- Послушай, брат, поговорим до конца?.. - Луиджи присел на край кровати приятеля. - Ты веришь, что я желаю тебе добра?
Ян кивнул головою.
- Так поверь и тому, что всю эту твою канитель надо бросить! Ну скажи, пожалуйста, есть ли хоть капля здравого смысла в том, что ты няньчишься с какой-то любовью, да еще к кому - к важной синьорите. Что в ней особенного? Макароны, подумаешь, какие! Выдадут ее за тебя замуж? Нет, будь я трижды проклят!
- Я этого и не ищу… - проговорил Ян.
- Так черта ли тогда тебе надобно? Девчонок и прехорошеньких кругом тысячи: тискай их, где можешь, и кончено! Живи и не куксись - в этом, брат, вся соль жизни! А уж пьянствовать, как какому-то мужику, тебе стыдно!
- Это все верно!.. - отозвался Ян. - Только я все-таки в Рим уйду.
- Зачем?
- Так… - Ян уперся взглядом в стену. - Надоело здесь все.
- А скульптура твоя?
Ян пренебрежительно махнул рукою.
Не успел Луиджи ответить - дверь в каморку, где шел разговор, распахнулась и вбежал в белом переднике один из помощников Кастро.
- Синьор Киджи ранен!.. - запыхавшись, произнес он.
Луиджи подскочил как на пружине, Ян поднялся и сел.
- Кем, где?.. - спросил неаполитанец.
- На улице. Трое каких-то неизвестных набросились на него сзади, ударили в спину кинжалом и убежали!
- Жив?
- Да!
Луиджи забрал все нужное для перевязки и бросился с Яном вслед за вестником.
Когда они явились во взбудораженную мастерскую, Киджи был уже раздет и лежал на земле, на брезенте, стонал и ругался. Луиджи в качестве доктора осмотрел его рану и убедился, что кинжал только скользнул по ребрам и просек тело до кости.
- Опасность есть, но я здесь!.. - важно объявил он окружавшим. - Я отвечаю, что через несколько дней поставлю больного на ноги!
Неаполитанец быстро, умелой рукой обмыл рану и принялся делать перевязку.
Вечером, после происшествия с Киджи, Луиджи позвал троих товарищей и зашел вместе с ними в погребок. Как обычно, потребовали вина и неаполитанец рассказал тайну Яна. Надо было что то предпринять, чтобы удержать его от нелепых выходок.
- Обалдел парень!.. - проговорил Мартин. - Эка лезут в голову людям разные глупости!
- Он непременно уйдет, а одного его отпустить нельзя!.. - сказал Марк и Луиджи поддержал его.
- Что ж?.. мы ведь не собирались зимовать во Флоренции?.. - добавил Мартин. - Так, ведь, Адольф?
- Так!.. - пророкотала октава.
- В пути его пообдует немного!.. - заметил Луиджи. - Глядишь, и образумится человек! Ах, черт его побери, трубадур еще какой выискался?!
Через неделю после этого разговора из ворот Флоренции показался навьюченный серый ослик, а за ним целая толпа народа: болонских гостей, так неожиданно собравшихся уходить от них, провожали Кастро с семьей, выздоровевший и по-прежнему лохматый Киджи, философ Карнаро и многие другие.
В парасанге от города был сделан привал и из-под плащей художников появились пузатые кувшины и корзинка со стаканами. Вино было налито.
- За наше будущее светило и за моего милого доктора!!.. - зычно протрубил Киджи по крайней мере на пол- парасанга. - Счастливого пути и возвращения!!
Все зачокались и выпили.
- А я пью за счастье всех уходящих!.. - сказал Карнаро.
- Верю в то, что, быть может, кто-то из вас уносит с собой флорентийское зерно и взрастит его в душе своей. Еввива!! - крикнул он и залпом осушил стакан.
Луиджи сорвал с себя шляпу и замахал ею.
- За вас всех!!.. - возгласил он. - Еввива!!
- Еввива!!.. - раздались дружные крики и, под перекрестный пожелания счастья и маханье шляпами и руками, маленький караван тронулся дальше.
Несколько раз путники оборачивались и видели, что новые друзья стоят на прежнем месте и смотрят им вслед. Перевал дороги скрыл их и только серый лес из башен долго еще виднелся путешественникам.
Вино и теплые проводы, устроенные флорентийцами, привели всех в благодушное и шутливое настроение. Луиджи обнял шедшего с ним рядом Марка.
- Эх ты, ротозей!.. - сказал он ему. - Такая хорошенькая рожица с тебя глаз не сводила, а ты философские мыльные пузыри пускал?
- Кто, какая рожица?.. - удивленно спросил Марк.
- Да старшая сестра Кастро, та, что с пушком на верхней губке! Вспомнишь про этот пушок - так даже с курткой судороги делаются!
Марк смутился.
- Поди ты со своими глупостями!.. - ответил он. - Уж попадет тебе когда-нибудь за твои шашни!..
Луиджи засмеялся и запел, прищелкивая пальцами.
- А ты помнишь, что здесь очень опасно?.. - обратился к нему Мартин. - Кастро предупреждал, что ухо надо востро держать!
- Нигде, брат, губ распускать нельзя! - воскликнул неаполитанец. - Главное - надо знать кому, и когда молиться! Святой Юлиан посылает хороший ночлег и охраняет в пути. А вот если погода испортится да болота начнутся - тогда не знаю, какого святого призывать! Завидовать нам будет некому: путь неблизкий!
- А дорогу ты хорошо знаешь?.. - спросил Марк.
- Все дороги ведут в Рим!.. - важно заявил неаполитанец. Он выпустил из корзины своего ворона и стал забавляться со смышленою птицей. Она то летала над караваном, то садилась на плечо к своему хозяину.
- Раз она спасла меня!.. - промолвил он. - И еще какую-то роль сыграет в моей жизни, помяните мое слово!..
- Пророк еще какой нашелся!.. - пробурчал Мартин.
Под вечер путники завернули в одно из нескольких попадавшихся им имений; не то замок, не то дворец в нем лежал в развалинах; несколько низких, видимо, наскоро сколоченных, строений-овчарен было разбросано среди невылазно-грязного, обширного двора; слышался густой овечий запах; навстречу с яростным лаем кинулись громадные лохматые собаки. Отбиваясь палками, путники добрались до дома, переделанного из остатков башни; из открытой двери выглянула черная курчавая голова, затем другая, потом показался плотный пожилой человек угрюмого вида.
- Отогнать собак!!.. - вдруг разъярившись, свирепо крикнул он и из-за спины его вынырнули несколько рабов с перевязанными веревочками длинными волосами и набросились на собак, хлеща их длинными бичами. Псы с визгом кинулись в стороны и замолкли.
- Мы певцы… - произнес, снимая шляпу, Луиджи. - Не позволите ли переночевать у вас?
Управитель зажевал губами, рассматривая гостей.
- Можно… - разрешил он наконец. - Сведите под виллу их!
Двое рабов поспешили исполнить приказ и путники тронулись за ними. Отведенное им место для ночлега оказалось двумя очень большими сводчатыми подвалами, где, по всей видимости, когда-то помещалась кухня. В одном находился стол и пара длинных скамеек. В углу из крупных булыжин был устроен очаг; стены около него блестели от копоти, как каменный уголь. Рабы развели огонь, принесли несколько охапок соломы и в осветившемся подвале сделалось уютно. Путники уже стали раздеваться и устраиваться на ночь, когда на лестнице показался высокий светлорусый человек, несший только что освежеванного молодого барана; вошедший положил тушку на стол и ломаным языком сказал, что это дар гостям от управителя.
Луиджи, уже разлегшийся было на соломе, вскочил и вместе с принесшим принялся пристраивать барана к треноге для жарения.
- Не немец ли ты?.. - обратился к нему Марк.
- Нет, господин! - ответил присланный. - Я из Киева…
Ян быстро оглянулся.
- Ты наш, славянин?!.. - воскликнул он.
Раб вскинулся, услыхав родную речь.
- Господин из нашей страны, с Днепра?!.. - радость и изумление написались на лице его.
- Почти!.. - ответил Ян. - Давно ли ты здесь, как ты попал в рабство, как тебя зовут?
- Ярославом. Жив ли наш ласковый князь, Владимир-господин?
- Жив и славен по всему миру!
- А я ничего не знаю про нашу светлую родину! Как там хорошо, господин, какое небо у нас, Днепр какой синий, сосны не в обхват! - Он завесил лицо широким рукавом своей грязной холщовой хламиды и беззвучно заплакал.
- Где же тебя схватили?
- В ладьях на Цареград мы шли… греки обманом завлекли нас, опоили зельем и продали на рынке!.. Десять лет уже, как я не видел родины!..
- О чем стрекочут эти сороки?.. - полюбопытствовал Луиджи.
Немцы пожали плечами.
- Странно - мужчина с бородой, а плачет!.. - заметил Мартин.
- А выкупиться тебе нельзя?.. - продолжал свой разговор Ян. - Сколько за тебя хотят?
Ярослав покачал головою.
- Наш господин никогда не продаст нас, рабы очень дешевы!.. - ответил он. - Мы все осуждены умереть от лихорадки в здешних болотах!
- А если бежать?.. - вполголоса вымолвил Ян.
- На мне тавро, господин! Никто не поможет мне!.. - Он распахнул хламиду и скинул ее с плеча - спина его вся была покрыта сине-багровыми полосами. - Вот мой побег! - пояснил он, показывая их и руки, потертые, видимо, недавно снятыми кандалами почти до кости.
Когда баран был готов, Ян отрезал большой кусок жаркого и дал его земляку; тот с жадностью голодной собаки проглотил его и Ян только тут рассмотрел, какой исхудалый его собеседник и как горят у него глаза.
Долго ворочался на постели Ян в ту ночь и думал о Ярославе и сотнях тысяч несчастных, томящихся в рабстве по всему свету.
Ранним утром другого дня путники слышали сквозь сон шум и блеяние множества овец, но подыматься было лень и, когда наконец встали, на дворе было уже тихо и мертво; не замечалось даже собак и караван выбрался на дорогу.
Было довольно свежо, хотя день сиял яркий.