается на шею. К тому же Аристоник скоро обанкротится. Семья живет расточительно, не по карману…
- Вот ты уже и взрослый, - начал Агенор своим излюбленным декламаторским тоном. - В твои годы на ладье, груженной хиосской мастикой, египетским льном и винами Родоса, я уже бороздил крутые хребты вечно пустынного соленого моря. Выменивал товары на меха, мед, коней и рабов. Я и по суше бродил…
Агенор утомился от собственного красноречия, отхлебнул вина и продолжал уже обычным тоном:
- Ираклий снарядил караван - ленты, бисер, зеркальца, египетские дешевые ткани, - отправляйся в Скифию, сын мой. Дорогих товаров эти ско… - он поправился, - скифы не покупают, но на разноцветье набрасываются. От них забирай меха, коней и рабов. Ираклий поедет с тобой. Он опытен и предан. Старик родился в доме моего отца. Раб, рожденный в доме, не имеет цены. Никогда не продавай тех, кто родился в твоем доме. - И неожиданно почти лукаво подмигнул: - Будет у тебя дом, сын. Придет время, найдем тебе невесту, а пока… - Он поднялся, привлек к себе Филиппа и закончил так же торжественно, как и начал: - Пора тебе, сын мой, приумножать приобретенное отцом твоим.
X
Над выгоревшей степью струился раскаленный воздух. Горы вдали казались маревом. Разбросанные по солончакам неподвижные лиманы зыбились синью. Вокруг них широкой каймой блестела соль.
Ираклий привычно трясся в седле и терпеливо объяснял, что хорошую шкуру выгодней сперва забраковать. Покупать следует словно нехотя, снисходя к нужде продающего. Пусть молодой господин присматривается.
- А я и не собираюсь возиться с этой дрянью! - Филипп пренебрежительно махнул хлыстом в сторону каравана. - Еду в гости к царю Гиксию - моему деду!
Ираклий нахохлился, точно старый коршун. Всю жизнь он верил, что торговля - самое разумное занятие, а Гермес - покровитель купцов, ремесленников и плутов - величайший из богов.
- Твой бог - Гермес, мой - Арес, бог воинов. Ты и мой отец всю жизнь ищете богатство, я всю жизнь буду искать… - Филипп запнулся: он еще не знал, чего будет искать всю жизнь.
Соплеменники Гиксия, покинув примеотийские степи, кочевали на северо-западе Тавриды. Скифы спешили до зимних дождей собрать как можно больше соли.
Внука Гиксий принял с царскими почестями. Устроили скачки. Ракса ни на миг не отходила от двоюродного брага. Она предупреждала каждое его желание, заглядывая в глаза, сама прислуживала за едой. Первые дни Филипп смущался, но вскоре привык к поклонению и даже иногда покрикивал на девушку. Ракса не обижалась.
Вечерами он часто играл на кифаре. Она садилась у его ног и озарения я отблесками костра, словно врастала в землю: ни звука, ни малейшего движения…
- Ракса, - смягчался Филипп, - ты хорошая, я не буду обижать тебя, прости меня.