Они всегда и во всем ждут приказа! А между тем эта схема, как и всякая другая, в корне порочна. Человек должен быть гибким. Мне бы очень хотелось, молодые люди, чтобы у вас была эта гибкость! В наше время, я хочу сказать, в современную нам эпоху, мы наблюдаем эту склонность переоценивать закостенелые принципы и ставить их выше свободных решений личности.
У Хольта было чувство, будто адвокат с его темными ретами, крадучись, подбирается к нему, как кошка к блюдцу с горячей кашей. В нем невольно заговорил дух противоречия, он искал не ответов, а возражений, как это было на рождестве, когда он навестил отца.
— Простите, господин доктор, но мне кажется, вы не совсем правы. Вспомните, в нынешнем году, во время наступления русских на наш центральный участок фронта, у нас особенно подчеркивалась роль бойца-одиночки, которому приходится полагаться на собственную инициативу, принимать самостоятельные решения.
— Еще бы! — саркастически заметил адвокат. — Не говоря уже о вынужденном характере этого указания, оно заранее ограничивает свободу подобных решений.
— Ограничивает? Каким же образом? — вскинулся на него Хольт.
— Но это же ясно… Предварительной подгонкой вашего одиночки к тотальной колодке. Все теми же преславными нашими нормами. Борьба до самозаклания… бесчестность всякой капитуляции… И так далее и тому подобное.
— Я и сам считаю капитуляцию бесчестной, — загорячился Хольт, — там, где она не вызвана абсолютной необходимостью. — Он был далеко в этом не уверен. Разве Зепп не рассказал ему, что полковник Барним капитулировал вместе со своим полком?..
Прежде чем снять очки, адвокат испытующе посмотрел на Хольта.
— Persaepe accidit, ut utilitas cum honestate certet [8], — сказал он рассудительно. — Но, не вдаваясь в анализ того, что называть честью, на которую вы здесь сослались… верно, верно… вы правы, первым на нее сослался я… достаточно задать вопрос, беретесь ли вы судить, в каких случаях наступает эта абсолютная необходимость и при каких условиях капитуляция правомерна? Но оставим это.
Жаль, что здесь нет Гильберта, с досадой думал Хольт. Он бы ему разъяснил, при каких условиях капитуляция правомерна! Весь этот разговор претил ему. Но тут вмешался Гомулка.
— Прости меня, папа, но давай кончим это переливание из пустого в порожнее! В частностимы в нем никакой пользы для себя не видим. Подобные софизмы, — продолжал он, повысив голос, — быть может, и украшают застольную беседу, но нам они не могут служить опорой.
— Конечно, конечно, — согласился адвокат, — опорой они служить не могут… Но тем более не будет у вас опоры, если вы просто закроете глаза на раздирающие вас внутренние разногласия.
— Не следует забывать, — отпарировал Зепп с уже нескрываемым озлоблением, — что иные внутренние разногласия, какие мне долго пришлось наблюдать, действуют на окружающих особенно деморализующе!
Адвокат продолжал попыхивать трубкой. Он наморщил лоб. Но тут фрау Гомулка подняла глаза и холодно заметила:
— Мне думается, за последний год совсем другие вещи действовали на тебя деморализующе.
— Об этих вещах вы меньше всего способны судить! — запальчиво ответил Гомулка.
Адвокат вынул трубку изо рта.
— Во всех решающих вопросах, — сказал он спокойно, хоть и с отеческой укоризной в голосе, — ты всегда видел своих родителей единодушными. Твои намеки на некоторые разноречия следует поэтому квалифицировать как крайне бестактные, тем более, что ты решился их сделать в присутствии гостя. Est adu-lescentis majoris natu vereri [9].