Giovanni
Я, как на воске, сохраняю
В душе минувшего печать.
Хочу свой вольный стих начать -
И вмиг былое вспоминаю;
И вновь лечу туда, туда -
К вам, детства дальние года.Встают перед духовным взглядом
В воображении моем
И тихий старосветский дом
С тенистым, одичалым садом,
И шест скворешника, и двор,
И в маках низенький забор.Соседу нашему Забеле
Тот старый двор принадлежал.
Я там с его детьми играл,
По крышам с ними лазил смело,
И, криком наполняя дом,
Производили мы содом.Беспечны были игры наши:
Порой, поставив городки,
Хвалились меткостью руки,
Смеялись все при виде "каши",
И каждый сдерживал свой плач,
Когда в плечо врезался мяч.А каждый вечер выпускали
Мы вяхирей и турманов.
Дав несколько больших кругов,
Они под облако взлетали,
Как чистый снег кружились там
И падали на кровлю к нам.Когда же робко загорались
На небе звезды и ночной
Прохладою сменялся зной,
Мы на крылечке собирались,
И оглашал негромкий хор
Протяжной песней стихший двор.Так беззаботно пролетала
В веселых играх жизнь моя.
А рядом, тихое дитя,
Забелы дочка подрастала.
Ее тогда я мало знал:
Совсем почти и не встречал.Жилось печально Веронике
(Так звали девочку). Она
Росла без матери, одна,
Как полевой цветочек дикий,
Отец хоть сердце и имел,
Да приголубить не умел.Вот потому и полюбила
Скрываться в старый сад она,
Где веяло дыханье сна,
Где тишина в листве таила
Очарованье и покой,
Как будто в глубине морской.Вдали как волны пробегали,
Всплеснувши пеною цветов
Поверх черешневых кустов,
И в темных липах замирали.
А тут и глухо и темно -
Ни дать ни взять морское дно.И забывала Вероника
За книжкой всё… А поглядит:
Какою жизнью сад кипит!
Шиповником и повиликой
К ней тянется. Спросонья шмель
Гудит, и горько пахнет хмель.И вновь страница за страницей
Раскрытой книги шелестит,
И незаметно день летит.
Роятся думы вереницей…
И юная душа растет
И в полноте красы встает.Когда ж осенние картины
Сад изменяли, и с берез
Рвал листья ветер, а мороз,
Кровавя ягоды рябины,
Сребрил траву, и мы ногой
Взрывали прелых листьев слой,И понемногу червонели
Черемуха и пышный клен,
А гнезда старые ворон
Между ветвей нагих чернели,
И, как пожар, пылал закат
Меж сизых облачных громад;Когда осенний ветер дико
Железом кровельным гремел,
На чердаках пустых гудел,-
Тогда скрывалась Вероника
От нас до лета в институт,
Ее не вспоминали тут.А время всё катилось дале,
Отодвигая в толщу дней
И городки и голубей;
Мы неприметно подрастали -
Иной уже усы растил
И верхом красоты их мнил.И только разглядел тогда я,
Что рядом тихо подросла
И вешним цветом расцвела
Соседей дочка молодая.
Тогда впервые в тишине
Родился стих живой во мне.Он бил кипящею струею,
Сквозь холод мысли протекал
И в твердых формах застывал,
Как воск горячий под водою.
Нетрудно было угадать,
Что я в стихах хотел сказать.Прибавлю, что свое творенье
Соседской дочке я послал,
И млел, и всё ответа ждал.
Прошли среда, и воскресенье,
И десять дней, как десять лет,
И месяц… а ответа нет.И вдруг я с нею повстречался,
Заговорил, как в полусне.
Она в лицо взглянула мне,
Внезапно с губ ее сорвался
Такой невинный, чистый смех,
Что на него сердиться грех.Смеяться могут так лишь дети
Да люди с ясною душой;
Как жаворонок полевой
Звенел он, юной страсти сети
Уничтожал. Но в тот же час
Он оборвался и погас.Печаль девичий лоб покрыла,
Как тень от облака нашла.
Мне на плечо рука легла,
И тихо, ласково спросила
Чуть слышным шепотом она:
"Вам больно? То моя вина?"Нет, звездочка моя, не больно.
Одно лишь видела душа,
Как ты свежа и хороша,
Как рада жизни ты невольно -
Вся как в серебряной росе,
Со скромной лентою в косе.И материнский образ тонко
В ней проступил, когда она,
Тревожной ласкою полна,
Ко мне склонилась, как к ребенку,
По-новому передо мной
Живой сияя красотой,Где с первой прелестью девичьей
Сливались матери черты.
О, как ты дивно, красоты
Двойной слиянное обличье!
Казалось, вечный оживал
В ней Рафаэля идеал!И пред высокою красою,
Пронизан, зачарован ей,
Склонился я душой моей,
Благоговеющей душою;
А в сердце было так светло,
В нем затаилося тепло.Досель еще оно пылает;
Глядишь - погасло, - вдруг язык
Огня живого давний миг
Воспоминаньем озаряет…И мчит меня к снегам Парнаса
Крылатый конь, чтоб я потом
Пел о далеком, о былом…
Но как найти следы Пегаса
На этих шумных мостовых?
Передохни ж, мой верный стих.Между 1909 и 1913
<ИЗ ЦИКЛА "ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ">
"Хмуро небо ночное…"
© Перевод С. Ботвинник
Хмуро небо ночное, -
Ночь давно пересилила день,
И от свечки в покое
Уж бесшумно колышется пятнами тень.Ты не спишь ни минутки -
Напряженно в постели лежишь,
Словно жадно и чутко
Устремляешь свой взгляд в эту темную тишь.Голос - трепетней, глуше,
Еле рот твой раскрылся, румян.
Мне шепнула: "Послушай", -
И, зардевшись, кивнула на гибкий свой стан.Сердце сжалось в волненьи!
Понял я. У постели я встал
Пред тобой на колени,
С затаенной надеждою к чреву припал.А оно уж дрожало,
Билась жизнь, затаенная в нем, -
И душа просияла
Никогда не гасимым священным огнем.Август или октябрь 1912
БЕРЕМЕННОЙ
© Перевод А. Прокофьев
Тихо идешь ты и в чреве ребенка, шагая, колышешь,
Служишь теперь колыбелью темной и теплой ему.Август или октябрь 1912
"Дитя, что в колосе зерно…"
© Перевод А. Прокофьев
Дитя, что в колосе зерно,
Под сердцем у тебя всё зреет,
И сердце темное светлеет,
Щедрей становится оно.И ничего в нем больше нет,
Лишь есть любовь, ее сверканье
И сладко-сонное желанье,
И сладко-сонной думы след.Август или октябрь 1912
ТРИОЛЕТ ("Деревянное яичко…")
© Перевод С. Ботвинник
Деревянное яичко
Представляешь ты собой.
В нем увидишь, лишь открой,
Деревянное яичко.
Как игрушка-невеличка,
В чреве скрыт ребенок твой -
Деревянное яичко
Представляешь ты собой.Август или октябрь 1912
"Когда дитя, ребенок твой…"
© Перевод А. Прокофьев
Когда дитя, ребенок твой,
Под сердцем тихо шевельнется,
То вмиг по телу разольется
Еще невиданный покой.И ты, такой покой храня,
Как будто слышишь человечка:
"Я - птенчик, под твоим сердечком
Как в гнездышке. Не тронь меня!"Август или октябрь 1912
ПРОКЛЯТЬЕ БЕРЕМЕННОЙ
© Перевод С. Ботвинник
К твоим окошкам спозаранку
Явилась ворожить цыганка
В посконном рубище нечистом,
Блестя серебряным монистом.
И, твой отказ почуяв сразу,
Шипит проклятья злую фразу,
В твой взор впирает взор сердитый:
"Ребенка мертвого роди ты!"
Тут засмеялась ты несмело,
Вся задрожала, побледнела.Август или октябрь 1912
"С горем ты дитя рождаешь…"
© Перевод А. Прокофьев
С горем ты дитя рождаешь,
Боли никак не унять.
Стонами сердце терзаешь…
Что я могу тут понять?Сильно меня ты любила,
Сильно тебя я любил,
Всё же довел до могилы,
Мукам отдав, погубил.Август или октябрь 1912
"Совсем без сил, в поту, как белый снег бледна…"
© Перевод С. Ботвинник
Совсем без сил, в поту, как белый снег бледна,
На смятой, кровью залитой постели
Лежит усталая и жалкая она,
"Я - мать", - одно лишь шепчет еле-еле.Она измучилась. Ей, может, уж не жить -
Но счастьем полон взор страдалицы недавней,
А на ее тугой груди уже лежит
Багровый, тепленький - и чмокает забавно.Август или октябрь 1912
"После родов день ото дня ты вянешь…"
© Перевод А. Прокофьев
После родов день ото дня ты вянешь:
Поблекшее осунулось лицо,
Растрескались обветренные губы;
На них порой неясно пробежит
Пугливая и жалкая усмешка;
Большие синеватые круги
Легли, как тени, у очей, а очи
Как будто просят милости у всех.Так маленький пушистый одуванчик
Под ветром облетает, чтобы семя
Могло взрасти и расцвести могло бы,
И после только жалкий стебелек
Всем говорит о жизни, данной детям.