Откуда мне было знать, что я настолько близок к истине! И настолько же далёк… Аксель в бешенстве спрыгнул на землю.
–Заткнись, ублюдок! Завидую тому русскому, который размажет тебя!
– Не родился ещё такой русский! За свою шкуру трясись, папенькин сынок!
Я злобно плюнул через ограду, норовя попасть ему на брюки. Потом дал по газам и снова щедро обдал его пылью. Вслед мне донеслось:
– Кретин! Что за день сегодня!
XV
… Дрезденский вокзал бурлил людьми. Пожалуй, ни разу он не видывал столько народу. Тёплый июньский ветерок трепал знамёна; самое солнце любовалось радостными лицами, цветами и флагами, нарядами дам… Точно парни эти отбывали не на фронт, а в отпуск. Только вместо чемоданов – солдатские вещмешки.
Но как потерянные, стояли в этой праздничной толпе супруги Дерингер. Не отрываясь, смотрели они на ефрейтора вермахта Акселя Дерингера. Невеста его Марта была, как всегда, восхитительна и хладнокровна. Держалась, как на светском рауте. Слишком хладнокровна, раздражённо отметил герр Дерингер.
Зато фрау Дерингер, всегда такая сдержанная, дала волю слезам. Вильгельм, сам сильно расстроенный, никак не мог её успокоить. Даже было неловко – кругом все смеялись и радовались… Герр Дерингер не спускал с Акселя глаз, – хотел насмотреться на него как следует, впрок. Дали свисток. Его сын Аксель занёс ногу в новеньком блестящем сапоге на подножку вагона. Марта критически оглядела своего жениха, стряхнула с его мундира невидимые пылинки и уронила что-то вроде:
– Может, дослужится хотя бы до обер-лейтенанта.
Вильгельм гневно сверкнул на неё глазами.
– Думай о том, чтобы он вернулся скорее! – отрезал глава семейства.
Но Марта не удостоила его даже взглядом. Будь на месте Марты какая другая, от неё осталась бы лишь горка пепла. Не такова была Железная Марта! Наконец она бросила старику Дерингеру короткий, презрительный взгляд:
–Долгие проводы – лишние слёзы. Не мучьте себя и сына.
Так, под аккомпанемент военных маршей и всхлипываний матери, ефрейтор Аксель Дерингер и его увесистый вещмешок поднялись в вагон в числе многих других новобранцев, и помчались на Ленинградский фронт, навстречу новым победам вермахта.
Аксель маячил в окне вагона, махал руками, чтобы уходили, да сам чуть не разревелся. Они хотели было уйти, но мать заупрямилась. Так они и смотрели друг на друга в тоске сквозь пыльные окна. Потом медленно поплыли вдаль – сначала Марта, потом – родители, перрон, Дрезден. А с ними – и мирная жизнь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
В Ленинграде тот день тоже выдался на удивление жарким. Город был выбелен солнцем. Возле фонтана яблоку негде было упасть. Давно в Ленинграде не было такой жары…
Скамейки у фонтана оккупировали "немцы" – выпускники факультета иностранных языков Ленинградского университета. Стоял страшный гвалт. Обсуждали, кто и как сдал или "завалил" сегодня "спец" – государственный выпускной экзамен.
Даже среди многочисленных "немцев" выделялась Галя Гурьянова – высокая, стройная, в лёгком белом платье, подчёркивающем её тонкую талию и длинные точёные ноги. Густые тёмные волосы были собраны в высокую причёску. Маленький, аккуратный, чуть вздёрнутый носик. Пухлые губки готовы улыбнуться. Её глубокие синие глаза смотрят ласково, но проницательно. От них ничего не утаишь.
Такая женщина соперниц не знает.
Подтаявшее мороженое потекло по её пальчику, и Галя, не долго думая, слизала эту сладкую каплю. На это невозможно смотреть спокойно… Два парня неподалёку, разинув рты, наблюдая, едва не свалились в фонтан.
– Фонтан освежает! – заметила Галя.
И звонко расхохоталась. К ней энергично протискивался сквозь толпу Павел, всклокоченный интеллигент вроде Акселя. Только не тощий, – атлет. Когда он пробрался к ней, стало заметно, как он встревожен. Те двое ревниво его оглядели. Но Павел даже не заметил их враждебных взглядов.
– Привет! – выпалил Павел. – Как твой немецкий?
–Пять! – по-детски она вскинула растопыренную пятерню. – Как отличница, под распределение не попадаю, остаюсь в Ленинграде. Представляешь, как здорово! Вот бы теперь кандидатскую защитить! Ты как?
– Четыре. Да плевать на распределение! Скоро распределят!
Павел приник к её уху и зашептал:
– Вся Европа уже завоёвана!
Но мороженое в тот момент интересовало Галю явно больше Европы.
– Европа? Завоёвана? Кем? – рассеянно переспросила Галя.
– Тише! Немцы на них напали! Гитлер! Чую, пригодится тебе твой немецкий…
Галя заботливо поправила воротничок его рубашки.
– Опять капиталистов слушал? Паша, твоё радио когда-нибудь сведёт тебя с ума! Может, они и на нас нападут? "Немцы! Гитлер!".
Галя беспечно засмеялась, но взглянула на Павла и испуганно смолкла.
– Они Гейне в оригинале читают, – немного подумав, с упрёком напомнила она. Будто он был в этом виноват. – Разве они могут напасть? Тем более у нас с Германией договор. Эх, дорого бы я дала, чтобы поговорить с настоящим немцем… По-немецки!
– "Гейне"! "Договор"! – с досадой оборвал её Павел. – Скоро поговоришь! Немцы ужас сколько техники стянули к нашей границе!
– Паша, ты в своём уме? У меня и так забот полон рот. Мне осенью три старших класса дадут, а ты мне голову забиваешь какими-то бреднями! Лучше проводи меня домой. Меня тут, между прочим, чуть не украли!
Обернувшись, Галя задорно помахала товарищам:
– До завтра, други! Увидимся в ресторации!
Нестройно ответил весёлый хор. Галя гордо пояснила Павлу:
– Завтра отмечаем выпуск в "Метрополе". Как взрослые!
Павел, высунув язык и вытаращив глаза, состроил ей смешную гримасу, и Галя снова расхохоталась. Её смех звенел, как серебряный колокольчик. Павел подал ей руку, и они чинно направились к остановке. Задребезжал, подъезжая, трамвай, и они по-детски припустили, взявшись за руки.
II
В родительском доме в тот вечер было всё как обычно – в просторной столовой лампа-солнце бросала на обеденный стол круг света. Большой жёлтый абажур. Тёмно-зелёные обои солидно поблёскивали золотыми вензелями. В углу – фикус в кадке. Кружевные занавески покачивал, баюкая, лёгкий ветерок… Паркет сиял не хуже дворцового, и пахло свежими булочками. Обычный летний вечер. Почти как в Дрездене.
После ужина Галя, её родители и восьмилетний брат Володя пили чай с мамиными булочками. Её отец, Иван Сергеевич, крупный представительный мужчина с седыми висками, отставил пустую чашку. В его огромной ручище она казалась невесомой… Мама Гали – Нина Антоновна, хрупкая белокурая женщина с кротким взглядом, тут же заботливо её наполнила. Она любила молчать – "из уважения к чужим ушам", по её выражению.
– Что, дочка, еще хорошего скажешь? – Иван Сергеевич не спеша прихлебнул чай. Он был невероятно горд своей дочерью. Галя подняла от чашки огромные синие глаза. На самом их дне плескалась тревога:
–Говорят, вся Европа завоёвана немцами. И на нас немцы скоро нападут.
– Какая же ты осведомлённая! – восхитился Иван Сергеевич и отставил чашку. – Так ты встречалась с графом Шуленбургом?! А я-то думал, ты сдавала немецкий в университете.
Галя, смутившись, слегка покраснела и опустила глаза. Отец наклонился и нежно погладил её ручку:
– Не бойся, дочка. У нас с Германией договор. Они не нападут.
– А что такое Шуленбург? – живо поинтересовался вихрастый озорник Володя. – Это едят?
Галя и отец заговорщически переглянулись.
– Да. Это огромная котлета.
Володя скорчил кислую мину. Он любил только конфеты…
– Но из конфет, – быстро добавила Галя с самым серьёзным видом.
– Вот это да! Котлета из конфет? Так бывает?!– Володя вытаращил глаза и изумился так комично, что они не выдержали и захохотали.
– Шуленбург – это большой немецкий начальник, – насмеявшись, сказал Иван Сергеевич. – Дипломат. С ним Галя сегодня и встречалась.
Галя важно кивнула, прихлёбывая чай. Володя с благоговением посмотрел на старшую сестру. И снова захохотали эти невозможные взрослые!
А потом Галя тщательно утюжила своё платье. Заказов у портнихи – хоть отбавляй, сезон выпускных. Все хотят принарядиться. Успела к двадцать второму июня! Платье получилось роскошным – "как в кино" – кратко, но правдиво оценил его Иван Сергеевич. Он всегда говорил только то, что действительно думал.
Бережно, расправив все до единой складочки, разложила она платье – и залюбовалась струящимися волнами шёлка. Сиреневый идёт брюнеткам… Завтра вся семья уедет на дачу, а она останется в городе. Впервые она одна, сама пойдёт в ресторан, да ещё такой роскошный! На выпускной бал. Вот это счастье!
По сверкающему паркету бесшумно метался котёнок. Рядом на полу сидел Володя. Он вынимал игрушку из коробки, внимательно её разглядывал, и оставлял на полу. Так все игрушки из коробки перекочевали на пол. Все оказались нужны на даче! Володя поднял голову.
– И котёнка я возьму на дачу! – Володя отобрал мячик у котёнка и со значением потряс им в воздухе. У отца научился, улыбнулась Галя. – Мячик этот – ему.
Мячик полетел в груду игрушек на полу.
– Ещё чего! Только котёнка на даче не хватало! – нахмурилась Галя.
– Я сам буду ухаживать за ним! – возразил Володя.
– На даче его собаки порвут, – разъяснила Галя. – Пусть котёнок останется дома, целее будет. Все игрушки забираешь? Куда тебе столько? Иди, помоги маме вещи уложить. Игрушки я беру на себя.
Володя, надув губы, исподлобья смотрел на Галю. Какой упрямец! Весь в отца. Улыбаясь, Галя потрепала Володю по волосам.