Он начинал свыкаться с обычаями вольного скифского племени. Здесь все свободны и все трудятся. Ракса - царевна, а сама доит кобылиц, заквашивает и готовит кумыс. Он - сын простого купца, но с детства привык ко всему готовому: рабы варили ему пищу, стирали одежду, топили зимний очаг. Труд создан не для свободнорожденного. Так говорили ему и дома, и в гимнасии. Война, искусство, торговля, науки - вот занятия, достойные истинного эллина! "Эллины превратили себя а богов, все другие для них - варвары, хорошо ли это? - думал про себя Филипп. - Разве среди скифов, победителей Дария, не было великих воинов? А Савмак? Он сражался против рабства. Все люди для него были равны…" С такими мыслями Филипп часами бродил по стойбищу, наблюдал чужую жизнь: скифские женщины в длиннополых, теплых, несмотря на зной, одеяниях, прикрытых сверху такими же длинными накидками, доили кобылиц, носили молоко в деревянных сосудах, потом сливали его в кожаные бурдюки; толкли в каменных ступах просо, выменянное у соседних племен на соль и рыбу, пекли в золе заквашенные на кумысе лепешки. Девушки вышивали свои длиннополые наряды причудливым орнаментом. В жару они ходили полунагие, а ребятишки носились вокруг телег совсем голые, путались у ног взрослых, но никто не гнал их от себя.
По ночам вернувшиеся из походов воины шумно пировали.
Филиппу такая жизнь казалась странной, но он не осуждал ее - гордые, смелые люди, они живут по законам своих предков; ему ли, не державшему в руках боевого меча, поучать их? Он был недоволен собой и не мог понять причины этого недовольства. Иренион? Ну да, конечно, Иренион, он влюблен, он тоскует по ней… Верный указаниям Агенора, Ираклий не спешил с распродажей товаров. О скором отъезде не приходилось и думать. Юноша становился мрачным и раздражительным.
Ракса заметила его тоску и как-то вечером, робкая, с опущенными глазами, приблизилась к нему и пригласила проехаться к заливу - там, на прибрежном вереске, они всю ночь будут пасти коней. К ее радости, Филипп ожил и сразу же согласился.
Степь, залитая призрачным светом луны, подступала к самому морю. Вода придавала лунному отражению ясный, необычайно чистый оттенок. Казалось, огромное серебряное блюдо брошено в море, плывет, плещется, никак не утонет. Ракса кончила купать коней и прилегла на песок.
- Ты устал? - заботливо спросила она.
- Нет.
Юноше не хотелось разговаривать. Мерный ритм волн, запах степи, свет бледнеющей луны навевали мечтательность… "Да, нас разлучили. Но она могла бы полюбить меня, могла…" - шептал он про себя.
- О чем ты думаешь? - Ракса поднялась на локти, тревожно заглянула ему в лицо. - О ней? - И вдруг, будто решившись на что-то отчаянное, порывисто обняла юношу, прильнула ртом к его губам и, оторвавшись от них, жарко прошептала: - Не надо о ней думать…
* * *
На заре стало холодно. Море, розовое и дымное, молчало. Ракса еще спала. Филипп осторожно вытащил из-под ее головы затекшую руку. Он с жалостью рассматривал круглое, разрумянившееся лицо скифской царевны. Зачем она не Иренион?
Почувствовав взгляд любимого, девушка открыла зеленоватые глаза и потянулась к нему. Филипп вскочил, помог ей встать. Взявшись за руки, они пошли к лошадям.
В утренней дымке появился силуэт скачущего всадника. Он быстро приближался… "Ираклий!" - удивился юноша. А тот закричал еще издали:
- Господин! Хозяин прислал гонца. Тебе спешно ехать домой.
- Домой? - Филипп подскочил на месте. - Ираклий, я подарю тебе что хочешь! - И бросился к коню.
Уже в седле он оглянулся. Ракса стояла неподвижно. В руке ее безжизненно свисала уздечка. "О боги, - снова подумал Филипп, - почему она не она?"
…Тамор вспомнила о Филиппе. В дом Агенора из Синопы, столицы Понтийского царства, прибыл гонец. Его госпожа послала за сыном. Муж госпожи, благородный Люций Аттий Лабиен, - отпрыск старинного славного римского рода. Он находится сейчас в изгнании, но сохранил все свои сокровища и пользуется большим почетом у Митридата-Солнца, царя Понта. Благородный Люций любит свою супругу больше жизни и ни и чем ей не отказывает. Госпожа тоскует по ребенку. Ее супруг купил и снарядил быстроходную бирему, чтобы привезти малютку к его матери. Гонец изогнулся в почтительном поклоне: он надеется, что Агенор не враг своему сыну…
- Нет, нет, что ты, добрый человек, - поспешно отозвался купец - мальчуган немного прихворнул. Я отправил его подышать степным воздухом к отцу госпожи, к его родному деду. Я конечно, отпущу его к твоей благородной госпоже!
Никий первым обнял брата, встретив его еще на улице. За Никием, забыв накинуть покрывало, как пристойно благородной эллинке, выбежала Клеомена.
- Ненаглядный мой! - закричала она. - Мать вспомнила о тебе, но ты не забывай и обо мне: я всегда, всегда тебя любила!..
Глава вторая
Аридем
I
Спальня рабов - низкая, с двойными нарами. В закопченных каменных корытцах - языки пламени, желтые, окруженные кольцами, поминутно вздрагивают, мечутся от людского дыхания и испарений.
На верхних нарах, пристроившись у самого светильника, молодой пергамец, осторожно расправляя рваные края папируса, с трудом разбирает какие-то стертые письмена.
А внизу, у каменного столба, врытого в землю, рабы играют в кости.
Весельчак Ир, уютно расположившись у очага, пищит на маленькой глиняной свирели.
Никто не заметил, как в спальню вошел Кадм. Он степенно шагал между нарами и бормотал:
- Кир и Адис - вчера чистили, Абель и Балдар позавчера чистили… - Его взгляд остановился на читающем: - Аридем! Эй, Аридем!
Раб, склоненный над клочками папируса, не шелохнулся.
- Эй, пергамец! Ты оглох, что ли? Твоя очередь чистить колодцы!
- Сейчас, - оторвался юноша от папируса.
Он снял со стены веревки с нанизанными на них железными когтями, не спеша смотал вокруг кисти и кивнул:
- Пошли, Ир!
Ночь, звездная и прохладная, обдала их свежестью. Было тихо и ясно. Каменистая сирийская земля звенела под ногами. Во тьме чуть слышно журчали невидимые оросительные каналы. Аридем шел широко, размашисто, длинный, тонкий Ир торопливо семенил за ним короткими шагами.
Вот и колодец у перекрестка. Ир зябко повел плечами.
- Ладно, - Аридем обмотал себя веревкой и кинул свободный конец Иру, - я полезу…
- Ты в тот раз чистил, - запротестовал Ир, - теперь моя очередь!
- Держи крепче, - отозвался Аридем, укрепив на ногах железные когти и ныряя в темноту.
Ир вытягивал бадью за бадьей, полные ила и гниющей грязи, отворачивался, чтоб не - задохнуться от зловония. Наконец показалась полупустая бадья. Выплеснув ее, Ир уперся пятками в землю и стал тянуть веревку.
Через несколько мгновений показался Аридем. Его голова, одежда - все было покрыто скользкой зловонной жижей.
Выбравшись из колодца, Аридем, пошатываясь, сделал несколько шагов и упал. Ир схватил кувшин и метнулся к соседнему каналу, принес свежей воды и вылил на товарища. Аридем очнулся и с трудом приподнялся на локте:
- Еще три колодца на нашей шее!
- Теперь спущусь я, - робко предложил Ир.
- Чтоб я тебя дохлого вытянул?! Ты же не выдержишь, - Аридем встал. - Пошли!
Ир поспешно затрусил за другом.
- Не обижайся, что я твой подарок не передал. Наверное, скучаешь об Арсиное?
- Нет! - Аридем провел рукой по влажным волосам. - Не нужна она мне. Не нужна ее любовь за подарки.
- Найди настоящую! - Ир меланхолично свистнул.
- Когда-нибудь найду. - Аридем задумчиво поглядел в темную даль. - Я часто думаю о моей матери… Любила же она моего отца всю жизнь, а видела миг!
- Ты его помнишь?
- Нет. Знаю только, что его звали, как и меня, - Аридем. Мать встретилась с ним случайно. Может быть, он не назвал ей свое истинное имя… Ир, а что если мой отец не Аридем? - Юноша вдруг остановился, закинул голову и, словно пораженный какой-то догадкой, долго смотрел в звездное небо.
Ир настороженно следил за товарищем.
- Если его звали не Аридем, а… как же? - живо переспросил Ир, почему-то оглядываясь.
- Молчи! Молчи! Ведь говорят же, рассказывают те, кто были с ним в последней битве… - Аридем от волнения схватил руку товарища. - Труп Аристоника, последнего царя Пергама, никто не нашел… Не мог же вознестись он на Олимп! Никто не знает о судьбе его сына, о его внуках…
- Ах! - подскочил Ир. - Буду нем как рыба. А если и Нисса не твоя мать? Если тебя подкинули? Если она только кормилица?!
- Не знаю. Пошли! - Аридем ускорил шаг. Потом снова остановился, тихо предупредил: - Только - никому…
- Да что я? Что мне, жить надоело? - Ир осторожно коснулся руки друга. - Я твой раб, Аридем!
Аридем, остановившись, сурово ответил:
- Рабы мне не нужны, нужны друзья.