- Сергей-топчи... Неужели это ты? - скупая улыбка скользнула по лицу сердара, и он сердечно обнял старого друга.
- Я, кто же еще может тебя навестить в столь за брошенном уголке! - обрадованно заговорил Сергей. - Вот приехал взглянуть на твое житье-бытье.
- Дорогой топчи, на этот раз, как я вижу, ты приехал не по повелению своего хана. С тобой нет ни одного нукера. Помню, когда мы встретились в Куня-Ургенче, тебя сопровождали сыновья биев и самого мехтера.
- Да, Рузмамед, ты угадал, - согласился Сергей,- На этот раз я не взял с собой слуг, да и сам едва унес ноги. Жену потерял, сына потерял...
- Сергей-джан, что же произошло?! - Рузмамед с болью в глазах смотрел на гостя. Затем, обняв за плечи, повел в юрту. Сыновья сердара вошли следом.
Раздевшись и умывшись с дороги, все сели на кошму, Жена сердара подала пиалы с чайником, немного погодя принесла горячую шурпу. Пока она накрывала сачак, Сергей рассказал во всех подробностях о случившемся. Рузмамед тяжело вздохнул и, немного подумав, предположил:
- Думаю, дорогой Сергей, к этому хитроумному замыслу Кара-кель непричастен. Кути-ходжа нарочно сделал так, чтобы ты подумал на Кара-келя, а убили твою жену другие. У Кути-ходжи много угодников, Каждый способен убить человека.
- То, что Кути-ходжа - зачинщик расправы над Татьяной, я нисколько не сомневаюсь. Ему есть за что мстить. Ты ведь сам был свидетелем, как мы поругались в походе.
- Да, Сергей-джан, я все хорошо помню. И думаю, Кути-ходжа - твой кровник. Ты сам должен снять с него голову. А Кара-келя не трогай. Этот дурак виноват только в том, что поймал твоих пушкарей. С ним ты будь осторожней. Скажи, где теперь живет Кара-кель? Я его не видел с тех пор, как он обрубил мне руку...
- Кара-кель первым клюнул на уловку Аллакули-хана - поселился на канале около Газавата, - сказал Сергей. - Помнишь ту старую крепость, в которую мы палили из пушки. Он ее облюбовал. Переселил туда своих родственников и слуг, купил три каюка. Выращивает арбузы, дыни, виноград. Возит в каюках на хивинский базар. Не сам, конечно, слуги. От его сердарской осанки остался один пшик. Купец купцом. Слышал недавно, будто бы четырех персиян себе купил, на огородах у него работают.
- Да, Сергей, теперь времена другие пришли, - печально принял весть о Кара-келе сердар. - Не только Кара, и другие, кто со мной в Персию на аламан ездили, поселились на каналах. Научились лук, чеснок выращивать... овес, клевер... Урюк собирают... Саблю дер жать разучились, на коне плохо сидят...
- Старший твой, - Сергей бросил взгляд на Аман нияза, - тоже будто бы на огородах возится.
Аманнияз, двадцатидвухлетний джигит, от стыда склонил голову. Рузмамед тоже насупился, а Атамурад засмеялся, за что получил подзатыльник от отца.
- Э, ашек, - выругался Рузмамед и, выпрямившись, строго заговорил: - Аманнняза я не отдал в войско Аллакули-хана. Не захотел.
- Да уж что хорошего, - оценил по-своему поступок сердара Сергей. - Ты потерял руку, а если еще сын налетит на саблю, тогда и кормильцев в доме не будет... Атамурад-то, если ему верить, на муллу учится. С него что возьмешь? С него мало проку.
- Ты меня не понял, Сергей, - возразил Рузмамед, - Я не отдал своего старшего по другой причине: не захотел, чтобы Аманнияз воевал с русскими.
И вновь Сергей неправильно понял Рузмамеда: по думал, что сердар не захотел обидеть его.
- Не надо, Рузмамед, считать русских ангелами.
Не думай, что русская плеть или армейский прут нежнее вашей нагайки или камчи. Мир устроен везде одинаково. В России давят бедноту царь, князь да дворяне, а в Хиве - хан и его сановники. Вся и разница между ними в том, что говорят на разных языках. Рузмамед хмыкнул, не согласился с Сергеем: - Может быть, так и есть, но я сужу о делах - только по делам. Я тебе сказал, что не отдал Аманнияза в войско Аллакули-хана, но не поведал, как это было. А было так, дорогой топчи... В ту зиму, когда двинулись хивинские войска на Усть-Юрт, к Чушка-келю, я жил здесь, в этой самой юрте. Шел снег, и я пил черный чай с салом, чтобы согреться, когда к юрте приблизился целый отряд. Вышел я взглянуть, кто такие. Вижу, туркмены, а кто они и откуда - понять не могу. Тут один подходит и говорит: "Сердар, если ты гостеприимный хозяин, то пригласи нас в кибитку". Я приказал чабанам принять весь отряд, как подобает хорошим хозяевам, а главарей пригласил к себе. Оказались они людьми не простыми. Один - старший сын челекенского хана Кията, зовут его Якши-Мамед, а другой - предводитель туркменских джигитов Мухтумкули-хан. Вот они мне и говорят: "Ты зачем, Рузмамед, Хива-хану служишь? Неужели не видишь, что он в тобой делает? Неужели не замечаешь - всех он затянул в свое ханство, на огороды. Скоро вы все ишаками станете..." Я им отвечаю: "Так оно и есть. Те, которые переселились на каналы, теперь перед ханскими раисами и серкерэми головы клонят... Не успеют собрать урожай - серкер уже у кибитки с нукерами стоит, требует-отдай" Якши-Мамед согласно кивнул и говорит: "А мы. каспийские иомуды, никому не платим. Мы торгуем в астраханскими купцами - и тем живем. Мы им соль- они нам хлеб. Мы им нефть - они нам сахар, материю бязевую. Мы им ковры - они железо, готовые лопаты в кирки Мы им коней, они - бархат и китайскую посуду". Я вновь согласился с ними: "Хорошо, оказывается, вы живете И сам Нур-ишан был у нас, тоже об этом говорил Но, позвольте вас спросить, по каким делам забрались вы так далеко от своих благодатных мест - пятнадцать дней пути от Каспия до Ашака?" Якши Мамет отвечает: "Приехали мы сюда затем, чтобы помочь белому царю в его войне с хивинским ханом.
Как только русские одолеют Усть-Юрт и войдут в хивинское ханство, мы выйдем из песков и присоединимся к русским войскам", "Хай-бой1- удивился я,- Возможно ли, чтобы мусульмане воевали против му сульман?" "Возможно, - отвечает Якши-Мамед, - Когда мы захватим Хиву и сбросим Аллакули-хана, то на его место посадим сына Кият-хана, который верой и правдой служит русскому царю. Если я сяду на трон в Хиве, то все туркмены сбросят навсегда цепи бедности, а приобретут волотыв ожерелья сытости и довольства... Если ты, Рузмамед, поможешь нам, мы сделаем тебя большим человеком, будешь жить в ичанкале и помогать мне". Я опять спрашиваю: "Как же вы станете управлять?" А он мне: "Изберем маслахат из самых уважаемых и мудрых людей - они будут думать, как накормить весь народ Хорезма". Что тебе сказать еще, Сергей-топчи... Скажу так, не покривлю душой. Я сказал своему сыну Аманниязу: "Служи Якши-Мамеду, а вместе с ним русским". И все, кто жил в то время на Ашаке, все молодые джигиты присоединились к Якши-Мамеду... Но ты знаешь, Сергей, как было дальше. Судьба распорядилась так, что все русские померзли в степи и не смогли перейти Усть-Юрт, а Якши-Мамед с джигитами отправился к морю... Сын же мой остался дома... Вот с тех пор он копается на огородах в Куня-Ургенче. Жену ему подыскал. Уже два внука у меня есть. Вот так живем. Что можно сделать, если у тебя одно крыло подбито? - Рузмамед приподнял культю.- Разве с одним крылом высоко взлетишь? Слышал, что твои пушкари, и сам ты, вроде, на Усть-Юрт не ходили?
- Нет, не ходили, - подтвердил Сергей. - Высоко туда с пушками лезть да и побоялся Аллакули-хан загонять нас на Чушка-кель. Если уж в Хорасане побег устроили, то там и подавно - сразу же к русским сбежали бы. Пушки все это время стояли заряженными вокруг ханского дворца, а пушкарей приковывали к ним. Днем под стражей, ночью - на цепи. Один я вольно ходил, ночевал дома, да и за мной несколько нукеров постоянно присматривали, чтобы не сбежал.
- А сбежал все-таки! - Рузмамед улыбнулся.- Теперь чем хочешь заняться?
- Не знаю, сердар. Ума не приложу. Кроме боли и ненависти в сердце пока ничего нет. О России все думаю.
Но как начну думать о ней, так страх одолевает. Нет у меня никого там - ни в Казани, ни в другом каком-либо городе. Мать померла, когда я еще на Кавказе службу нес. Можно, конечно, прийти к своему барину, сказать ему, так-то мол, барин, и так... Но что получится из этого? Да ничего хорошего - сдаст городовому, и вся биография. Можно еще юродивым прикинуться, пойти к церкви, на паперти жить. Да разве это жизнь?! И в Хиву опять вроде бы не за чем. Разве что...- не договорил Сергей, словно испугался этой мысли: "Возможно ли к ней? Не женаты, не венчаны. Вся и радость, что дитя нечаянное..." Отогнал Сергей чуждую мысль, попытался больше не думать о Юлдуз, да не тут-то было. Перевел Сергей разговор на другой лад, а она все равно не выходит из головы, и слова ее жалкие ожили в памяти: "Возьми меня к себе, я твоей белой жене ноги мыть буду".
Сергей надолго замолчал, и Рузмамед, понимая его, предложил:
- Оставайся у меня, Сергей-топчи. Живи сколько хочешь Тут хорошие, привольные места. И человеку, и зверю места хватает. Хива далеко. Россия далеко, ни один шайтан тебя не достанет.
- Спасибо, Рузмамед. - Сергей руку к сердцу приложил. - Ты настоящий друг, Рузмамед.
- Вон, рядом юрта стоит. Вместе а Атамурадом будешь в ней жить.
- А старший как?
- Аманнияз два-три дня побудет здесь, шкуры за берет, войлоки и на базар в Куня-Ургенч поедет. На зиму мука нужна...