Аксель взял из рук отца плотный лист бумаги, прочёл, и весь покрылся красными пятнами. Медицинская справка! Он с размаху швырнул сей драгоценный документ на отцовский стол:
– Слабоумие?! То есть я теперь официально идиот? Со справкой?! Ну уж нет! Я лучше поеду на фронт! Хоть кем!
– Что ты несёшь?! – выйдя из себя, крикнул отец. – Там и без тебя хватит … народу. Спасибо и на том! Не лезть же тебе в это пекло!
– Кстати, Дитрих Бойль тоже едет на восточный фронт.
– Дитрих? Что значит "тоже"?! А, да что в этом удивительного! Факелы дурно влияют на слабую психику. Стой! Куда ты?!
Но Аксель уже был в дверях. Решение им принято окончательно, он съездит на фронт.
– Марта засмеёт меня, если узнает, – с порога бросил Аксель.
– Никуда ты не поедешь! Подождёт твоя Марта. Офицера ей подавай! Вертихвостка!
Последнее слово он выкрикнул особенно патетично, но уже в пустоту, – резная дубовая дверь уже поглотила Акселя. Герр Дерингер посмотрел на неё, как на драгоценный сосуд, который только что разбился. Сегодня поработать не получится. А, пусть оно всё катится к чёрту!
XIII
Вот она, залитая солнцем родная трасса, обрамлённая рядами деревянных скамеек. Народу полно, яблоку негде упасть. Мотоциклы, осёдланные мотоциклистами, нетерпеливо ревели, – прямо боевые кони в предвкушении похода! Собственно, так оно и было…
Итак, машина осмотрена. Последние наставления от тренера получены, и – началось! Динамики приятным женским голосом объявили начало старта гонок клуба "Дойче Югенд".
Я привычно занял своё место на старте и вдруг заметил в первом ряду Магду и Марту. Они сидели рядышком, но словно порознь, – на одной скамье. Магда была одета просто – белая блузка, чёрная юбка, удобная обувь. Она же будущая мать. Зато Марта была ослепительна, как английская принцесса на скачках. Она была чуда как хороша! Я чуть не упал с мотоцикла!
Взревели моторы, и машины рванулись вперёд, подняв клубы пыли. Всё смешалось, закрутилось, понеслось по кругу. Один, второй, третий… Остальных я обошёл без труда. А Длинный Дерингер всё маячил и маячил где-то впереди. Вот он, Длинный! Врёшь, не уйдёшь! Не пущу. На повороте я тебя… Из-за роста он вынужден был сильно наклоняться к рулю. У него шея затекает. Есть!!! Длинный вылетел на повороте. Я первый!!!
После церемония награждения я стоял, притаившись за трибуной, и терпеливо ждал. Каким же идиотом я тогда был! Без справки…
Зрители разошлись, скамьи опустели, но Марта и Магда упорно не покидали своих мест. Они сидели молча, словно не замечая друг друга. Явно кого-то ждали.
К Магде подбежала её младшая сестра – девочка с косичками, лет десяти, с нашивкой "Союз девочек". О чём-то умоляюще заговорила, потянула сестру за руку. Магда неохотно согласилась, ушла, то и дело оглядываясь.
Тогда-то я и вышел, небрежно поигрывая своим шлемом. Шлемом победителя.
– Вот те раз, а где Магда? – изобразил я искреннее удивление.
– Я её не сторожу, – презрительно бросила Марта, даже не взглянув на меня.
– А кого ты сторожишь? Акселя? Поздравляю с помолвкой!
– Не твоё дело, – сурово парировала Марта.
– Не моё, – согласился я и уселся рядом с ней, да так близко, чуть не на колени к ней забрался. – Привет передавай своему женишку. Извини, на свадьбу не приду! Пришлю открытку. Завтра уезжаю на восток.
Марта вскинула на меня глаза. Её высокая грудь порывисто поднималась и опускалась под тонкой тканью. Чертовски хороша!
– Ты? Ты… – Марта сникла. – Какой ты всё-таки мерзавец… Я… тебя жду.
Я порывисто поцеловал Марту в шею, и страстно зашептал, жадно вдохнул восхитительный аромат её кожи:
– Сегодня ровно в девять у тебя!
Уже через секунду мы с Отто с рёвом умчались прочь. А на Марту упала чья-то тень. Она подняла счастливые глаза. Взмыленный Аксель стал перед ней, как болонка, неловко держа перед собой роскошный букет белых ирисов. Её любимые цветы. У Акселя есть удивительная способность являться не вовремя. Не вовремя для себя.
– Марта, это тебе, – он робко протянул букет Марте. – Вчерашний завял… наверное?
– Наверное! – вдруг ласково отозвалась вечно суровая Марта. – Довези меня до дома. Вот и обновим.
Аксель засиял, как начищенный медный пятак. Мало надо для счастья влюблённому дураку! Прибежала запыхавшаяся Магда, в косынке, очаровательно сбившейся набок. Бедняжка не подозревала, каким камнем преткновения она является.
–Марта! Скажи… меня никто не искал?
Марта восседала на мотоцикле, как на троне. Свысока она окатила Магду таким ледяным взглядом, который, пожалуй, заморозил бы и июльский Рейн:
– Никто. Аксель, поехали!
XIV
В комнате Марты дурманяще пахло ирисами и было темно, хоть глаз выколи. Ставни были закрыты наглухо, но сквозь тонкие щёлки в них всё же пробивался лунный свет. Когда мои глаза привыкли к темноте, я различил очертания изящного туалетного столика, а в углу – смутный, огромный, как корабль, силуэт кровати. Сердце гулко застучало и сорвалось с цепи, как бешеный пёс.
Июньские ночи созданы для любви…
Длинные, тёмные её волосы разметались по подушке. Ресницы сомкнулись. Дыхание перехватило.
Мы растранжирили короткую июньскую ночь. Последнюю мирную ночь. Это очарование было разбито вдребезги, когда она спросила:
– Скажи мне, милый, какого чёрта эта дурочка вьётся возле тебя?
– Какая именно? Потрудись уточнить, вас много! – засыпая, отозвался я. Глаза слипались, а спать оставалось совсем недолго. В щели ставен уже заглядывал рассвет.
Но Марта ухватила меня за нос, да так чувствительно, что мне пришлось вскочить на постели и решительно её отстранить.
– Ты знаешь, о ком я, – требовательно сказала Марта. – Эта Магдалена Оффенбах… Кто она такая? Что у тебя с ней?
Попадись ей Магда в тот момент, ей бы несдобровать! Марта перегрызла бы ей горло. С рычанием, как овчарка… Я возмутился:
– Вы все сговорились, что ли? Женюсь я на ней! Придёшь на свадьбу? Подружкой жениха!
Я расхохотался, а Марта побелела от гнева. Лицо её приняло жестокое выражение, – оно стало словно высеченным из гранита.
Я бросил взгляд на часы – о, ужас! Почти шесть утра! Вскочив с постели, я первым делом схватил наручные часы, – вечно их забываю. Потом стал судорожно искать остальное. А Марта решительным, резким движением, словно из ножен, выхватила что-то из-под подушки и развернула прямо перед моим носом. Передо мной закачался знакомый чёрный шёлк с золотом. Теперь моя очередь белеть от гнева. Я грубо вырвал из её рук платок и процедил:
– Какого чёрта у тебя этот платок?
– Вот именно – какого чёрта у тебя этот платок?!
–Это подарок воину великого вермахта. Отдай!
Я наспех сложил платок и водворил его обратно в нагрудный карман рубашки. Марта наблюдала за мной, как кот за мышью.
– Ты хочешь сказать, она будет тебя ждать?
– Меня всегда кто-нибудь ждёт, – невозмутимо ответил я. – Можешь и ты вышить мне платочек. У тебя, Золушка, мало времени! – я постучал по циферблату наручных часов. – Едем строго на восток!
Я ринулся к дверям, а на ходу добавил:
– И не забудь посадить семь розовых кустов!
Но Марта не оценила мои юмористические способности. Она бесцеремонно перегородила мне дорогу и требовательно, будто мы женаты лет сто, спросила:
–Так ты вернёшься ко мне?
От неожиданности я выдал глупейший ответ:
–На Рождество в России у меня полно дел.
– Прекрати паясничать! – возмутилась Марта.
– Я вернусь, принцесса, честное слово, – нежно заговорил я и тронул её круглый подбородок. – Ну же, будь умницей. У меня сегодня куча дел. А я, заметь, с тобой!
Вроде бы поверила. Сволочь ты, Гравер. Однако она меня не пускает! А Марту я знаю с детства. Недаром она Железная. Я взял её лицо в ладони и долго-долго, нежно-нежно целовал. С трудом оторвавшись, я побежал к дверям. В спину мне, как булыжники, летели её тяжёлые всхлипывания.
…Всё-таки жизнь – несправедливая штука. Прекрасно это знаешь, так чего же жалуешься?
Вот взять, к примеру, Акселя. Чем он так уж хорош, этот очкастый высокомерный интеллигент? Всё ему дано даром, по праву рождения. Безоблачная жизнь у таких, как он, расписана задолго до их появления на свет. А такие, как я, вынуждены сами с малых лет выцарапывать свой чёрствый хлеб со всяких помоек. Будь на то моя воля, не работал бы я в военной части. Вдобавок мне приходится ехать на фронт. И тут ничего не поделаешь. Такова жизнь.
А Длинный не поедет. Отсидится в своём роскошном особняке, дождётся конца войны и явится на всё готовенькое, как всегда. Всё у них оплачено вперёд… И на Марте он женится, будьте покойны, хоть и тошнит её от него, это же слепому видно! Деньги – они своё дело знают. А впрочем, мне плевать.
Если бы не Отто, я бы отвертелся. А если были бы у меня деньжищи, как у старика Дерингера, я бы запустил своё производство мотоциклов. И добился бы идеала, создал бы лучший в мире мотоцикл. И устраивал бы мотокроссы.
Так думал я, мчась по узким дрезденским улочкам. Проезжая мимо массивной кованой ограды знакомого особняка, я притормозил. Удачно разлёгся, возле самой ограды. Говорят, он пишет стихи. Длинный Байрон! Вот он, полюбуйтесь, качается в гамаке в фамильном саду! Поддам-ка я газку!
Страшно напылив, я взорвал чопорное спокойствие банкирского сада. Аксель подпрыгнул в своём гамаке, как ошпаренный кот. И меня понесло:
– Что, вялишься, крыса тыловая? Небось болячки у себя ищешь? Начни с головы, не ошибёшься!