Завершив своё представление и получив свою долю рукоплесканий, Жиль присоединился к девушке, которая стояла, ухватившись за перила борта, откинув голову назад и подставив лицо ветру.
– Моя дочь погибла таким образом, – сказал он. – Упала за борт и утонула. Десять лет прошло. Мне бы не хотелось, чтобы доктор Грант страдал так, как я.
– Уверяю вас, старый медведь был бы только рад от меня избавиться. Но я ему такой радости не доставлю. Я буду жить долго и бесполезно, всем назло.
* * *
Около полуночи начался дождь. К тому времени почти все гости разошлись, а оставшиеся перебрались в кают-компанию. Тоби и Ян держали своих безымянных спутниц на коленях. Уинфилд сел на полу, у ног Дианы, обратившись к ней лицом. Он взял гитару у младшего сына Мартина Коннолли и сыграл несколько песен, которые почти никому, кроме Дианы, не были известны. Это была интимная серенада при случайных свидетелях.
It’s only a blizzard, only a storm.
Who should care that I am forlorn?
Miles away in the cold ocean waves
My false mates will soon find their graves.In the midst of a sea or on a barren coast
Past is not real – it is but a ghost.
Memory is but a song of a crow,
Splattered around like blood in the snow.
Вдруг, всем на удивление, Дианa встала и пропела:
Oh, blizzard, be my guide!
Wind, carry me to the other side!
Devil, take me for a ride!
Don’t weep, don’t hide,
My love, for no mortal eyes
Can see this side of paradise!
Уинфилд чуть не выронил гитару. Его руки застыли, мелодия прервалась на мгновение. Девчонка никогда не пела на людях, только на чердаке, под вой ветра и звон стаканов с настойкой. Последний куплет они пропели вместе.
When the wind blows colder over the land,
I’m the crow on your shoulder, the knife in your hand.
Mankind is bitter, madness is sweet.
Let's go get plastered, start a riot in the street!
Гости не стали аплодировать в конце песни. Все молчали, точно ожидая продолжения.
– Это ничего особенного, – сказал Уинфилд наконец, вернув гитару сыну Мартина. – Отголосок детства. Когда сидишь на холодном чердаке и нечего делать, мало ли что может взбрести в голову? У меня возникла блестящая идея! Но мне нужны добровольцы.
Его друзья испуганно переглянулись. Они уже пересытились блестящими идеями Уинфилда.
– Твои затеи отправят нас на тот свет, – сказал Тоби.
Уинфилд укоризненно покачал головой.
– Почему ты сразу думаешь плохо. На этот раз моя затея совершенно безобидная. Любой из нас может научиться петь сносно. Талант нельзя удерживать в стенах кают-компании. Было бы неплохо устроить представление на публику. У меня уже есть пьеса, которую я писал по ночам. Теперь вот мечтаю её поставить.
То, что Уинфилд занимался такой ерундой по ночам, никого не удивило. Это было в его духе – отметать потребности тела во имя мечты.
– Конечно, я один не справлюсь, – продолжал он. – Мне нужна ваша помощь. Столовая в "Золотом якоре" достаточно просторная. Там можно соорудить небольшую сцену. Эту задачу я возьму на себя, так что не волнуйтесь о занозах и царапинах на своих лилейных ручках. От вас требуется выучить несколько строчек диалога и несколько песен. Можно на вас рассчитывать?
Кип тут же поднял руку.
– Я с тобой! Чудная затея. В Бермондси достаточно церквушек, тюрем, рабочих домов, приютов, мастерских и прочих полезных заведений. Нам не хватает дворца культуры. Так что я обеими руками за театр. Можешь использовать палубу моей шхуны для репетиций.
Но Тоби и Ян всё ещё сомневались.
– А какая нам от этого будет выгода? – спросил Тоби. – Я знаю, ты скажешь, что один визг толпы – уже награда. Может, такому, как ты, этого достаточно, чтобы выжить. Нам же желательно ещё и кушать, хотя бы изредка. Мы с Яном давно живём на водянистом бульоне и сухарях. Вот если ты нам пообещаешь, что актёрская жизнь даст нам возможность питаться бифштексом три раза в неделю, мы к тебе с радостью примкнём.
– Господа, не я придумал выражение "голодный актёр", – попытался оправдаться Уинфилд. – Бифштекс обещать не могу. Обещаю поделить доход поровну. Сколько каждому из нас перепадёт – трудно предсказать. Но, отметая денежный вопрос в сторону, я надеялся, что вы мне поможете во имя дружбы.
Тоби и Ян обречённо посмотрели друг на друга. Уинфилд поднял вопрос дружбы. Как они могли бороться с такими доводами?
– Ну, раз уж ты так это преподнёс, – неохотно начал Тоби, – тогда конечно. Только во имя нашей бессмертной дружбы мы согласны позориться перед толпой.
Уинфилд тут же оживился и выпрямился.
– Не опозоритесь. Это я вам обещаю. Я вас за неделю так вымуштрую, что публика будет думать, что вы долгие годы проучились в театральном училище. Кто угодно может стать актёром, разве что за исключением доктора Гранта. Вот про него я могу сказать с уверенностью, что он совсем не годится для сцены. У остальных из вас есть надежда. Я вас всех сделаю звёздами против вашей воли.
Так был создан "Баррикадный театр". Уинфилд выбрал именно это название, потому что он где-то слышал, что Виктор Гюго работает над новым романом, в котором будут баррикады. Вполне подходящее название для театра, в котором все актёры из рабочего класса.
* * *
Кип настоял на том, чтобы гости заночевали у него. Тоби и Ян остались в кают-компании с фабричными девчонками, которые были до того пьяны и измождены, что весьма смутно представляли, в чьей компании они оказались и что с ними происходит. Кип решил, что девушкам будет безопаснее у него на шхуне, в обществе двух не слишком церемонных грузчиков, чем на улицах Ротергайта.
Что касается помолвленных, Кип проводил их в отдельную каюту, где для них была приготовлена раскладная койка. Это было неописуемой роскошью – спать на матрасе, который не был пропитан плесенью и из которого не торчали ржавые пружины. На низеньком столе рядом с кроватью стояли лампа и графин с водой.
Диана застыла перед масляным полотном на стене. Сюжет был достаточно заурядным – шхуна посреди моря во время шторма.
– Работа голландского художника, – пояснил Уинфилд. – Картина досталась Кипу в подарок. Это не просто морской пейзаж. Это мистическая вакханалия. Голландская легенда гласит, что если внимательно прислушиваться к вою ветра во время шторма, можно расслышать голоса погибших моряков. Они свистят, поют, ругаются. Они даже не подозревают о том, что умерли. Для них гулянка продолжается. Все, кто погибают в море, присоединяются к ним. Я рассказал эту историю бедному мистеру Лангсдейлу, чтобы как-то его утешить.
Диана повернулась к нему.
– Весёлые у тебя друзья.
– Они и твои друзья. Мы все на одной стороне. Мы – одна шайка, одна театральная труппа.
Сквозь тонкую перегородку, разделявшую каюты, слышался тихий смех фабричных девчонок. Тоби и Ян сполна воспользовались гостеприимством хозяина шхуны, который предоставил уютный оазис для разврата.
– А как же капитан? – спросила Диана. – На корабле четверо мужчин и только три женщины. Ему не обидно?
– Не волнуйся за Кипа. Он может заполучить любую женщину в Саутворке. Если он один, то только по собственной прихоти. Когда нам с тобой ещё выпадет возможность выспаться на свежих простынях?
Диана промолчала, точно пропустив намёк мимо ушей. Её молчание обнадёжило Уинфилда. По крайней мере, она не сопротивлялась. Его пальцы начали торопливо расстёгивать её изношенную блузку. Раздеть Диану было нетрудно, потому что половина пуговиц и так была оторвана. Её бесформенные лохмотья держались на булавках.
Шхуна слегка покачивалась на воде. Шум за стенкой прекратился. В кают-компании все спали.
Кип продолжал бродить по палубе, посвистывая под дождём.
Часть шестая
ВНАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО
1
Уинфилд назвал своё творение "Топор Кромвеля". Это была двадцатиминутная мистическая интерлюдия в республиканском духе. Достаточно представить смесь Гюго, Андерсена, братьев Гримм и легенд Артурова цикла. Всё это ровным счётом не имело никакого отношения к Англии XVII века, но Уинфилда это не слишком тревожило.
Разумеется, главную роль он приберёг для себя, так как не мог доверить её никому другому. Он и саму пьесу написал только ради возможности побыть в шкуре лорда-протектора.
Он сам построил сцену. Поскольку в "Золотом якоре" было мало свободного места, ему пришлось довольствоваться тем, что Том выделил для представления. Уинфилд отгородил половину таверны занавесом. Этот крошечный уголок стал священным миром, в который вход был запрещён всем, кроме актёров. Так как по сюжету действие пьесы происходило в лесу, Уинфилд принёс несколько деревянных стволов и укрепил их наподобие колонн.
В зале помещалось около шестидесяти зрителей. Уинфилд взял все стулья из "Золотого якоря" и попросил ещё дюжину у хозяина соседней таверны. Он не имел понятия, сколько людей явится на представление, и попросил товарищей пригласить всех своих знакомых. Тоби и Ян нарисовали несколько картонных плакатов и развесили их на дверях гостиниц и кабаков.
И вот настал день премьеры. Уинфилд попросил Тома как хозяина таверны произнести вступительную речь перед представлением. К его удивлению, Том согласился.