Овейн еще пытался что-то возражать, но я не слушал. Я бросил ему в руки свой шлем и тренировочный меч, которые все еще таскал с собою, и обернулся к Иову.
- Давай коня.
- Эрик, ты не собираешься туда ехать, верно? - спросил сэр Овейн страшным голосом. Угадайте, что я ответил? Правильно, ничего. Только снова заорал на Иова.
- Я кому сказал? Давай коня! На котором сам ездил!
- Эрик, - швыряя на землю мое тренировочное барахло, Овейн схватил меня за руку. - Ты этого не будешь делать, бестолковый мальчик. Твой отец…
С меня было довольно! Нет, в самом деле, какого…
- Молчать, вассал! - крикнул я самым противным голосом на свете, вырывая у Овейна свое запястье. Слава Господу, что я его не ударил. Я ведь мог. Мог.
- Коня!
Бедняга Иов оказался между двух огней. Взгляд его бегал между нами с кастеляном и никак не мог остановиться от смятения. Но, похоже, я все-таки был страшнее. Потому что егерь оторвал спину от ворот и подвел мне коня - того, на котором только что выезжал сам навстречу войску. Я едва попал ногой в стремя от ярости. Овейн молча следил за мной, бледный до синевы, но в красных пятнах. Он не попытался схватить коня под уздцы - и это было очень хорошо.
- Открывай!
Кастелян издал низкий горловой звук, прелюдию к моему имени. Иов, должно быть, читал его мысли, потому что не тронул засовов на створах ворот, но отпер узкую калитку сбоку - как раз довольно, чтобы проехать одному всаднику. Я зарычал бы на него за это, но меня что-то душило изнутри. К тому же я услышал позади "звяк-звяк" и понял, что это бежит одоспешенный Рейнард.
Я ударил коня пятками по боками с места выслал его в галоп. Первые секунды я слышал, как Рей позади зовет меня по имени, но не обернулся. Послушная крестьянская скотинка, не привыкшая к таким требованиям, затрюхала странным, тряским аллюром, для которого я даже названия не знаю. Мне стало легче, когда ветер коснулся лица, сдувая капли пота и откидывая волосы. Я увидел рыцаря в первых рядах войска, в белой котте, на красивом черном коне - он крутился в седле, делая знаки солдатам. Несколько вскинувшихся было луков опустилось. И они мне будут говорить!.. Сердце мое залило солнце. Я ехал к Роланду. К Роланду!..
- Роланд! - вскрикнул я, давая шпоры коню, и тот полетел вниз по склону, как птица. Рыцарь остановился - он был уже почти у подножия - и ждал, откинув забрало. На нем был хороший латный доспех (разбойники, вспомнил я, вдоль тракта! Вот зачем такое большое войско - разбойники!), и на миг мне стало стыдно, что я скачу другу навстречу на бог весть какой лошаденке, в старенькой тренировочной кольчуге с прорехой на боку. Но ничего, он поймет. Он обрадуется мне и такому, а потом я переоденусь в красные одежды, его подарок, и приму друга как подобает. Вот только где нам разместить это войско? Разве что в деревне. Конечно, в деревне!
Я подъехал совсем близко, и белый рыцарь тронулся мне навстречу, слегка оторвавшись от остальных. Конь мой замедлил шаг и остановился. Он тоже остановился и спешился, и я спрыгнул с седла, улыбаясь и делая шаг навстречу, чтобы обнять его. Тогда он поднял обе руки и снял свой шлем. У меня в сердце как будто что-то умерло. Потому что это был не Роланд. Это был Этельред.
Он смотрел на меня черными, черными глазами и не улыбался. Я стоял, слегка приоткрыв рот. Наверху, у меня за спиной, на стенах, что-то кричали, но я не слышал.
Наконец я понял, что надо спросить, и выговорил:
- Где Роланд?
Именно так - даже не "зачем вы пришли".
Этельред первый раз в жизни заговорил со мной. Рот его был как черная щель, из которой выпали слова:
- Это не твое дело.
Я просто задохнулся. Стоял и смотрел на него, не в силах поверить. Потом развернулся - единственный шанс был в скорости - и побежал… Не к крепости, не к своему коню. Прямо к войску, которое привел Этельред.
Я расталкивал солдат локтями, и они, как ни странно, давали мне пройти, ошалев от такой наглости - а может, просто не смея без приказа тронуть дворянина. Я бежал и звал Роланда по имени, зная, что он здесь, но не зная, что сделал с ним этот… злой колдун…
Он сам выехал мне навстречу - второй всадник, на белом коне, в черной котте (траур по отцу), без шлема. Он был без доспеха. У него были такие белые волосы, и белое лицо… У моего Роланда… как будто он долго болел - тени под глазами, и рука, державшая поводья, была совсем тонкая, тоньше, чем я помнил. И совершенно больной, отсутствующий взгляд. Как будто он плохо видел. Или не сразу узнал меня. Но это был он.
- Роланд, - выдохнул я, хватаясь рукой за луку его седла. Я хотел взять его за руку, но сразу не достал - конь был высокий. Гора свалилась у меня с плеч: он был здесь, и он был жив, значит, все не так уж плохо.
- Эрик, - отозвался он чуть слышно - и отвел глаза. Это было так ужасно! Он не смотрел мне в глаза. В самом деле.
- Роланд, что происходит? Ты что, в самом деле приехал меня…
Я не смог выговорить ни "завоевывать", ничего в это роде, лишь скривил губы, готовый рассмеяться, как только будет нужно. И рот мой так и остался крив, когда Роланд так же тихо, не глядя мне в глаза, отозвался - и ветер чуть шевелил его блестящие белые пряди.
- Да, Эрик. После того, что ты сделал… Ведь я считал тебя другом…
- Я? Сделал?! - вскричал я во весь голос, чуть не упав от потрясения. Я сделал что-то Роланду? Когда? Что это за бред? Глаза мои так вытаращились, что я боялся - они вывалятся из орбит и повиснут на ниточках.
И тут на плечо мне легла тяжелая рука.
Роланд смотрел вперед и вдаль, но не на меня, не на меня.
- Этельред знает, - выговорил он, как тяжело больной. Я бешено обернулся к Этельреду, стряхивая его мерзкую руку со своего плеча.
- Что?! Это он?! Что он тебе про меня наговорил? Это все ложь! Роланд, ты что, ему веришь…
- Не смей с ним разговаривать, предатель, - сказал голос Этельреда - слова из черной щели рта. Если бывает в самом деле ледяной голос, то это был он. Презрение и ненависть. Такие сильные, что даже ощутимые телесно.
Я даже не ответил ему - смотрел только на Роланда. Что бы ни сделал с ним грязный колдун, это можно было исправить. Роланд верил мне. Я знал, что он всегда поверит мне! Если только мне дадут время, надо только поговорить… Как ни странно, то, что Роланд против меня, ужасало куда больше, чем мысль об осаде.
- Роланд, - торопился я, цепляясь за поводья, стараясь дотянуться до его руки. - Я не знаю, что случилось, клянусь, не знаю. Меня оболгали. Кто сказал тебе дурно обо мне? Он, Этельред? Подожди, ты не знаешь всего! Мой отец написал о нем…
"У меня есть причины считать его дурным человеком". Ох, отец! Как же ты был прав!
Этельред не дал мне договорить. Проклятый колдун рванул меня за плечо, отрывая от моего друга. Я увидел глаза Роланда, туманные, больные, умоляющие.
- Этельред, ведь ты знаешь…
- Да, мой лорд.
И тут Этельред сделал это. Он ударил меня по лицу.
Я был так поражен, что никак ему не ответил. Такого со мной никогда еще не случалось, и я даже не сразу понял, что произошло. Мне всегда казалось, что пощечина - это скорее ритуальное оскорбление; а тут в голове как будто колокол ударил, и во рту появился вкус крови - щека изнутри разбилась о зубы. Я вытаращился на Этельреда сквозь рассеивающуюся темноту. Он стоял спокойный, как и раньше, сощурив черные глаза. На щеках его было две вертикальные складки. Солдаты молча смотрели, приоткрыв рты.
- Может, ты не понял, но это вызов, - сказал он спокойно, щурясь и не двигаясь. - Если ты не трус, будешь драться за свою землю.
Меня трясло, как от жара. Я даже забыл, что вокруг очень много людей, и все они - враги. Будь у меня перчатка, я швырнул бы ее в лицо Этельреду. Ненависть - страшная штука. Она как маленькая смерть.
Но перчатки у меня не было. Надо мною на коне сидел Роланд, мой лучший друг, заколдованный этой сволочью, и не смотрел на меня. Он как будто спал наяву. Рука его, державшая повода, дрожала. Я знал - это любовь ко мне рвалась изнутри разрушить колдовство, но не могла. Я боялся, что Роланд сейчас умрет или сойдет с ума.
- Завтра на рассвете, - сказал я так твердо, как только мог. - У подножия холма. Оружие - мечи.
- Если ты проиграешь, я не трону твоих людей, - безразлично отозвался Этельред. - Те, кто захочет, могут остаться у меня на службе.
- Я тебя убью, - сказал я. Этельред не ответил. Но я и так знал, что убью его.
Я прошел, не тронутый никем, сквозь передние ряды солдат. Видно, это были наскоро обученные крестьяне из Роландовских деревень: они были похожи на наших вилланов и так же почтительно шарахались в стороны, когда шел дворянин. Я прошел к своему коню, мирно щипавшему зеленый вереск, и сел в седло. Это получилось у меня только со второго раза, но никто не двинулся помочь, и хорошо. Я чувствовал, как мне глядят в спину, но не оборачивался. Один изо всех взглядов был черный. Во рту было полно крови, но я не хотел сплюнуть у них на виду и сглотнул ее. Мой конь начал взбираться по склону холма, я понимал, что от дрожи едва сижу в седле.
От ворот ко мне сбежал брат и подхватил коня под уздцы. Я спешился, шатаясь, как пьяный. Рей неожиданно обнял меня и сказал: "Слава Богу!" Я наконец сплюнул красным и ничего ему не ответил, пока не оказался за стенами. Тогда взгляд в спину перестал чувствоваться, и я смог говорить.