Король, сидевший в массивном кресле, напротив матери, бросил нервный взгляд в дверной проем, откуда должен был появиться министр. Голоса, наполнявшие пространство зала, стихли, и лишь щебет беззаботных канареек, мечущихся в золоченой клетке у окна, разбавлял густоту нависшей угрозы. Медичи, с едва скрываемой радостью, переглянулась с д'Эперноном, ехидно улыбнувшемуся королеве. В комнату, как обычно, бесшумно, вошел кардинал. Его напряженный, покрасневший от бессонной ночи взгляд, скользнул по рядам недоброжелателей, остановившись на грозно воззрившемся, на министра, короле. Ришелье поприветствовал Его Величество, как и всех присутствующих, поклоном, включавшим в себя одновременно почтение и высокомерие, как умел только он. Но не успел гость сделать ещё и шага, как Анна Австрийская, тяжело вздохнув, слабым голосом произнесла:
– Простите, Ваше Величество, что-то мне не по себе. Я вынуждена ненадолго покинуть вас, надеюсь, моё отсутствие не испортит приятной беседы?
Вымолвив, с сожалением, явно надуманную, но при этом искусно разыгранную причину, собственного ухода, она направилась к двери. Во время неторопливого шествия, в голове королевы проносились одна мысль за другой, бросая её, от приближения неотвратимой опасности то в жар, то в холод. Даже слова свекрови, остались без внимания, когда Анна, на неверных ногах, приближалась к кардиналу.
– Ваше Величество, надеюсь, вы не столь жестоки, чтобы наказывать нас вашим отсутствием? Знайте, мы с нетерпением ждем вашего возвращения.
Королева Анна, с самого начала, когда только узнала о замыслах Бекингема посетить Париж, не испытывала уверенности в удачном исходе сего вояжа. Накануне приезда, отдав все, на её взгляд, необходимые распоряжения, предприняв все возможные меры предосторожности, и заручившись поддержкой верных ей людей, она в какой-то момент скорее уговорила себя, чем поверила в то, что всё под контролем, а значит нечего опасаться. Но когда ей донесли о погоне гвардейцев Его Преосвященства за каретой герцога, и о случившемся на Новом мосту, она поняла – кардиналу известно всё. Столкнувшись лицом к лицу с Ришелье у дверей, испанка впала в предобморочное состояние, едва удержавшись на ногах. Её лицо окрасилось бледной пастелью, а губы, едва способные шевелиться, прошептали.
– Прошу вас, пощадите.
Кардинал остановился, склонившись перед Её Величеством, не подав вида, что Анна произнесла хоть слово. После чего он, неспешно выпрямился, и будто невзначай произнес лишь несколько фраз в ответ, демонстрируя, будто с легкой улыбкой поприветствовал королеву.
– Не унижайте себя просьбами, Мадам. Достаточно одного вашего взгляда.
Дождавшись, когда за Анной Австрийской затворилась дверь, Ришелье, направился к королю и окружавшей его свите, уже сообразив, даже не зная причину, по которой был приглашен в "Люксембург", что схватка будет жаркой. Прежде чем начался диалог, яростный, гневный взгляд монарха, разбился о холодное спокойствие серых глаз Первого министра.
– Господин де Ришелье, нам стало известно, что герцог Бекингем, вопреки моим запретам и вашим заверениям о невозможности появления во Франции сего наглеца, все же дерзнул посетить Париж.
Из глаз Марии Медичи, повеяло холодом расплаты. Она, как и её приспешники, толпящиеся за высокими спинками кресел короля и его матери, чуяла близость первой крови загнанного зверя. На лице кардинала не шевельнулся ни один мускул.
– Ему, как оказалось, это по плечу!
Не без удовольствия продолжил Людовик.
– Таким образом, он нанес оскорбление мне, вашему королю! Королю, которому вы дали слово, что после возмутительной выходки сего напыщенного британского негодяя в Амьене, более никогда не позволите никому уязвить меня!
Не в силах сдержать торжества, наполнившего душу, Мария Медичи задала колкий вопрос кардиналу, что доставило ей неописуемое удовольствие.
– Что же вы помрачнели, месье кардинал? Или вы забыли мои советы, которые получили, будучи ещё епископом люссонским? Я с удовольствием напомню вам: чтобы выжить в Париже, нужно научиться смеяться над своими неудачами, господин де Ришелье.
– Моя признательность, Мадам, не имеет границ. Даже на смертном одре, я буду помнить о той снисходительности, которой вы сумели так щедро одарить меня.
При этих словах он отпустил почтительный поклон королеве-матери.
– Но сегодня, если вы позволите, я бы ответил вам цитатой Монтеня: "Нас делают людьми не величие и могущество, по нелепой случайности отпущенное Богом, а лишь глубоко укорененные в нас несовершенства, и недостаток рациональности". Я, Ваше Величество, к сожалению, а быть может к счастью, не исключение.
Почувствовав примирение Первого министра с роковыми обстоятельствами, которые наверняка будут стоить ему доверия короля, а быть может даже головы, присутствовавшие вельможи, цвет королевства, в нетерпении, словно боевые кони перед битвой, переминаясь с ноги на ногу, обменялись торжествующими взглядами и едва уловимыми фразами, больше похожими на поздравления с победой.
Король, скорее всего, уже принявший решение, но как это часто бывало с Людовиком, пожелавший, как кот с мышкой, напоследок поиграть с жертвой, величественно произнес:
– Что ж, господин кардинал, нам осталось лишь объявить своё решение.
Медичи с гордостью посмотрела на сына, не сомневаясь в его последовательности и справедливости, в вынесении сколь безжалостного, столь желательного для неё приговора, для негодяя, посягнувшего на честь Величества.
– Напоследок, я хотел бы задать вам ещё два вопроса. Всего два, но от ваших ответов, уверяю, может зависеть многое, в том числе ваша судьба.
За спиной короля послышались негромкие смешки, свидетельствовавшие о признании присутствовавшими аристократами величайшей щедрости и снисходительности монарха, но не сомневавшимися, что это лишь зря потраченное время. Улыбнулась даже королева-мать.
– Скажите, Ришелье, …
Громко и выразительно, чеканя каждое слово, вымолвил монарх.
– … можете ли вы подтвердить, либо опровергнуть, слухи о свидании Её Величества, королевы Анны Австрийской с английским герцогом?
Ришелье, ответил с равнодушием человека, уже не сомневавшегося в получении столь позорной отставки.
– Сир, все передвижения Бекингема по Парижу, впрочем, как и за его пределами, нам, несомненно, известны, но сими сведениями, к сожалению, мы завладели уже после бегства лорда-адмирала, о чем, до сегодняшнего дня, я готовил для вас подробный отчет. Таким образом, основываясь на известные нам факты, полагаю, что встреча герцога с Её Величеством вряд ли могла иметь место.
– Что значит вряд ли?! Вы не уверены!
– Убежден.
Твердо ответил кардинал. Успокоенный категоричностью министра, и получив желаемый ответ, Людовик, начал терять интерес к разговору.
– Что ж, тогда последний вопрос.
Устало произнес король, считая дело завершенным.
– Господин де Ришелье, я вынужден задать вам риторический вопрос, хотя мы все понимаем бесполезность сих усилий, и все же, таков порядок.
Людовик равнодушно и величественно положил ладони на сверкающий золотом набалдашник своей трости.
– Скажите месье кардинал, существует ли причина, которая могла бы послужить серьезным оправданием, для вас, в этом постыдном деле с герцогом Бекингемом?
– Ваше Величество, учитывая вашу доброту и справедливую снисходительность к своим подданным, я не стану даже пытаться снять с себя вину.
Негромкие возгласы одобрения наводнили помещение.
– Могу лишь добавить, моё внимание, в последнее время, сосредоточено на поимку Черного графа, которого я обязуюсь, в скором времени, в кандалах, представить Вашему Величеству.
Недовольство сменилось ропотом, всё сильнее нараставшим из-за королевских кресел. На лице Людовика появилось недоумение, в то время как черты лица королевы-матери, исказила тревога.
– Вы, говорите о том, что вскоре соизволите, сего призрака, за которым охотится весь Старый Свет, изловить, и представить на всеобщее обозрение?
– Именно, Сир.
Король с недоверием, с головы до ног, оглядел тщедушный силуэт князя церкви. Уверенность и холодная непроницательность кардинала, даже заставила замолчать разгорячившихся вельмож, позволив им лишь укрепиться в неприязни к Его Преосвященству. Людовик встретился с угрожающим взором матери, и, осознав всю серьезность ситуации, сулившей ему недовольство близких, тоном, не терпящим препирательств, провозгласил:
– Кардинал де Ришелье, оставляю вас на посту Первого министра с условием, что до Дня Всех Святых, вы обязаны предоставить нам персону Черного графа, кем бы он ни был. В случае если ваше слово будет нарушено, я обещаю принять решение, которое будет утверждено теми господами, которые имели честь присутствовать при сегодняшнем разговоре, каким бы суровым оно не было. Такова наша королевская воля.
1 Кончино Кончини (1575 – 1617) – итальянский авантюрист, фаворит французской королевы Марии Медичи, носивший титулы графа делла Пенна и маркиза д’Анкра. Он был самым влиятельным во Франции человеком в течение семи лет, последовавших за гибелью в 1610 г. супруга Марии, Генриха IV. Кончини сумел возбудить против себя враждебные чувства в молодом короле Людовике XIII, к которому относился с пренебрежением. С ведома последнего самый близкий к юному Людовику человек, Шарль д'Альбер, устроил заговор против Кончини. Когда утром 24 апреля 1617 года маршал д’Анкр в сопровождении 50-60 лиц вошел в Лувр, гвардейский капитан Витри убил его выстрелом на месте.
ГЛАВА 21 (115) "Мегера и Пифон"
ФРАНЦИЯ. ПРОВИНЦИЯ АНЖУ.