Заслуга постмодернистской философии в том, что в ней впервые нашла обобщение эта мощнейшая тенденция развития нашей цивилизации к "как бы жизни". Тенденция к потере идентичности человека, подлинности его бытия, реальности как таковой, ее замены знаками реального. Симуляция есть некое параллельное движение процессу семиотизации мира. Культура эволюционирует от парадигмы "отражения реальности" до маскировки ее отсутствия, достигая состояния, когда семиотическая среда выступает как самодостаточная и субъект (в структрализме – означающее) больше не соотносится с какой бы то ни было фактичностью. На место оригинала становится копия. Парадокс? Только генетически, по происхождению. А на практике полученная из-под ксерокса бумага вполне может быть четче и лучше той, которую она воспроизводила. Картина великого художника, "облагороженная" компьютером, отступает на второй план перед своей копией. Ароматизированная и дополненная пищевыми химикатами колбаса вкуснее натурального мяса. Люди на экране красивее, чем в жизни, и встреча с оригиналом обычно приносит разочарование. Получается, что по бытию, его качеству повторение предшествует факту и это влияет на логику нашего мышления, на представление о соотношении причины и следствия. В конце концов мир возгоняется сначала в знаки (чего-то), а потом в ничего не означающие "пустые знаки", не-знаки. Драматизм ситуации в том, что качество получаемой реальности действительно выше, но это реальность иного. Качество собственно человеческого, не опосредованного техникой бытия – ниже, отчужденнее, вторичнее. Оно становится необязательным, "не настоящим". Причина превращается в предлог. Господствует пост(гипер)реальный синтетический продукт, получаемый комбинаторной деятельностью.
Однако здесь, в отношении симулякров, надо оговориться, изменив нашему в основном критическому подходу к оценке философии постмодернизма. Некоторые ее авторы сами выступают с резкой критикой симулякризации и семиотизации мира. Прежде всего Ж. Бодрийяр.
Жан Бодрийяр – французский философ, но больше социолог, культуролог. Родился в 1929 г. Преподает в Парижском университете, читает лекции в Европе, США, Австралии. Он не просто работает в сфере постмодернистской "академической" философии, а популяризируя ее, одновременно – разоблачает. Вместе с миром постмодерна и порядками в нем, порождающими феномен постмодернизма. Главной мишенью его анализа является потребительское общество с его рекламой, формализмом и псевдодеятельностью. Выступает против бездумного сциентизма, технологизма и глобалистской гегемонии Америки.
Он собственно и разработал данное понятие, хотя словарно оно существовало раньше. Симуляционному перерождению мира много внимания уделяет также широко публикующийся левоориентированный философствующий писатель Славой Жижек (1949 г.). Хотя обоих этих авторов относят к постмодернизму (они действительно работают в его терминах), но в отличие от некоторых других коллег, они не лукавят и не маскируют происходящее. Не делают из своей философии "симулякра". Показывая глубинную связь капитализма, глобализации и информатизации, их отчуждающее влияние на человека, они ищут для него выход, предлагают способы противостояния превращению вещей в симулякры. Чего не делают или даже усугубляют кризис вещного мира другие постмодернистские авторы. Например, Ален Бадью в книге "Делез. Шум бытия" (М., 2004) стремится доказать, что теория симулякров была уже у Платона и что вещи как таковые никогда не существовали и их природа изначально симуляционна. В том числе природа людей. А в сущности, полагает он, опираясь на Ж. Делеза, субстанцией мира надо считать виртуальное, реальность же есть его симулякр. Это яркий пример антиисторизма и актуализма, парадигмального перенесения сегодняшней ситуации на прошлое, идейная агрессия новых микро– и мегамиров, инфовиртуальной реальности против жизненной естественно-исторической среды существования человека как Homo vitae sapiens. Думается, что учитывая неоднозначность положения и внутреннюю борьбу в постмодернистской философии, надо поддерживать в ней линию на сохранение подлинности вещей и идентичности человека. Поддерживать и развивать, соотнося с контекстами классического субъект-объектного философствования.
Детерриториализация и децентрация
От латинского слова terra – земля, почва, оседлость и centrum – средина, основание, пуп; частица "де" как и везде – отрицание данных понятий. Развеществление мира, производимое постмодернизмом, логически завершается критикой "глубин и объемов" сущего, которое больше "не весит" ("не вещит"). Все существует на поверхности, без "почвы" и без пространства. Довольно очевидно, что эти идеи слепок с экранов и мониторов, что это мир виртуальной образности, в лучшем случае – симулякров. По отношению к человеку они означают лишение его телесности, возгонку в бесплотные формы и текстуальность. В чистое сознание и информационные сингулярности. Лишенные привязанности к почве безпространственные образования кочуют по экранам где и как хотят. Становятся номадами. Номадизм – следствие детерриториализации. В нем выражается всё меньшая укоренённость в бытии, характерная для современного человека, отрывающегося от Земли, её притяжения и парящего в космической невесомости. Работающий или развлекающийся в Интернете индивид преодолевает государственные и иные социальные границы, общаясь без материальных препятствий. Его мир а-топичен, без-местен. Беспочвенность, неукорененность, а значит и неподлинность, "несобственность" и неорганичность бытия подкрепляется образом жизни не только на экране или в космосе, но и в предметном глобальном мире, когда у людей нет других привязанностей кроме профессиональной деятельности, а точнее, ее оплаты. "Моя Родина – чековая книжка" – таков девиз современных апатридов, космополитов как кочевников "за зеленью". Они не любят, не верят, не чувствуют. Они только знают, что есть любовь, вера, чувства. Читали и слышали о них, хотя скоро могут и не услышать. Номады и симулякры не живут, а функционируют, притом стремясь навязать свой образ (не)жизни другим, ещё живым людям, странам и народам. Деконструкция территориальной обусловленности бытия – буквальная реализация глобализма и тотальной свободы человека вплоть до ее превращения в свободу пустоты, в аутизм и атомизацию, когда никто никому не нужен. Трагическая диалектика беспочвенного индивидуализма, поставленная на технологическую почву!
Децентрация – центральный элемент деконструкции и, как подчеркивал Ж. Деррида, является необходимым условием критики всей европейской духовной культуры, формируемой ею картины мира, особенно метафизики. Признание центра лежит в основе субстанциализма, постулирующего наличие исходной сущности, которая воплощается в том или ином материале, а также и представлений о субъекте как свое-образном центре смысловой целостности, "опредмечивающейся" в объекте. Центрация является условием представления вещей как сложных систем, она "по определению" предполагается системно-структурной методологией, вообще – любой сколько-нибудь субординированной организацией в предметном мире. Метафора центрации в теоретическом сознании – дерево, имеющее ствол и растущие на нем ветки. Выделять главное и второстепенное, придавать разный вес тем или иным компонентам, различать ядро и периферию, внутреннее и внешнее, глубину и поверхность, располагать явления по вертикали – есть, в сущности, способ нашего, как формально-логического, системного, так и диалектического, становленческого мышления.
Отсюда вытекает значение отказа от центристских подходов. Это изменение самого способа отношения человека с миром. Децентрация – демонтаж каркаса до сих пор существовавшей онтологии и гносеологии, переход к другой модели реальности. Вся прежняя деконструируется до блоков или бескачественных элементов. Это предпосылка отказа от субъект-объектного отношения, самого деления мира на субъективное и объективное, на чем стояла и стоит классическая философия. Но если отказ от субстанциализма беспокоит только консервативных философов, то отказ от системного структурирования мира с трудом воспринимает современная наука, представители естествознания и "традиционной техники". Системно-структурные подходы и теория организации – ее высшие, передовые методологические достижения. Увы, они тоже перестают быть актуальными. "Системы" погибают вслед за "вещами". Естествознание теряет влияние вслед за философией. Не зря периодически возобновляются толки о "конце науки". О конце науки в качестве познавателя и техники в качестве преобразователя существующего мира и их (его) замене изобретением, становлением новых миров. Г. П. Щедровицкий иронически называл ученых "научниками", для характеристики же философов у него просто не было слов. Не зря Российская академия наук терпит поражение от технопарков и информационных центров, ее все время теснят, грозясь упразднить. А университеты превращаются из "фабрик мысли" в фабрики информации или, что еще желательнее, в универсамы по ее продаже – в "предпринимательские университеты". То есть как университеты в собственном смысле слова, учреждения не столько плодоносные, сколько светоносные – уничтожаются. Потому что они носители "старого мышления". В основу нового мышления кладется не системность и познание, даже не проектирование, а хаос, нелинейность, вычисления и программирование. Его коррелятом являются принцип множественности, децентрация и синергетика. Соответственно с чем меняются формы институциализации теоретической деятельности.