Итак, дерево повалено, распилено и мы имеем дело с "ризомой", корневищем, не обладающим четко выраженным подземным стеблем. Понятие разработано Ж. Делезом и Ф. Гваттари (1930–1992) в книге "Ризома", где оно прямо противопоставляется понятию структуры как систематизированному и иерархически упорядочивающему принципу организации. Связи остаются, но они не между вещами и явлениями, они самоценны, ситуационны и событийны – коннекционизм. Они нелинейны, гетерономны, плюральны и могут принимать любые конфигурации. Ризомные среды являются не кибернетическим (управление из центра), а синергетическими. Если структуре соответствует образ мира как космоса, то ризоме как "хаосмоса". Другое, похожее на ризому понятие, используемое в постмодернистской культуре – лабиринт. В нем тоже нет центра и периферии, оно не подчиняется линейной логике, в нем бесконечное число входов, выходов, тупиков и коридоров. Отныне мы живем в лабиринте с неизвестным выходом, о чем намного раньше говорило, что предвидело абсурдистское искусство.
Однако все это метафоры, символы, гениальные прозрения, артикуляция тени, отбрасываемой наступающим будущим, "опережающее отражение" того, что вошло в человеческую практику в последнее время. Вошла компьютерная техника, интернет, киберпространство, гипертекст, Сеть. Вошла новая реальность. Вот где действительно нет иерархии, денотации заменяются коннотациями, нет земного притяжения и обусловленной им вертикализации отношений, связь и ее узлы в непрерывном изменении и перекомбинации. Сетевая логика! Она ацентрична, нелинейна, деиерархизована, процессуальна, событийна. Она, в отличие от нашего повседневного двуполушарного мышления, не бинарна, не монистична, в своем пределе – не словесна. У нее "достаточно сил, чтобы надломать и искоренить слово "быть"" (Ж. Делез и Ф. Гваттари). Это другая, не чисто человеческая, классическая логика. Не Логос (центризм). Обеспечивая ее пришествие, постмодернистская философия дискредитирует "центризмы" на всех основных уровнях человеческого бытия.
Анти-этно-фалло-фоно-логоцентризм
В текстах Ж. Деррида этно-фалло-фоно-логоцентризм есть метафорическое выражение определенного состояния, системно-иерархических типов представления реальности. Прежде всего человеческой модели мира. Некий шифр ее (его) качеств, с которыми он ведет борьбу, но которые и которую нельзя понимать буквально. Их необходимо (если действительно хотеть что-то понять), теперь уже нам, "деконструировать" (деконструировать деконструкцию).
Понятие этноцентризма относится не к какому-то отдельному этносу или культурам, а человечеству в целом, характеризуя его как форму бытия, отличающуюся от других возможных форм. Все мы пока "этно". Оно является своеобразным аналогом "идолов рода" Ф. Бэкона, как бы второе имя человечества, выражающее его многообразие и в то же время универсальность. Борьба с этноцентризмом – это борьба с антропоцентризмом, отрицание человека в качестве культурно-исторического существа.
Фаллоцентризм при поверхностном толковании представляется как обозначение мужской субъектности и патриархального общества, а его критика – подарок-дань феминизму-гендеризму, находящему некое удовлетворение в деградации человека и распаде природогенной ценностной иерархии: наконец-то все равны. Фактически это оригинальный символ любого индивида как конкретного телесно-духовного феномена, обладающего полом, возрастом, расовой и национальной принадлежностью. Гени/т/ально центричное обозначение естественности людей, их включенности в биоту. Борьба с фаллоцентризмом – это борьба с телоцентризмом, отрицание человека в качестве живо(тно)го существа. Соотношение между понятиями этно– и фаллоцентризма сравнимо с соотношением понятий человека и индивида. Индивид – тоже человек, но с "определенным артиклем". Правда, вопрос с этно-фаллоцентризмом можно считать решенным раньше возникновения постмодернизма. Он перестал стоять сразу после семиотического поворота, да и идеализм рассматривает cogito преимущественно как бестелесное.
Фоноцентризм сопротивлялся дольше, ибо в речи он проявляется в образности и звукоподражательных словах в силу ее сцепления с характером своего носителя. Связь речи с жизнью людей незримо (беззвучно) присутствует при ее самом широком толковании, прорываясь и в язык, когда его берут не в виде абстрактных отношений и как искусственный, а как естественно-социальный. Это предметное взаимодействие человека с миром. Как живой феномен человек "фонит", шумит, жестикулирует. Есть язык поз и движений, смеха и плача. Борьба с фоноцентризмом – это борьба с эмпириоцентризмом, отрицание человека в качестве чувственного существа. И только в тексте, в отличие от говорения, тем более поведения, эмпирия сублимируется, наличие субстрата в нем приближается к "нулевой степени". В этом смысл происшедшего в постмодернизме как постструктурализме сдвига в понятиях – от языка к тексту, в остальном мало чем друг от друга отличающихся. Отчуждаясь от человека, от автора и читателя, текст становится самодостаточным множеством (в свете деконструкции центризма сказать по привычке "системой" было бы недальновидно). Однако не полностью. Эмпирии нет, но представительство "внешнего" сохраняется в виде организации, структуры, логики, обусловленной тем, что конкретный текст всегда о чем-то. Его содержание определяется отражением окружающего мира или, признавая тождество бытия и мышления, воспроизводит его структуру. Книга Бытия так или иначе посвящена бытию. В этом ее принципиальный, неизбывный логоцентризм. Поэтому логос и бытие приходится отрицать вместе.
За ускользающую манеру высказываний, разрешение себе любых противоречий, софистическую подмену терминов недоброжелатели называют Ж. Деррида "лукавым", а особенно злые – фальсификатором. Это не всегда справедливо. У него есть поразительные по ясности положения, в которых значимо каждое слово, но они настолько необычны, революционны, что в них не хотят – боятся вдумываться. "Логоцентризм идет рука об руку с определенностью бытия сущего как наличности. Поскольку этот логоцентризм присущ и мысли Хайдеггера, постольку она остается в пределах онто-теологической эпохи, внутри философии наличия, т. е. философии как таковой". Как видим, логоцентризм есть следствие допущения бытия, включающего природу и бога, составляющего смысл философии наличия, которая есть до сих пор существовавшая философия и которую он опровергает вместе с логоцентризмом. И, конечно, вместе с "этно-фалло-фоно" (заодно можно лишний раз убедиться в неправомерности опоры постмодернизма на Хайдеггера). Лого(с)центризм – это в сущности Слово, мысль, сознание как выражение любого внешнего – природы, Бога и их философской рефлексии в виде эйдосов, монад, вещей в себе, прафеноменов и т. д. и т. п. Борьба с логоцентризмом – это борьба со словоцентризмом, отрицание человека в качестве мыслящего существа.
Таким образом, в целом борьба с этно-фалло-фоно-логоцентризмом на самом деле есть борьба с антропо-тело-эмпирио-словоцентризмом, т. е. Homo vitae sapiens во всех его основных ипостасях. Мы особо подчеркиваем vitae, свойства живого, ибо деконструкция направлена прежде всего против них. Итогом победы над этно(антропо) – фалло(тело) – фоно(эмпирио) – логос(слово)центризмом является "смерть человека", общеизвестный девиз, "брэнд" постмодернизма, который теперь нельзя считать произвольным и случайным. Им вполне логично завершается логика деконструкции, снимающей бытие традиционного природно-исторического человека, включая духовный и предметный мир, в котором он живет.
След и различие
Это последние по счету (у нас), но не по важности в постмодернизме категории. Мы рассматриваем их в конце его деконструктивистского этапа, потому что одновременно они являются "условием возможности" грамматологии как позитивной части подобного типа философствования. Понятия следа и различия должны восприниматься вместе, ибо без следа нет различия, а без различия невозможно говорить о следах. След – это общий принцип артикулированности и расчлененности чего угодно. Близко к понятию следа – повторение, которое тоже предполагает оставление следов. В одном синонимическом ряду с ними понятие пропуска. Пропуск – пустота, ничто, на котором осуществляется различие и повторение. В этом случае исходной единицей, "элементарной частицей" реальности становится не атом или эйдос, не единица в собственном смысле слова, а двоица: след и пропуск, след и пропуск, след и пропуск… Различие. Не "вещь", а отношение. Не просто единица, пусть даже только мыслимая, а единица мысли. Или чистых отношений, связей, коммуникации.