Мотив власти сменяется в "слове" мотивом чести. Под словом "честь" оратор понимает любовь, верность и даже страх и повиновение. Если же кто сомневается или вопрошает, что такое честь, тот сомневается и в почитании самого Бога. И вновь проповедник в качестве доказательства приводит слова Петра, Иуды, Моисея, Павла, апостольское учение – это учение не только о "всяком господстве", но и учение о "всяком рабстве" (86).
Даже неверным властям Писание велит повиноваться, утверждает Феофан со ссылкой на святое слово Петра: "Бога бойтеся, царя чтите. Раби, повинуйтеся во всяком страсе владыкам, не точию благим и кротким, но и строптивым" (86).
Данное "слово", как никакое другое, насыщено ссылками на Священное Писание, учение апостолов, отцов церкви, библейскими и историческими примерами и аналогиями (упоминаются Давид, Саул, Кир, Навуходоносор, Нерон, Константин Великий, Киприан Тертуллиан). Убедительным примером является для Феофана терпение и повиновение первых христиан их гонителям римлянам, поскольку последние были наделены властью (87).
Власть и честь оратор связывает с совестью и душой; заповедь "чти отца твоего" толкует, ссылаясь на Моисея, как необходимость почитать всем "от души и за совесть" своё государство: "Власть есть самое первейшее и высочайшее отечество, на них бо висит не одного некоего человека, не дому одного, но всего великаго народа житие, целость, беспечалие" (87).
Далее Феофан рассуждает о "священстве и монашестве" (88) как о некоем институте общества. Может быть, впервые в истории русской церкви Феофан Прокопович в этом "слове" уравнивает их со всеми другими гражданами: "священство бо иное дело, иный чин есть в народе, а не иное государство" (88). Более того, проповедник вновь с опорой на Давида, Соломона, Марка, Луку, Петра и Павла говорит о необходимости для священства покоряться царям, государям (89). Феофан осуждает "междоусобии священства", его попытку "власти судити".
П. О. Морозов, а вслед за ним И. П. Ерёмин (467) усматривают в этой части "слова" выпады Феофана против реакционного духовенства и даже прямые намёки на Стефана Яворского и ростовского епископа Досифея, которые противостояли реформам Петра, отстаивали независимость церкви от светской власти. Безусловно, "Слово о власти и чести царской" – своего рода конспект, квинтэссенция, выраженная в художественно-публицистической форме известного трактата Феофана Прокоповича "Правда воли монаршей" (1722).
Феофан с помощью обилия риторических вопросов и восклицаний обрушивается на хулителей учения о власти и чести державной.
Полны сарказма две пословицы, которыми он заканчивает риторический пассаж обличения хулителей: "Не довлели мски и львы; туды и прузи, туды и гадкая гусеница" (90).
Приведя обильные цитаты из библейских книг, сделав ссылки на всемирную историю, Феофан Прокопович восклицает: "Но коих мы требуем историй – не сама ли Россия довольная себе свидетельница?" (92). Многочисленные примеры из отечественной истории свидетельствуют, что "безначалие", безвластие пагубно и для России, и для русского народа.
Заканчивается "слово" обращением к россиянам. Оратор просит "слышателей" не его, "недостойного", слушать, а слушать Евангелие, призывает смотреть не на лицо говорящего, а на слово Божие зрить, побуждает каждого, кто слышит проповедь, к диалогу, разговору со своим разумом (91). Своё же скромное "слово" оратор обращает к "слышателям и гражданам" России только с тем, чтобы они не были "властем строптивым" (91), не дерзали бы против монарха пойти. Пётр, по Феофану, тот государь, за которого и умереть – великую себе славу приобрести. Феофан грозит великим "нестроением" и междоусобицей России, если народ такового государя не будет достоин и напоминает из недавней истории эпоху смуты, злодейства Годунова (92). Тех же, кто всё-таки дерзнёт, презрев гнев царский и свою совесть, покуситься на власть и честь царскую, ожидает суд Божий. Но Феофан надеется, что Господь услышит молитвы россиян и спасёт. По Феофану, чернь, недовольная властью и выступающая против неё, является источником анархии, беспорядков, поэтому подчинение власти – всегда благо для государства. Прокопович отводит народу роль подчинённых, которые обязаны неукоснительно выполнять свой долг, однако верховная власть обязана в своей деятельности исходить из принципа общенародной пользы. "Идея "всенародной" пользы красной нитью проходит через все общественно-политические сочинения Прокоповича. Именно в её реализации видит он смысл установления государственной власти".
* * *
"Речи" произносились в связи с государственными событиями, церковными праздниками, знаменательными датами, так сказать "на случай", но всегда Феофан Прокопович умел актуализировать содержание "слова", заострить внимание "слышателей" на важных философских, политических, нравственных проблемах.
"Слово в день святаго благовернаго князя Александра Невскаго" было произнесено в Александро-Невском монастыре 23 ноября 1718, в день памяти святого, издано в 1720 г. отдельной брошюрой (467–468). Александр Невский – фигура знаковая и в древнерусской культуре, и в культуре нового времени. Пётр I заботился о воскрешении памяти этого политического деятеля Древней Руси, потому что политические аллюзии напрашивались сами собою: победа над шведами, получение прозвища Невский. Весной 1704 г. Пётр лично выбрал место для будущей лавры, курировал строительство монастыря; в 1724 г. по его же указу были перенесены мощи святого из Владимира в Петербург; Александр Невский считался одним из небесных покровителей новой столицы – это всё широко известные факты Петровской эпохи.
Публицист не мог пройти мимо этого знакового для Петровской эпохи образа. В "слове" заметно влияние древнерусских традиций жития и воинской повести, тем более что житие об Александре Невском (что в медиевистику давно и прочно вошло) создано в жанре воинской повести. Культ этого героя утверждался во многих произведениях Петровской эпохи. Тот же Феофан Прокопович ещё в своих киевских "словах" и "речах" с Александром Невским сравнивал Петра I и Меншикова (о чём мы уже выше писали).
"Как мне спастися?", "Како живот вечный наследити?" (94) – так же как и в "Слове по долгом странствии возвратившагося", эпиграф взят из Евангелия от Луки и носит философский характер. Прокопович не берёт на себя всю полноту ответа, "ибо ответ господень сугубое дело содержит, яко же от евангельской повести слышахом: "Возлюби же господа твоего и ближняго твоего"" (94). Любовь к ближнему – это прежде всего исполнение своего долга не только перед Богом, но и перед людьми, перед Отечеством; и следует это делать так, как делал благоверный князь Александр Невский.
"Суетное" и "непотребное" следует отринуть, необходимо "творити имать по званию своему, сиесть: что царь, что подчиненные ему судия и правитель, что воин, что купец, что брачный и что безженный творити и чего не творити долженствует" (96). Совершенно в духе Петра I оратор размышляет об обязанностях гражданина, при этом он ссылается на "естественный разум" (97), что, впрочем, не противоречит, по Феофану, и учению о Боге – каждому своё. Сарказмом наполнены и прямые, и косвенные намёки проповедника в адрес монахов: "Судия, на пример, когда суда его ждут обидимии, он в церкви на пении. Да, доброе дело. Но аще само собою и доброе, обаче понеже не во время и с презрением воли божия, како доброе, како богоугодное быти может? Ищут суда обедимии братия и не обретают А для чего? Судия богомольствует. О, аще кая ина есть, яко сия молитва в грех!" (97–98). Вывод прост: вроде бы утрируя ситуацию, Феофан поднимает важную государственную проблему – прежде всего дело как служение Отечеству и государю. Вновь оратор напоминает о необходимости проверять свои деяния "разумом естественным" (98). "И просто рещи, всяк разсуждай, чесого звания твое требует от тебе, и делом исполняй требование его. И то дело спасенное, то дело богоугодное и всякое по чину звания своего первейшее, главнейшее и нужднейшее" (98–99). Выдвинув политически значимый синонимический ряд "мир – блаженство – тишина" и образ-метафору "корабль всемирного жительства", Феофан Прокопович во многих "словах" и "речах" сделает эти понятия ключевыми. В "Слове в день Александра Невского" художник несколько трансформирует образ корабля; у корабля появляется кормчий, – государь, сохраняющий "в волнении корабль цел" (100). Происходит актуализация извечных, освящённых Писанием истин, а в качестве иллюстраций дано жизнеописание Александра Невского, причём на первом месте его воинские, государственные заслуги (то же самое мы наблюдали в "Слове о равноапостольном князе Владимире" и особенно в трагедокомедии "Владимир"). Долг перед Отечеством и государем, а уж потом перед Богом – лейтмотив всего творчества Феофана Прокоповича, особенно при жизни Петра I.
"Как спастися?" – вновь задаёт оратор вопрос уже в конце слова и даёт ответ: следуй за "разумом естественным", "священным писанием", подражай делам "ныне празднуемого угодника божия", т. е. Александра Невского, – "дело, яко дело" (101).