4. Елеосвящение
Если цель крещения и исповеди состоит в духовном восстановлении человека, то таинство елеосвящения утверждает тесную связь духовного и физического здоровья. В Евангелиях на нее прямо указывает сам Христос, от Которого исцеленные не раз слышали: "Прощаются тебе грехи твои" (Мк 2:5–12) или "Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже" (Ин 5:14). Закономерно, что и в словах апостола Иакова, свидетельствующих о практике елеосвящения в древней церкви и служащих основанием для его совершения в последующие века, также говорится об этой связи: "Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему" (Иак 5:14–15).
Возможно именно из-за упадка веры, которую апостол называет главным условием исцеления, в поздние времена распространилось переосмысление этого таинства как исключительно последнего напутствия умирающему. Более того, если человек после совершения над ним елеосвящения все же выздоравливал, это могло вызывать всевозможные суеверные вопросы: он воспринимался как "полуотпетый" или, по крайней мере, "почти монах".
В настоящее время такое извращенное понимание елеосвящения ушло в прошлое и на востоке, и на западе. Более того, в Московском патриархате в последние годы возрождается традиция общего елеосвящения, включаемого, по древним образцам, в чинопоследование всенощного бдения [10] как в Великий четверг перед Пасхой, так и в некоторые другие дни. Известно немало исцелений в результате совершения таинства (как и вообще "молитвы веры"), большинство из которых при желании можно, конечно, объяснить психологическими факторами, ведь и исцеления, совершенные Христом, не всех убедили в Его посланничестве, да и не преследовали такой цели. Что касается прощения грехов, то обычно считается, что при елеосвящении прощаются даже те, о которых больной не знал или забыл (но не утаил сознательно).
В восточной традиции елеосвящение иначе называется соборованием. Это связано все с той же цитатой из послания Иакова, где сказано, что желателен не один пресвитер, а несколько ("собор"). Полный чин православного елеосвящения предполагает участие семи священников, каждый из которых после чтения очередных отрывков из апостольских посланий и Евангелий (посвященных как телесным исцелениям, так и, в первую очередь, духовному здоровью) произносит новую молитву и помазывает больного елеем. На практике в таинстве обычно бывает задействовано меньше пресвитеров, часто всего один (оно все равно действительно). Так что, несмотря на широкую распространенность термина "соборование", он носит несколько условный характер.
5. Брак
Если о других таинствах можно говорить как о прямо или косвенно установленных Христом, то брачный союз мужчины и женщины Он Сам охарактеризовал как существующее "от начала" Божие установление, в идеале призванное быть нерасторжимым единством: "Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает" (Мф 19:6). Знакомая всем слушателям ветхозаветная цитата "оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью" (Быт 2:24) звучала в Его устах как глубокая антропологическая тайна, что побудило и Его учеников использовать образ брака для выражения сакраментального единства между Христом и церковью. Мы неоднократно говорили о церкви, как Теле Христовом, но этот образ является производным от понимания церкви как невесты Христовой, соединенной с Ним взаимной любовью (под которой в христианстве понимаются не просто сентиментальные эмоции, но ответственность и обязательства, включая конкретные дела, в которых они проявляются): "В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши. Возлюбленные! если так возлюбил нас Бог, то и мы должны любить друг друга… Мы любим Его, потому что Он прежде возлюбил нас" (1 Ин 4:10–11, 19). В этой любви совершается брачный союз Христа и церкви, ведущий к их органическому, "телесному" единству: "Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее… чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна… Так должны мужья любить своих жен, как свои тела… Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви" (Еф 5:25–32). Слово "тайна" в греческом оригинале – то самое "мистерион", которым обозначаются христианские таинства. Относясь к органическому единству Христа и церкви, оно одновременно характеризует и брачные отношения как его прообраз.
Понимание брака как изначально совершаемого Богом священнодействия объясняет, почему в первые века христианства церковная церемония бракосочетания не совершалась. В древней церкви дело ограничивалось совместным причащением жениха и невесты, свидетельствующим о том, что молодые становятся не просто одной плотью, но единой частью Тела Христова. По этой же причине брак долго не причислялся к церковным таинствам, так как субъектом его заключения выступала не церковь. И лишь когда активная христианская жизнь сконцентрировалась преимущественно в монашеской среде и возникла серьезная опасность пренебрежительного отношения к браку, признание за браком сакраментального статуса предотвратило этот перекос. Монашество в традиционных христианских конфессиях почитается и превозносится как "ангельское житие", но таинством не является.
Как было сказано, завершением, "воцерковлением" заключенного брака служило совместное причащение жениха и невесты – ив этом смысле приходится говорить о первоначальной нерасторжимой связи христианского бракосочетания с евхаристией. Однако и саму традиционную церемонию заключения брака христиане стремились провести с участием епископа или пресвитера. Впрочем, языческие песнопения и обряды, из которых эта церемония состояла, вызывали у служителей церкви суровое осуждение (в том числе, как это ни странно для нас сегодня звучит, и возложение венков на головы новобрачных), и единственный обычай, за которым они признавали духовное содержание и сами охотно его совершали – соединение правых рук жениха и невесты.
К IV–V векам, когда с христианизацией империи греко-римское язычество начало отмирать, осуждаемые прежде обычаи уже не воспринимались в контексте служения "иным богам", а превратились в народные традиции, наполняемые новым, христианским содержанием. Эпиталамы Гименею заменялись церковными гимнами – и постепенно складывался христианский вариант бракосочетания с участием священнослужителя, впрочем, еще многие столетия не являвшийся обязательным.
На рубеже X–XI столетий сложившаяся церемония христианского брака рядом императорских указов была объявлена обязательной. С этого времени в ее дальнейшем развитии и упорядочивании появляется тенденция к уподоблению ее чина литургии: вводятся библейские чтения, ектении, молитва "Отче наш". Логическим завершением этого процесса стало встраивание бракосочетания в литургию.
На западе становление чина бракосочетания шло приблизительно тем же путем, но с той существенной разницей, что уже в VI веке он включался в состав мессы. Однако римские брачные традиции заметно отличались от греческих, а вопрос о том, какие языческие обычаи стоит переносить в христианскую церемонию, решался применительно к местной специфике иначе. Поэтому обычай надевания венков, который на востоке со временем приобрел тайносовершительный смысл и дал таинству второе название "венчание", там был, в соответствии с раннехристианской традицией, отвергнут, зато получили развитие обряды, связанные с покрывалом невесты (от которого происходит фата). Обмен кольцами стал частью не обручения, как на востоке, а собственно бракосочетания [11] . При этом древнейший принятый церковью брачный обычай – соединение правых рук молодых священнической епитрахилью (столой) [12] – сохраняется и на востоке, и на западе. Но основное различие относится к богословскому осмыслению таинства. Если в византийской церемонии бракосочетания подчеркивается ее собственно христианская составляющая – воцерковление брака, освящение семейного союза как "малой церкви", то в латинской делается упор на само его заключение, обеты, приносимые не только Богу, но и друг другу. Отсюда по-разному решается вопрос о "совершителе таинства": на востоке им считается священник, посвящающий новобрачных на их служение в христианской семье (чем и объясняется сходство чинопоследований брака и священнического рукоположения, на которое еще в XV веке указывал Симеон Солунский), на западе – сами жених и невеста, уделяющие таинство друг другу, так что тайносовершительным моментом считаются не какие-то слова или действия священника, а произносимые ими клятвы.
В XVII веке митрополит Петр Могила вводит в Киевской митрополии реформированный чин бракосочетания, где в привычный византийский обряд включалась присяга молодых по западному образцу. Этот синтез двух традиций, за которыми стояли два взаимодополняющих понимания процедуры церковного заключения брака, был признан настолько удачным, что вошел в практику и Московского патриархата (в несколько измененном виде), сохранившись до наших дней.