Чтобы уравновесить переменчивость как жизненный принцип и непостоянство как угрозу жизни, укрепить веру человека в себя, Петр политизирует искусство: дидактизм и панегиризм, выполнение социального заказа становятся его неотъемлемыми чертами (это, прежде всего, характерно для литературы). "Искусство, – замечает Л. С. Выготский, – есть социальное в нас… Социальное и там, где есть только один человек и его личные переживания".
В поисках наиболее адекватного воплощения и пропаганды своих замыслов и идей Петр I обращается к разным родам искусства: театру, литературе, живописи, искусству фейерверка и т. д. И далеко не все они оправдали расчёты венценосного заказчика, о чём существует специальная литература, которую мы не будем здесь рассматривать. Петру нужен был такой род искусства, который бы наиболее быстро реагировал на всё происходящее в державе, доходчиво разъяснял полезность его деяний, влиял на широкие массы подданных.
Надежды Петра на театр не оправдались: публичный театр Кунста-Фюрста просуществовал недолго, придворный и школьный театр были социально ограничены: зрителями являлись двор и школяры.
Пётр с надеждой обратил свои взоры на литературу. Но светская поэзия переживала процесс становления, а силлабо-церковная, наоборот, – процесс кризиса; оригинальная проза ("гистории") отвечала запросам времени, но она была рукописной и не имела сколько-нибудь значительной читательской аудитории. Петру не оставалось ничего другого, как сделать ставку на традиционный, идущий из глубины веков жанр – "слово", "речь", проповедь, которые в первой трети XVIII в. стали публицистическими. Для Петра I важнейшим из всех искусств явилось "слово" – речь, проповедь.
Иосиф Туробойский, Стефан Яворский, Гавриил Бужинский, Феофилакт Лопатинский, Феофан Прокопович, Иоанн Максимович, юный Антиох Кантемир и многие другие ораторы первой трети XVIII в. воспели петровские преобразования, победы русского оружия на поле брани, Петра как вершителя и вдохновителя.
Но человека эпохи замечательно запечатлел лишь Феофан Прокопович. Ближайший сподвижник Петра, он сумел не только увидеть и понять существо происходящего в России, но и принять реформы. Отходя от традиций барокко, художник в доступной для большинства слушающих форме (с опорой на примеры, конкретику) рисует образ нового человека. Не приемля обилия изобразительных средств, аллегорий и других поэтических излишеств, Феофан Прокопович в духе предклассицизма живописует не только Петра, но и Меншикова, Екатерину I; даже царевич-младенец Петр Петрович олицетворяет у него человека нового времени. "Начинает складываться новый, рационалистический подход к явлениям действительности с его просветительским пафосом, стремлением к ясности изложения и нормативностью поэтики".
Ораторская проза запечатлела сильного, целеустремлённого человека на троне и подданных ему подстать, преданных государю и отечеству. Этим людям не свойственны сомнения, рефлексия, изнеженность чувств: определённость в душевном состоянии и поступках – основное их качество, цементируют которое гражданский долг и патриотизм. Отсюда, человек Петровской эпохи – это человек поступка, действия, активной формы жизни, сильной воли, ясного разума. Он сугубо рационалистичен, безгранично верит в возможности "острого" разума и свои силы. Он может всё. Деятельность Петра на протяжении трёх десятилетий блестяще подтверждала это.
Человек Петровской эпохи – открытый человек: он – в миру и на миру. Религиозен ли он? – не праздный вопрос. Конечно, да, – но религиозность его особого рода: он страшится не очень понятного ему потустороннего мира, он не может многого объяснить в сем подлунном мире, однако готов на борьбу с суевериями, мистикой, судьбой, бросая вызов року и, кажется, самой смерти.
Антитеза "свет – тьма" – самый модный образ эпохи: человек побеждает тьму старины, символизирующей неверие, обскурантизм, невежество, ради света знаний, нового, того, что, по мнению Феофана Прокоповича, несёт счастье и славу России.
Даже смерть Петра не способна поколебать устои нового человека. "Скорбим и сетуем, но не яко окамененнии; плачим и рыдаим, но не яко отчаяннии; тужим от горести сердца, но не яко немии и чувств лишившиися" (129). Дела Петровы – ярчайшее свидетельство его жизни в веках; каменной твёрдостью отличается все то, что он совершил в России. Родился ещё один миф: Петр "самих нас лучших нам сотворив" (II, 168). Всем россияне обязаны ему, все мы – "птенцы гнезда Петрова".
Миф жив до сих пор – так силён и обаятелен образ человека Петровской эпохи.
* * *
Ораторская проза Петровской эпохи самоценна, при этом несомненно её влияние на другие виды русского искусства первой трети XVIII в.
Несомненно влияние ораторской прозы на русскую драматургию и русский театр: их взаимодействие, поэтика ораторского искусства, такие элементы её структуры, как риторические вопросы, восклицания, композиция "речей"-монологов героев, прологи и эпилоги и т. д., давно стали принадлежностью поэтики русского школьного театра, всей ранней русской драматургии.
"Слова" и "речи" ораторов Петровской эпохи оказывали влияние и на устройство триумфальных врат, на композицию театра-фейерверка, на гравюру.
Ораторская проза как ведущий вид искусства Петровской эпохи повлияла и на русских классицистов: А. Д. Кантемир, В. К. Тредиаковский, М. В. Ломоносов, А. П. Сумароков сами были авторами "слов" и "речей", нашедших отзвук в их поэтических системах.
Нам импонирует точка зрения В. П. Гребенюка, который считает, что "наряду с художественными приёмами искусства барокко в начале XVIII в. начинает складываться новый рационалистический подход к явлениям действительности с его просветительским пафосом, стремлением к ясности изложения и нормативностью поэтики.
Главным представителем этого, только что начинающего формироваться направления был Феофан Прокопович.
Рационализм его панегирических слов, их ёмкая содержательность и публицистичность пришлись по душе политику-рационалисту Петру I, который искал и ждал от искусства, прежде всего, реальной пользы. Рационалистическая направленность искусства отвечала насущным требованиям жизни более, нежели схоластическая символика барокко". Феофан Прокопович-теоретик не только в своей "Поэтике", но и в "Риторике" отстаивает как раз эти принципы: ясность, чёткость, логичность изложения.
Барочные элементы (аллегории, символы, эмблемы, чрезмерная изощренность стиля, антитеза не только как основной художественный приём, но и как мировоззренческая ипостась) становятся частью поэтики русского предклассицизма, главной фигурой которого явился идеолог эпохи, ближайший сподвижник Петра Великого, публицист, драматург, поэт Феофан Прокопович. Его ораторское искусство ещё в большей степени, нежели драматургия и поэзия, встало на защиту идей абсолютной монархии и реформ Петра.
В ораторском искусстве Петровской эпохи, во всём литературном творчестве этого периода активно идёт диалог между культурой духовной и светской, спор о ценностях и приоритетах.
У данного диалога есть своя предыстория, уходящая в глубь веков; мы остановимся на второй половине XVII в., так как идейную подоплеку петровских преобразований нужно искать там.
Борьба "грекофилов" и "латинствующих", раскол как наиболее трагическая часть наследия, доставшаяся Петру, духовный кризис, надрыв стали знаками кануна преобразований. "Надлежало искать выход, – замечает А. М. Панченко, – и прежде всего в сфере идей". На смену Слову пришла Вещь; практицизм стал мировоззрением Петра и его эпохи. Параллельно с этим шёл процесс борьбы за веротерпимость (не случайно Пётр не придавал серьёзного значения ни спорам "папежников", ни старообрядчеству).