В отличие от Стефана Яворского, считает Ю. Ф. Самарин, "Феофан Прокопович первый стал изображать живую современность, не переводя её в символы и аллегории". Проповеди же Стефана Яворского "лишены достоинства существенного" – "общедоступности". Ю. Ф. Самарин ещё раз подчёркивает: "Существенное свойство и вместе существенный недостаток проповедей Стефановых есть отвлечённость". Они не связаны с действительностью, с современностью, "речи" Стефана Яворского не были направлены к "живым лицам", "если исключить два или три воззвания из любой проповеди Стефановой, характер проповеди вполне исчезнет и мы получим учёное рассуждение или риторическое упражнение на заданную тему". Восклицания, аллегории, случайное сцепление мыслей, часто он одну и ту же мысль, фразу, слово десятки раз обыгрывает.
Исследователь считает, что, поскольку Стефановы проповеди "образуются накоплением", следует обращать внимание лишь на вступление и первую страницу.
Конечно, Стефан Яворский был весьма образованным для своего времени человеком, о чём свидетельствуют и цитаты из древних, и из новейших авторов, блестящее знание Евангелия, посланий апостолов, он прекрасно знал мифологию, историю. Но вновь прав Самарин, что очень часто всё это в его проповеди было не к месту, например, цитировать он мог целыми страницами. Однако отметим, что последнее обстоятельство характеризует и саму диссертацию Ю. Ф. Самарина: его анализ "слов" и "речей" и Стефана Яворского, и Феофана Прокоповича далёк от аналитического и зачастую сводится к обильному цитированию произведений этих авторов, которое завершается очень коротким резюме оценочного характера.
Его оценки и суждения сводятся к следующему: Стефан Яворский, продолжая католические и южнорусские традиции ораторского искусства, не ответил ни запросам эпохи, ни тем более надеждам царя-реформатора, а Феофан Прокопович, преодолев протестантские традиции, своими оригинальными "словами" и "речами" стал оратором, ответившим на духовные и политические потребности своего времени.
Правда, Ю. Ф. Самарин видит существенный недостаток ораторского наследия Феофана Прокоповича в том, что тот теме церкви (или, по выражению, Ю. Ф. Самарина, "факту церкви") отводил самое второстепенное место, в отличие от Стефана Яворского.
* * *
Одной из первых проповедей, произнесённых уже в Санкт-Петербурге, является "Слово о почитании святых икон в неделю первую святыя четыредесятницы" (10 марта 1717 г.).
Обращение к этой теме для Феофана Прокоповича не было случайным: вся вторая половина XVII в. и начало XVIII века прошли в борениях в области церковного искусства между сторонниками Предания, требующими "писать по древним переводам", и иконописцами, подражающими западным образцам. Как считает большинство исследователей, существо данной проблемы заключается не только в борьбе с "плохими иконами" (дело не только в низком ремесленном уровне), но и в тех "идеологических предпосылках, которыми питалось новое направление в живописи". Православные иерархи испытывали влияние римского католичества, с одной стороны, и протестантства, с другой.
Петровские реформы затронули все сферы жизни русского человека. Всеми духовными и церковными делами по указу царя стал ведать Синод во главе со светским лицом – обер-прокурором. И хотя это произошло в 1721 г., за четыре года до написания анализируемой проповеди, но политика секуляризации церкви уже активно проводилась в жизнь.
"Светскость идеологической платформы, определявшей решение всех важнейших вопросов строительства новой культуры, – такова была первая отличительная особенность духовной атмосферы, установившейся в результате реформ Петра I, – пишет Ю. В. Стенник. – На смену представлениям о греховной природе человека, свойственным официальной культуре допетровской Руси, на смену искусству, направлявшему интересы человека к соблюдению чистоты христианской веры, приходило искусство, основанное на представлениях о человеке как частице иерархически упорядоченного монархического государства".
Эстетические представления нового времени были подготовлены художественными исканиями предшествующей эпохи. Однако, по справедливому утверждению Е. К. Ромадановской, "древнерусские литературные традиции постепенно уступают место художественной системе нового времени", что, на наш взгляд, справедливо в целом для художественного процесса и всей культуры рубежа веков.
В таком историко-культурном, идеологическом контексте создавалось "Слово о почитании святых икон…" Феофана Прокоповича.
Проповедник риторически вопрошает: "Известно всем, что в день сей празднует Православная Восточная Церковь?" (I, 75). И отвечает: "Празднует обновление благолепия своего, возвращение отъятой славы своей, возстановление опроверженных победоносных знамений своих" (I, 75). Православный церковный календарь указывает, что с 6 (19) по 12 (25) марта наступает первая неделя Великого поста, знаменующая торжество Православия, в эту неделю чествуют иконы Божьей Матери. Феофан Прокопович ставит ряд проблем (от чисто богословских, церковных, до эстетических) в связи с почитанием святых икон. Ещё Святой седьмой собор, константинопольские патриархи, московские патриархи Иоаким и Адриан утверждали, как пишет Феофан Прокопович, "правильное поклонение иконам" (I, 92). Однако для Феофана Прокоповича чрезвычайно важно, что царь Пётр, заботясь о церкви, издал указ о том, "дабы тщалися пастыри учити народ правильному святых икон почитанию, и отводити его всячески от боготворения"; проповедник даёт сноску, указывая дату напечатания указа – 22 января 1715 г. (I, 93). Для него принципиально значимо данное обстоятельство: диалог светской и духовной властей.
Феофан Прокопович в иконах видит прежде всего "великих дел Бога нашего знамения и трофеи" (I, 75), поясняя свою мысль примером икон Божьей Матери (Богородицы) в момент рождения ею Христа, иконописных изображений распятого Иисуса Христа и святых угодников, пророков, апостолов, мучеников, святителей, постников. Он растолковывает не только сакральный смысл изображённого на этих иконах, но и их нравственно-эстетическое значение. Рождение святого младенца – это акт величайшего милосердия к нам Божия дела; распятие Христа – великое искупление за нас нашего дела; изображения праведных мужей и жён – "образы добродетельного жития" верных служителей дела Божия" (I, 76). "Тако иконы честныя суть победительная дел Божиих знамения" (I, 76), – восклицает проповедник.