- Бедняжка! - говорила она, прижимая его к сердцу. - Значит, напрасно ненависть пыталась отнять тебя у меня! Господь нас свел, да так, как я об этом и не мечтала; вот только я не была столь же счастлива, как ты: я ни разу не видела тебя ни во сне, ни наяву. Но когда я проходила через зеленую гостиную, меня охватила дрожь. Когда я услышала у себя за спиной твои шаги - у меня закружилась голова и сжалось сердце; когда ты меня окликнул: "Сударыня!" - я готова была остановиться; когда ты сказал: "Матушка!" - я едва не упала без чувств; когда же я до тебя дотронулась, я сразу тебя узнала!
- Матушка! Матушка! Матушка! - трижды повторил Себастьен, словно вознаграждая Андре за то, что она так долго была лишена радости слышать это нежное слово.
- Да, да, я твоя мать! - в неописуемом восторге подхватила молодая женщина.
- Раз мы нашли друг друга и ты так рада, так счастлива меня видеть, - продолжал мальчик, - давай больше не будем расставаться, хорошо?
Андре вздрогнула. Она упивалась настоящей минутой, почти забыв о прошлом и совсем не думая о будущем.
- Бедный мальчик! - со вздохом прошептала она. - Как бы я тебя благословляла, если бы ты мог сотворить такое чудо!
- Предоставь это мне, - сказал Себастьен, - я все улажу.
- Каким образом? - спросила Андре.
- Я не знаю причин, которые разлучили тебя с моим отцом.
Андре побледнела.
- Но какими бы серьезными ни были эти причины, им не устоять перед моими мольбами, а если понадобится, то и слезами.
Андре покачала головой.
- Нет, это невозможно! Никогда! - возразила она.
- Послушай! - убеждал ее Себастьен (судя по тому, что Жильбер сказал ему однажды: "Сынок! Никогда не говори мне о твоей матери!", он решил, что именно Андре виновата в разлуке его родителей). - Послушай, отец меня обожает!
Андре, сжимавшая руки мальчика в своих ладонях, выпустила их. Мальчик словно не заметил, а может быть, и в самом деле не обратил на это внимания и продолжал:
- Я приготовлю его к встрече с тобой; я расскажу ему о счастье, что ты мне дала, потом возьму тебя за руку, подведу к нему и скажу: "Вот она! Посмотри, отец, какая она красивая!"
Андре отстранилась от Себастьена и встала.
Мальчик удивленно на нее взглянул: она так побледнела, что он испугался.
- Никогда! - повторила она. - Никогда!
На этот раз ее слова выражали не просто ужас, в них прозвучала угроза.
Мальчик отшатнулся: он впервые заметил, как исказились черты ее лица, делавшие ее похожей на разгневанного ангела Рафаэля.
- Почему же ты отказываешься встретиться с моим отцом? - глухо спросил он.
При этих словах, как при столкновении двух грозовых туч во время бури, грянул гром.
- Почему?! - вскричала Андре. - Ты спрашиваешь, почему? Да, верно, бедный мой мальчик, ведь ты ничего не знаешь!
- Да, - твердо повторил Себастьен, - я спрашиваю, почему!
- Потому что твой отец - ничтожество! - отвечала Андре, не имея более сил сносить змеиные укусы, терзавшие ей сердце. - Потому что твой отец - негодяй!
Себастьен вскочил с козетки, где до сих пор сидел, и оказался лицом к лицу с Андре.
- Вы говорите так о моем отце, сударыня?! - вскричал он. - О моем отце, докторе Жильбере, о том, кто меня воспитал, о том, кому я обязан всем и которого знаю только я? Я ошибался, сударыня, вы мне не мать!
Мальчик рванулся к двери.
Андре его удержала.
- Послушай! - сказала она. - Ты не можешь этого знать, ты не можешь понять, ты не можешь об этом судить!
- Нет, зато я могу чувствовать, и я чувствую, что больше вас не люблю!
Андре закричала от захлестнувшей ее боли.
Но в ту же минуту с улицы донесся шум, заставивший ее забыть о страданиях.
Она услышала, как отворились ворота и у крыльца остановилась карета.
Андре задрожала так, что ее волнение передалось мальчику.
- Подожди! - приказала она. - Подожди и помолчи!
Мальчик не сопротивлялся.
Стало слышно, как отворилась входная дверь и к гостиной стали приближаться чьи-то шаги.
Андре застыла в неподвижности, не сводя взгляда с двери, бледная и похолодевшая, словно статуя Ожидания.
- Как прикажете доложить госпоже графине? - послышался голос старика-привратника.
- Доложите о графе де Шарни и узнайте, соблаговолит ли графиня принять меня.
- Скорее в ту комнату! - воскликнула Андре. - Малыш, ступай в ту комнату! Он не должен тебя видеть! Он не должен знать о твоем существовании!
Она втолкнула испуганного мальчика в соседнюю комнату.
Прикрывая за ним дверь, она сказала:
- Оставайся здесь! Когда он уйдет, я тебе скажу, я все тебе расскажу… Нет! Нет! Ни слова об этом! Я тебя поцелую, и ты поймешь, что я твоя настоящая мать!
Себастьен в ответ лишь застонал.
В эту минуту дверь из передней распахнулась и старый привратник, сжимая в руках колпак, исполнил данное ему поручение.
У него за спиной в потемках зоркие глаза Андре различили человеческую фигуру.
- Просите господина графа де Шарни! - собравшись с духом, приказала она.
Старик отступил, и на пороге появился со шляпой в руках граф де Шарни.
X
МУЖ И ЖЕНА
Граф был в черном костюме: он носил траур по брату, погибшему два дня тому назад.
Этот траур, подобно трауру Гамлета, был не только в одежде, но и в его сердце; граф был бледен, что свидетельствовало о пролитых слезах и пережитых страданиях.
Графине довольно было одного быстрого взгляда, чтобы все это увидеть. Никогда красивые лица не бывают так прекрасны, как после слез. Никогда еще Шарни не был так хорош, как в эту минуту.
Андре на мгновение прикрыла глаза, слегка откинула голову, словно желая вздохнуть полной грудью, и прижала руку к сердцу, готовому разорваться.
Когда она снова открыла глаза, она увидела, что Шарни стоит на том же месте.
Андре жестом и взглядом будто спрашивала его, почему он не вошел, и ее взгляд и жест были настолько красноречивы, что он отвечал:
- Я ждал вашего приказания, сударыня.
И он шагнул в комнату.
- Прикажете отпустить карету господина графа? - спросил привратник, выполняя просьбу графского слуги.
Граф взглянул на Андре с непередаваемым выражением, а она, словно потерявшись, снова прикрыла глаза и застыла в неподвижности затаив дыхание, будто не слыша вопроса и не понимая взгляда.
Однако оба они прекрасно друг друга поняли.
Вглядываясь в эту живую статую, Шарни попытался уловить хоть малейший знак, который указывал бы на то, что ему следовало ответить. Он заметил, как по телу Андре пробежала дрожь, и, не зная, чему ее приписать: опасению, что граф не уйдет, или желанию, чтобы он остался, - ответил:
- Прикажите кучеру подождать.
Дверь затворилась, и, может быть, впервые после свадьбы граф и графиня остались одни.
Граф первым нарушил молчание.
- Прошу прощения, сударыня, - начал он, - не совершил ли я бестактность своим неожиданным вторжением? Я еще не садился, карета моя у ворот, и, если вам угодно, я могу немедленно уехать.
- Нет, сударь, напротив, - с живостью возразила Андре. - Я знала, что вы живы и здоровы, однако я не менее счастлива воочию убедиться в этом после того, что произошло.
- Неужели вы были так добры, что справлялись обо мне, сударыня? - спросил граф.
- Разумеется… вчера и нынче утром, и мне сообщили, что вы в Версале; сегодня вечером мне сказали, что вы у королевы.
Были ли эти слова сказаны без задней мысли или в них таился упрек?
Очевидно, граф и сам не знал, как к ним отнестись, и потому на минуту задумался.
Впрочем, почти тотчас же, решив, по-видимому, на время оставить выяснение этого вопроса, он продолжал:
- Сударыня, вчера и сегодня меня удерживала в Версале печальная необходимость; долг, который я полагаю священным в том положении, в каком сейчас находится королева, вынудил меня сразу же по приезде в Париж отправиться к ее величеству.
Андре попыталась отнестись к последним словам графа без предубеждения.
Потом она подумала, что необходимо прежде всего ответить на его слова о печальной необходимости.
- Да, сударь, - молвила она. - Увы, я знаю о страшной потере, которую…
Она замялась на секунду.
- …которую вы понесли.
Андре едва не сказала: "Которую мы понесли", однако не осмелилась и продолжала:
- Вы имели несчастье потерять вашего брата барона Жоржа де Шарни.
Можно было подумать, что Шарни с нетерпением ждал подчеркнутых нами слов, потому что он вздрогнул в тот момент, когда каждое из них было произнесено.
- Да, сударыня, - отвечал он, - вы правы, смерть этого юноши - страшная для меня потеря, которую, к счастью, вы не можете себе представить, потому что почти не знали бедного Жоржа.
В его словах "к счастью" послышался легкий печальный упрек.
Андре это поняла, однако ничем не выдала, что придала этому значение.
- Лишь одно утешает меня в этой потере, если тут что-нибудь может утешить, - продолжал Шарни, - бедный Жорж умер так, как суждено умереть Изидору, как, видимо, умру и я: он умер, исполняя свой долг.
Слова "как, видно, умру и я" глубоко тронули Андре.
- Сударь, так вы полагаете, что дела обстоят настолько плохо, - спросила она, - что для утоления Божьего гнева могут, увы, понадобиться новые жертвы?
- Я думаю, сударыня, что последний час королей если еще не наступил, то вот-вот пробьет. Я уверен, что злой гений толкает монархию в бездну. Я полагаю, наконец, что, если монархия падет, она увлечет за собой в своем падении всех, кто был причастен к ее блеску.