* * *
Безусловно, и в петербургский период Феофан, согласно своему статусу епископа, архиепископа, первенствующего члена Синода, не мог игнорировать богословскую тематику в своём ораторском творчестве. Так, 25 декабря 1716 г. он произносит "Слово в день рождества господа нашего Иисуса Христа" (I, 121–141), которое изобилует цитатами и ссылками на Евангелие, Библию.
Строгая логика, стройность суждений, доказательность всех выдвинутых им положений характеризуют Феофана, мыслителя и оратора, не только в светских, но и сугубо церковных "словах" и "речах", причём систему доказательств он ищет и в богословских, и в светских книгах (и в этом он сказывается как деист). Достаточно противоречиво утверждение Т. Е. Автухович о том, что "Феофан наиболее сильным регулятором нравственности считает не разум, а веру в бога". Это противоречие исследовательницы отразилось и на характеристике ею образа Петра I у Прокоповича: с одной стороны, она считает, что "образ Петра I является у Прокоповича выражением общенационального нравственного идеала человека и соответствует прогрессивным устремлениям эпохи" (и это не вызывает возражения), а с другой стороны, заявляет, что "исключительная сложность личности самого Петра не отразилась в проповедях Феофана. Прокоповича интересует лишь официальный облик его героя как государя", "Пётр – исполнитель божественной воли".
Взаимоотношения Петра I и церкви на протяжении многих лет были сложными, противоречивыми, но Пётр неуклонно шёл к цели – ограничить сферу деятельности церкви, исключить её из большой политики, приспособить к своим реформам. Усилия Петра частично увенчались победой: в 1721 г. был открыт Синод как один из государственных институтов, ещё одна коллегия (министерство по управлению церковными делами). Феофан Прокопович как один из членов Синода обратился к собранию с "речью" 14 февраля 1721 г. Характерен эпиграф к "слову", его можно перефразировать применительно к присутствующим: государь избрал членов Синода, а они должны своей деятельностью принести плоды. Собственно об этом во вступлении к "слову" и заявляет Феофан Прокопович: "Нашего монарха промыслом, уставлением и повелением, посылает нас на дело" (II, 63). Оратор призывает силою Бога, невидимо присутствующего здесь, в Синоде, не воздух сотрясать, но "умным вещанием своим мысли и сердца наши проницая" (II, 64), делать важное государственное дело. Идеологически и политически это "слово" перекликается с "Духовным регламентом" и трактатом "Правда воли монаршей".
Почти открыто оратор заявляет о том, что в Синоде собрались не только сторонники петровских реформ, но Феофан считает, что "ко всякому делу приводити делателей" необходимо двумя "сильными способами": "охотных" – поощрять, а "неохотных" – понуждать (II, 65). Мотив пользы звучит в связи с рождением "сего духовнаго правительства" (II, 65). Он призывает духовных пастырей к просвещению, чтобы не впасть в невежество, в бесовство, чтобы не получилось так, "когда слепии слепых водят" (II, 67). У духовенства, по мысли оратора, огромное поле деятельности, он это поле сравнивает с морем, с нивой, вертоградом. Духовная коллегия, считает он, является тем учреждением, которому "весь сей в России дом Божий вверен" (II, 67–68). Верховным управителем отечества и церкви является монарх как помазанник Божий, прежде всего (II, 68). Строителем и Архитектором этого всего назван царь (II, 70).
Тема "царь и архипастырь" – сверхсложная. Видимо, для Петра навсегда остались в памяти как негатив отношения его отца и Никона, породившие раскол. Не отменяя института патриаршества, Пётр естественным путём тихо "прикрыл" его: местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский был не той фигурой, чтобы всерьёз претендовать на роль Никона. По убеждению Петра, не духовное, а учёное сословие должно обслуживать абсолютную монархию.
Таким образом, ко времени знакомства Петра I и Феофана Прокоповича взаимоотношения царя и архипастыря как светского и духовного институтов резко изменились: впервые в истории России эти институты не могли занимать равное или даже конкурентное положение; начался очень сложный, очень противоречивый диалог культур, светской и духовной. Деист по своим философским взглядам, приверженец абсолютной монархии, человек, получивший весьма обширное образование, Феофан Прокопович задолго до личного знакомства с Петром I уже был его единомышленником и сторонником. Феофан Прокопович хорошо знал теорию абсолютизма.
В. М. Ничик, исследовавшая истоки отечественного, восточнославянского Просвещения, пишет о солиднейшей теоретической базе Феофана Прокоповича, которую составили изученные им труды Гроция, Гоббса, Пуфендорфа, Буддея, работы по русской истории. Сам Феофан Прокопович являлся автором "Росписи князей и царей российских до императора Петра Великого", "Истории императора Петра Великого", "Правды воли монаршей", "Духовного регламента", "Слова о власти и чести царской" и многих других историко-общественных, публицистических, художественных произведений, в которых нашли выражение передовые для его времени идеи.
Таким образом, не только объективные условия (формирование абсолютизма) способствовали оформлению диалога, но сыграл чрезвычайно важную роль субъективный фактор: Феофан Прокопович не конъюнктурно принял идеи реформ – преобразования и Пётр стали для него символами света, прогресса, символами новой России. "Учение о просвещённом абсолютизме, развиваемое Феофаном Прокоповичем, есть результат применения теорий естественного права и общественного договора к пониманию истории русской государственности и насущных потребностей русской державы петровского времени". При этом он ссылается и на Библию, и на естественный разум человеческий. Рационализм его доказательств, скажем, в "Правде воли монаршей" должен был вызвать чувство доверия у широкого российского читателя.
"Связь с действительностью особенно характерна для Феофана Прокоповича, сумевшего в значительной степени отойти от литературных канонов барокко". Ю. Ф. Самарин как погрешности стиля отмечает у Феофана простонародные выражения, но признаёт, что именно благодаря этим недостаткам у Феофана "чувствуется присутствие жизни; виден живой человек, способный забыться, придти в гнев или рассмеяться и сказать лишнее слово". В который раз восхваляя проповеди Феофана за их современность, за их живое отношение к действительности, Самарин считает, что это благодаря тому, что "Феофан Прокопович хорошо знал состояние умов, предрассудки и убеждения русского народа".