В программной статье "Проблема субъекта", не уступающей по объему книге, П. Шлаг обоснованно утверждает, что в американской юриспруденции имеет место "систематическое и фундаментальное забвение субъекта". Он пишет: "Американская правовая мысль концептуально, риторически и социально сконструирована так, что избегает конфронтационного вопроса - кто или что мыслит о праве или продуцирует право". Объективация права, приводящая к исчезновению субъекта, проявляется, в частности, в использовании местоимений таким выдающимся для юриспруденции США теоретика, как декан Гарвардской школы права Кристофером Колумбусом Лангделлом. П. Шлаг замечает, что когда Лагнделл говорит и пишет о вопросах педагогики, он всегда использует личное местоимение "Я". Когда же дело доходит до права, то он уже использует безличные местоимения или обороты ("таким образом", "представляется", "дебитор становится лично обязанным кредитору" и др.), заставляя читателя не принимать в расчет индивидуального субъекта.
Постмодернизм в вопросе экспликации субъекта права стремится к методологическому номинализму: субъектом права является исключительно человек. Правовой статус человека и коллективных образований как юридических фикций может быть разным, но в любом случае носителем правового статуса всегда выступает индивид.
2.4. Правовой релятивизм
Релятивизм как методологический ориентир постмодернизма был подготовлен ходом эволюции науки и мировоззрения XX в. В научном плане он был обусловлен признанием невозможности существования единственного способа описания действительности, осмысленного в классической физике начала XX в. и привел к формулированию принципа дополнительности.
Первоначально этот принцип имел узко-специальную направленность на решение проблемы, вытекающей из определения неопределенности В. Гейзенберга (точность определения координаты частицы и точность определения соответствующей компоненты ее импульса обратно пропорциональны). Н. Бор не был согласен ни с континуальноволновой позицией Э. Шредингера, ни с корпускулярной позицией В. Гейзенберга. Для него исходным пунктом анализа была парадоксальная неотделимость двух аспектов, которые в классической физике исключали друг друга. В более широком контексте (чем определение кванта как волны и частицы) этот принцип включает и онтологический и методологический аспекты: "Нельзя сколько-нибудь сложное явление микромира описать с помощью одного языка". Тем самым, принцип дополнительности означает контекстуализм научного знания - его зависимость от позиции наблюдателя, отсутствие привилегированной точки зрения ("Божественного наблюдателя" - X. Патнем), а, следовательно, несоизмеримость научных парадигм. Поэтому, например, научные факты всегда являются "теоретически нагруженными": они зависят от того, как их оценивают с позиций соответствующей теории и сами по себе (без теории) ничего не доказывают.
Можно согласиться и с мнением В.В. Налимова о том, что "принцип дополнительности меняет наше научное видение Мира - постепенно оно становится все более и более полиморфным. Мы готовы одно и то же явление видеть в разных ракурсах - описывая его теперь не конкурирующими друг с другом моделями. Даже математическая статистика, традиционно устремленная на выбор лучшей - истинной - модели, готова теперь согласиться на существование множества равноправных моделей". Применительно к социальной реальности (а право - момент, сторона социальной реальности) принцип дополнительности означает контекстуальность смысла, а также доминирующее положение целого относительно частей (принцип холизма), проявляющееся, например, в теории поля К. Левина, гештальтпсихологии М. Вертгеймера или системном подходе (элементы системы не существуют вне системного - социального - контекста).
Таким образом, релятивизм - это относительность знания об объекте, включенном в субъект-субъектные интеракции и межкультурный контекст. Знание об объекте является всегда неполным, ограниченным, обусловленным господствующими ценностями, идеологией, общественной доксой, научными традициями и т.п., следовательно - относительное. Социальная эпистемология (Б. Барнс, Д. Блур, С. Фуллер и др.) начиная с 70-х гг. XX в. обосновывают зависимость научного познания от субъект-субъектных отношений, от социокультурного контекста.
В юриспруденции принцип дополнительности пока не получил долженствующего ему применения. Косвенно он используется П. Шлагом. В частности, американский юрист поднимает проблему субъекта права и "взгляда изнутри" на право (с точки зрения судьи). Такой взгляд, по его мнению, неизбежно является односторонним, и ведет к радикальному упрощению права. Из одной-единственной перспективе вытекает вера в то, что существует единственно верная онтология права, которая не зависит от всех субъектов права (за исключением судей). Отождествление права с позицией судьи позволяет охранять "границы империи права" и формулировать онтологию права как объективно существующую реальность в виде норм, доктрин, принципов, прецедентов и соответствующих методов их исследования и толкования. Такой "внутренний взгляд" на право предполагает также, что судьи принимают решения для укрепления мира и справедливости, обеспечения какой-либо другой нормативной цели. Для достижения этих целей судьи должны быть наделены здравым смыслом, здравыми суждениями, разумностью. В этой связи нельзя не вспомнить критику Р. Познером этой классической английской традиции, восходящей, как минимум, к Э. Коку, полагать судью носителем особого разума, не подвластного обывателю. Кок, как известно, утверждал: право есть разум; это особый вид разума, применяющий моральную философию или политический анализ; только юристы (судьи) знают право. У. Блэкстоун придал общему праву "трансцендентальную ауру", и приписывал судьям особые полномочия, именуя их "оракулами права". Собственно, так же поступает и Р. Дворкин, вводя мифическую фигуру "юридического Геркулеса" в свои мыслительные эксперименты.
Внутренний взгляд - с позиций судьи - на право, полагает П. Шлаг, не просто радикально упрощает право и "юридизирует правовую мысль", но наделяет судью неограниченной властью над действиями других субъектов права. Это устраняет из поля исследования различные взаимоотношения между разнообразными субъектами права: адвокатами, клиентами, судьями, гражданами, свидетелями, экспертами и, тем самым, исключает возможность видеть право из этих различных перспектив. Такой "ослепляющий" эффект самоотождествления заставляет судей и других юристов верить, что право в виде норм и концепций действительно существует и действует беспроблематичным образом, регулируя соответствующие отношения.
Я.И. Гилинский - один из немногих в отечественной юридической науке, кто использует принцип дополнительности в качестве методологии криминологических исследований. По его мнению, вытекая из принципа относительности знаний (релятивизма) и необычайной сложности даже самых "простых" объектов, принцип дополнительности в изложении Н. Бора состоит в том, что "contraria sunt complementa" (противоположности дополняют друг друга): лишь противоречивые, взаимоисключающие концепции в совокупности могут достаточно полно описать изучаемый объект; иными словами, не "преодоление противоречивых суждений об объекте, а их взаимодополкительность).
В связи с принципом релятивизма нельзя не вспомнить ограничительные теоремы К. Геделя, опровергающие возможность существования формализованных непротиворечивых и одновременно полных (завершенных) систем. В частности, первая теорема Геделя гласит: если система (множество) непротиворечива, то она неполна (незавершенная); если же она полна (завершенная), то она противоречива.