- Ну, ну, лады, кость бы тебе в горло? - захохотал Сергей, хотя знал, что не так просто собрать людей Рузмамеду. Коши чабанские разбросаны по всему подножью Усть-Юрта: от одного до другого верст сорок, не меньше. Да и неохотно идут туркмены служить к хивинскому хану. Разными ухищрениями приходится зазывать джигитов в войско: сулить жалованье и добычу в победе. А главное, при вступлении в войско наделяют семью каждого джигита землей на каналах Газават, Шах-абат, Большой или Малый Лаудан - в зависимости от того, к какому каналу он ближе живет.
- Много людей привел? - спросил Сергей.
- Больше ста человек, - ответил Рузмамед. Это влачило, что более ста туркменских семей урочища Ашак переселились на Большой Лаудан, чтобы заняться земледелием.
Прошло больше часа в разговорах. Но вот кто-то из сановников известил, что хан выехал из Хивы и уже приближается к Чарбагу. Вскоре, однако, выяснилось, что он заехал в походный лагерь. Наконец ханская кавалькада появилась со стороны канала Палван-ата. Рядом с ханом ехали Юсуф-мехтер, Кутбеддин-ходжа и Ниязбаши-бий.
При виде повелителя вся знать и пушкари опустились на колени, прижали ладони к груди. Стояли на коленях до тех пор, пока хан не слез с коня и не дал знак, чтобы встали. Но и встав, они продолжали кланяться и с подобострастием заглядывали в глаза Алла-кули-хану, готовые выполнить по первому его мановению любое приказание. Аллакули-хан оглядел каждую из десяти пушек, посмотрел вдаль, где стояли мишени - огромные дощатые щиты. В глазах его светилось торжество, и Сергей, медленно идя рядом вдоль батареи, с удовольствием пояснял:
- Все разного калибра, но одна другой не уступит. Эта вот шрапнельная - по живой силе, а самая болы шая - стенобитная.
Шедший позади хана Ниязбаши-бий скептически произнес:
- Повелитель, не кажется ли вам, что Сергей-топчи считает нас людьми несведушими? Посмотрите, какие жалкие мишени он поставил! Эти доски можно разнести в щепки даже из замбурека, а нам необходимо разбить стены Серахса и Герата, толщина которых в несколько локтей.
- Что скажешь, Сергей? - насторожился хан.
- Ваше величество, мы хотели показать лишь точность боя тяжелых пушек. Что касаемо мишеней то поблизости нет ничего такого, что походило бы на крепость. Ближайшая старая крепость в Газавате.
Аллакули-хан, поколебавшись, велел начинать стрельбы.
Пушки давно были заряжены и нацелены, требовалось только воспламенить запальники. Сергей подал команд}. Пушкари бросились к орудиям. После команды "пли" прогремел залп, и место, где стояли мишени, окуталось черным дымом. Грохот был настолько мощным, что многие сановники от страха упали наземь. Потрясен был и сам Аллакули-хан: побледнел, съежился. Когда рассеялся дым и на горизонте не оказалось ни одной мишени - все они разлетелись, - хан удовлетворенно произнес:
- Это подобно чуду!
- Да, ваша светлость, это чудеса из чудес! - восхитился Юсуф-мехтер.
- Это ужаснее, чем гром! - сравнил Рахимкули-торе, держа за руку младшего брага Мухаммед-Эмина.
- Если узнают враги о пушках, они не захотят воевать с нами.
Сановники, один перебивая другого, сладкоречиво защебетали перед ханом. Лишь Кутбеддин-ходжа был подавлен, видя, как поднимается авторитет русского пушкаря. Ниязбаши-бий, кисло улыбаясь, еще раз усомнился:
- Повелитель, стены Герата - не из досок!
- Сейчас мы повезем самую большую пушку в Газават и там проверим на старой крепости! - принял решение Аллакули-хан.
- Повелитель, возможно ли такое? - стесненно возразил Кутбеддин. - Смею напомнить вашему величеству, что газаватская крепость освящена благостью Аллаха: она неприкосновенна.
Аллакули-хан без труда догадался - не стенами старой крепости дорожит шейх-уль-ислам, а боится громкой славы русского пушкаря Сергея. Его пушки привели в восторг всю знать после первого залпа. Но если перед главной пушкой не устоят древние стены Газавата, тогда не пойдет ли ропот среди тех же придворных! "Напрасно шейх-уль-ислам мучил Сергея в зиндане. Христианская вера не мешает ему заботиться о чести и могуществе Хорезма!". Хан с минуту раздумывал, как поступить, и тут на помощь ему пришел Мухаммед-Эмин:
- Отец, ну что же мы ждем?- потребовал он с недетской властностью. - Ты же сказал свое слово! Разве может хан отменять свое решение? Ты меня учил другому!
Сановники потихоньку посмеивались между собой, Сергей положил руку на плечо ханского отпрыска:
- У нас, у русских, говорят: устами младенца глаголет истина. Вели, повелитель. Тут всего-то до Газавата верст пять
- Давай, поехали! - распорядился Аллакули-хан и направился к скакуну.
Хан со свитой уже скрылся за садами, а пушкари все еще мучились, впрягая в самую тяжелую пушку двух бактрианов. Верблюды потянули ее с видимой натугой. Колеса заскрежетали, врезаясь в землю. Не сколько пушкарей помогали, среди них Егор и Василек,
- Экая стерва, ровно попадья старая!- ругался Егор - Еще и с Чарбага не выехали, а она уже в землю лезет. А что будет, когда по пескам ее покатим?! Ты вы подумал, господин бий, что делать, не то хан свою плеть на твоей спине иссечет.
- Подумал давно, - огрызнулся Сергей. - Только сделать еще не успел. Нынче, как вернемся из Газавата, разорим одну кибитку да на войлоки порежем. Войлочные обода на все колеса поставим. Обовьем и бечевой обмотаем, небось, легче будет.
- Эхма, а ты и впрямь семи пядей во лбу! - обрадовался Егор. - Вот только придумать пока никак не можешь, как нам, несчастным, из ханской неволи сбежать,
- Заткни хлебало, кость бы тебе в горло! - выругался Сергей. - Услышат нукеры - они тебе так убегут, что опять сам в мусульманство запросишься. Тоже мне, беглец.
По ровной дороге вдоль канала пушка покатилась легче. Спустя час пушкари с кулевриной остановились перед полуразрушенной, с оплывшими стенами, старой крепостью с четырьмя башнями. Сергей собственноручно заложил в пушку ядро со взрывателем, навел прицел на левую башню, взял чуточку ниже, боясь промахнуться, и поднес к стволу запальник. Ухнула кулеврина - эхо раскатилось по равнине, дым черным столбом вскинулся над стеной, полетели в разные стороны глиняные осколки Башня развалилась на глазах у всех. И опять перепуганные сановники были в восторге. Хан подозвал Юсуф-мехтера и велел ему одарить пушкарей шелковы ми халатами.
- Ну, мать моя, живи - не хочу! - захлебывался от радости Василек.
И Егор был доволен:
- А что, халат можно променять на мешок риса. Нажраться хоть разок вдоволь
Другие пушкари, подталкивая кулеврину, тоже приговаривали:
- Щедр, однако, царь Хорезма!
- Пошли ему господь Бог счастья да славы!
Сергей ехал впереди рядом с Рузмамедом и Каракелем в свите хана. Возле Чарбага Аллакули-хан приостановил своего коня, подозвал Сергея:
- Завтра выкатывай пушки на Хазараспскую дорогу.
Тут же хан пустил коня рысью, и свита поспешила за ним. Сергей окликнул Рузмамеда:
- Сердар, тебе будто бы спешить незачем. Сейчас распоряжусь да отправимся ко мне...
Сергей поручил Егору к утру все десять пушек вывезти к Хиве, к Хазараспским арыкам, зашел в мастерские, приказал литейщикам до утра изготовить еще десятка три больших ядер для кулеврины. осмотрел арбы, нагруженные боеприпасами, накрытыми шерстяными мешками.
- Утром выеду на большак, к каналу. Жди меня там... - предупредил он Егора
Через полчаса они были в Хиве, на подворье Юсуф-мехтера. Прежде чем подняться на айван, где Татьяна с Меланьей суетились, накрывая на стол. Сергей повел Рузмамеда по двору.
- Тут вот мои пушкари живут. Здесь огород небольшой, сад урюковый. Словом, обзавожусь хозяйством.
Рузмамед, осматривая двор, хмурился. Выговорил наконец:
- Хвастался петух: "У меня, свой сарай, у меня много кур", а все равно хозяин съел петуха, Тебя Юсуф-мехтер тоже съест.
- Эка, друг, обрадовал ты меня! - Сергей засмеялся и повел гостя на верхний айван. Поднимаясь, приговаривал: - У мехтера зубы гнилые, Последние зубы на мне сломает. Да и чего ради он жрать меня станет, когда я ему позарез нужен, как пушечных дел мастер!
Женщины подали еду - огромную чашу с шурпой, лепешки пышные, посыпанные маковым зерном. Ни столе стояла бутыль с самогоном. Сергей налил в пиалушки.
- Ну что, сердар, выпьем за встречу и за поход, чтоб удачно прошел?
- Убери, - Рузмамед поднял обе руки, отстранив питье. - Коран запрещает мусульманам пить вино,
- Запрещает вино, а это чистейшей пробы самогон! - начал настаивать Сергей. - Кара-кель три дня у меня тут был, с удовольствием пил. Вино нельзя - самогон можно. Было бы вино, я и сам бы не стал его пить...
Сергей тремя глотками опорожнил чашку, крякнув, закусил огурцом. Рузмамед решительно отставил пиалу и принялся за шурпу. Ел молча и серьезно, словно исполнял святое дело.
- Тань, может, ты пригубишь? - Сергей подморгнул жене.
- С ума что ль сошел, - беззлобно отмахнулась она. - Нельзя мне.
- Почему нельзя-то?
- А то не знаешь - почему? - она покосилась на живот, хотя под широким платьем беременность ее вов се не была заметной.
- Ну, тогда мы с Малашей. Подойди, старая!
Та и рада стараться. Сама себе налила, чашку перекрестила, буркнула под нос: "Ну, будем здоровы", и выпила, не поморщившись.
- Видишь, -облегченно сказал Сергей, - баба пьет, а ты, Рузмамед, боишься.
- Ай, если Кара-кель пил, давай я тоже выпью.
- Вот это по-нашенски! - обрадовался Сергей и подал сердару чашку. Себе еще налил: - Ну, так за удачу. И чтобы мехтер не слопал меня, как петуха!
Выпив, Рузмамед долго не мог перевести дух, закашлялся Малашка совала ему в рот огурец и все при говаривала: