Верная де Сабле самоотверженно поспешила на помощь.
- Кто же не помнит этого концерта? - делано удивилась она. - Мы в Пале-Кардиналь постоянно музицируем, в гостиной мадам де Комбале бывает очень весело. Как раз вчера мы пели на два голоса "Отец мне мужа подарил" - это было так забавно! Вот и господин де Голль подтвердит!
Врать Анри не любил, но иногда приходилось. Да и умоляющий взгляд мадам де Комбале он понял правильно.
- Действительно, получилось очень забавно, - сказал он.
- Жаль, я не знала, что мадам приглашает вас к себе, - капризно заметила Люси, - не то бы раньше попросила вас, мой друг, взять меня с собой, чтобы засвидетельствовать мадам свое почтение. Я бы спела шотландские песенки, они бы всех очень позабавили!
Она отлично видела, что Мари-Мадлен чем-то сильно озабочена, и тоже хотела ее поддержать, ведь эта поддержка в скором будущем хорошо бы окупилась.
- Я не знаю шотландского языка, - призналась Мари-Мадлен.
Люси рассмеялась, и ее звонкий хохот привлек внимание Катрин де Бордо. Фрейлина повернулась и увидела, как незнакомая ей дама, опираясь на плечо лейтенанта де Голля и едва ли не прижимаясь к нему, весело объясняет что-то племяннице кардинала.
Катрин, конечно же, догадывалась, что очень нравится де Голлю. Она поощряла его ухаживания - самую малость, насколько это может себе позволить незамужняя девица. Но она знала также, что молодому человеку просто необходима любовница, - об этом все при дворе толковали и очень удивлялись целомудрию короля, который и в спальне королевы появлялся очень редко, и ни одну придворную даму к себе не приблизил. Сплетники рассуждали так: пусть после болезни его величество еще не готов к постельным подвигам, но зачем же это всем показывать? Можно выбрать сговорчивую особу и навещать ее, чтобы все видели и понимали: король бодр и полон сил. Придворные невольно сравнивали Людовика с его покойным батюшкой, королем Генрихом, который ни одной юбки не пропускал, причем до последних дней жизни был влюблен страстно и бурно, как шестнадцатилетний паж.
Если бы Катрин узнала, что де Голль завел себе подругу где-то в городе, как сделал это его друг де Мортмар (госпожа де Мортмар очень была этим огорчена и не раз жаловалась на сына), она бы отнеслась к этому спокойно. Незримая подруга словно бы не существует. Но сейчас рядом с лейтенантом стояла яркая женщина, от природы кудрявая (это Катрин поняла сразу), прекрасно одетая и ведущая себя с Анри так, как если бы они были новобрачными! Возраст незнакомки Катрин тоже определила верно - за тридцать. Очень опасный возраст, в котором у женщины есть все - ее еще не покинули красота и стройность, уже имеется любовный опыт, в семейной жизни полная определенность, а желания полностью созрели, и бояться нечего.
Это означало, что впереди у де Голля долгие и приятные амурные отношения.
Катрин и не подозревала, что может вдруг, ни с того ни с сего, приревновать. Хуже того, она не знала про себя, что именно ревность подскажет ей, как побороться за любовь де Голля. Странным образом раньше ей эта любовь не слишком была нужна, а вот теперь вдруг потребовалась!
Подойдя к постели маркизы де Рамбуйе, Катрин заговорила куда громче, чем полагается хорошо воспитанной девице, тем более - придворной девице, чей шепот должен был напоминать шелест и при том звучать внятно. Катрин желала привлечь к себе внимание лейтенанта, а точнее, отвлечь его от наглой дамы в оранжевом платье и одержать над ней победу.
Услышав этот звонкий голос, Анри резко обернулся. Мысленно проклиная графиню, он попытался отстранить ее - не тут-то было! Англичанка словно приклеилась к нему.
А в это время аббат де Гонди вдруг почувствовал себя актером, который вынужден молча подпирать декорации. Спор, в котором он блистал, угас, и другие персоны завладели вниманием всего салона. Это было недопустимо, но одновременно имелся верный способ заставить всех замолчать и внимательно слушать себя. Им де Гонди не преминул воспользоваться.
Он подошел к несчастной де Комбале и поклонился.
- Что новенького случилось в Пале-Кардиналь, мадам? - вызывающе громко спросил он. Ближайшие к ним гости тут же прекратили беседу и уставились на наглеца.
- Все по-прежнему, месье, - быстро ответила вместо Мари-Мадлен госпожа де Сабле. Она догадалась, что этот неприятный господин сейчас пойдет в атаку на ее старшую подругу.
- Неужели? А как здоровье его преосвященства?
И на этот вопрос также дала достойный ответ госпожа де Сабле.
- Миледи, прошу вас: дайте мне пройти! - меж тем шипел де Голль, пытаясь стряхнуть с себя англичанку.
- В чем дело, Анри? - преспокойно мурлыкнула Люси и прихватила пальчиками его локон.
Лейтенант смутился. Он не мог позволить себе быть грубым со знатной дамой, но он должен был оказаться рядом с Катрин!
- Его преосвященство так много работает! - издевательским тоном продолжал де Гонди. - Вам, мадам, следует его поберечь… ради блага всей Франции!
Гости маркизы, предчувствуя назревающий скандал, притихли.
- Его преосвященство не нуждается ни в чьих советах, - отрезала госпожа де Сабле. - Тем более в советах родной племянницы.
- Но кто-то же должен позаботиться о его преосвященстве! Ради того хотя бы, чтобы наши добрые парижане перестали беспокоиться. Ведь этак, не зная меры в трудах, недолго и в гроб себя загнать! - съехидничал де Гонди и вдруг запел:
Порой великие труды
Приносят странные плоды!
Их дамы обретают тайно -
Год урожайный!
Госпожа де Комбале ахнула и побледнела.
Если бы де Гонди вздумал так намекнуть на незаконного младенца любой другой из присутствующих дам, вход в отель Рамбуйе был бы для него закрыт навеки. Но он оскорбил любовницу ненавистного кардинала, и даже "несравненная Артенис", строго блюдущая хороший тон в своем салоне, не сразу одернула наглеца. А уж гости - те просто обрадовались.
Никто не имел ничего против мадам де Комбале - она не блистала остроумием и начитанностью, не злословила, ни у кого не отбивала любовников. Но удар был нанесен по кардиналу.
Мгновенно опознав зловредную песенку, де Голль решительно отстранил жмущуюся к нему Люси и встал перед бессовестным скандалистом. Первая негодующая мысль была: поединок, и немедленно! Однако, посмотрев на щуплого де Гонди сверху вниз, Анри опомнился. Драться с неловким и нескладным аббатом было бы просто неприлично.
Графиня Карлайл заставила де Голля купить накануне дорогие вышитые перчатки. Анри за ненадобностью сунул их за отворот голенища. Сейчас настало самое время вспомнить о них. Лейтенант нагнулся, быстро достал скомканные перчатки, расправил и резко ударил де Гонди ими по щеке. Затем бросил их на пол, повернулся и вышел из спальни маркизы.
Он понимал, что отныне его в отеле Рамбуйе и на порог не пустят. Но иначе поступить он не мог.
Де Гонди несколько секунд стоял, окаменев от неожиданности. И вдруг раздался смех. Непонятно было, кто расхохотался первым. Но подхватили все гости.
Тогда аббат кинулся следом за обидчиком, однако споткнулся и еле устоял на ногах. Хохот громыхнул с новой силой.
- Кажется, наш святой отец доигрался, - укоризненно сказала маркиза. - Мари, моя дорогая, не придавайте значения его инсинуациям! Он, как злая мартышка, которая развлекает хозяев ужимками.
- И ваш уважаемый дядюшка, помнится, именно про него изволил сказать, что у него рожа висельника, - напомнил Жорж де Скюдери. - Я сам слышал!
Этого человека Катрин де Вивон принимала главным образом ради его сестры. Де Скюдери сочинял напыщенные трагедии, а сестра Мадлен пока ничем не прославилась, но маркиза называла ее "Сафо", как греческую поэтессу, и утверждала, что у этой старой девы литературного таланта хватит на полдюжины писателей, нужно только немного подождать.
Люси Карлайл, сообразив, что сама судьба дает ей отличный шанс, мигом оказалась возле расстроенной де Комбале.
- Послушайте, мадам, мы должны что-то предпринять! - зашептала она. - Они будут драться, и лейтенант де Голль обязательно убьет этого гадкого задиру. Мы должны удержать месье де Голля! Он настоящий рыцарь, но он может за это жестоко поплатиться.
- Мне не следовало приезжать сюда… - с истеричной ноткой в голосе ответила Мари-Мадлен. - Но вы правы, миледи, я не хочу, чтобы из-за моих проблем пострадал такой замечательный человек!..
Сбежав по лестнице в вестибюль, Анри остановился. Там было тепло. Очень не хотелось покидать столь уютный дом, но дело было сделано, и пути назад де Голль не видел.
- Стойте, стойте, негодяй! - кричал наверху де Гонди. - Я убью вас!
- Дайте мой плащ! - приказал Анри лакею, стоявшему у двери гардеробной. Хотя в покоях маркизы было прохладно, мужчины оставляли суконные плащи, а дамы - меховые накидки внизу.
Сверху раздались треск и грохот. Де Гонди, поскользнувшись, сверзился со ступенек. Пытаясь удержаться, он ухватился за алебастровую вазу, украшавшую перила, и кубарем полетел вместе с ней. Хорошо еще, что лететь было недалеко - парные вазы украшали лестницу в самом ее начале.
- Черт бы побрал этот дом! - выкрикнул аббат, сидя на полу среди осколков. - Но мы все равно будем драться! Не смейте убегать от меня! Трус!..
Следом за ним в вестибюль сбежал Ротру.
- Господин де Голль, я все видел. Я все понял! - воскликнул драматург. - Я сам все объясню его преосвященству, а теперь уходите!
- Вы это отцу Жозефу объясните! - сердито ответил Анри.
- Да поднимите же меня, дурачье! - в бешенстве воззвал аббат к лакеям, видя, что те и не думают бросаться ему на выручку.