Уж шесть веков, как в нас померкла вера,
Блюди же правду дантовских терцин,
На куполе – сверженье Люцифера,
А над распятьем – черный балдахин.
Почти одновременно с "Арго" в издательстве "Мусагет" был напечатан трактат Эллиса "Vigilemus!", предисловие к которому датировано 15 сентября 1914 г. Собственно, это последняя "мусагетская" книга Эллиса, где он публично рассчитался со своими теософскими и антропософскими соблазнами. "История нашей культуры после разрыва с религией на исходе XIII века, – проповедовал Эллис, – может быть обозначена как неуклонное следование по пути "удаления от Бога", и сообразно развитию этого начала должна строиться точная классификация самих ступеней великого падения культуры. Сообразно с этим постепенно вырождалась сама идея религии, заменяясь последовательно теологией, мистерией (гнозисом), мистицизмом, магией, оккультизмом, теософией и наконец антропософией. В последней мы осознали, как далеко зашли, и отказались от quasi-религиозных претензий…"
Отказ от таких претензий значил для Эллиса абсолютное неприятие мифотворчества, а следовательно, и категорическое возражение против трактовки "Божественной комедии" как образца мифотворческого искусства, утвердившейся в символизме благодаря штудиям Вяч. Иванова. "По существу, – писал Эллис, – мифотворчество есть эстетизация ясновидения, проектирование в образах-символах мистических откровений… созерцание богов (иерархий) издали, в перспективе и искание приблизительных аналогий в области человеческого и природного…" Всецело апеллируя к мифотворчеству, продолжал Эллис, "мы забываем, что диктатура мифа давно миновала… Монотеизм исключает полновластное религиозное значение мифа. Так, для древнего еврея Библия не могла быть мифом, для магометанина Коран нисколько не мифология, средневековый монах ужаснулся бы мифотворческого понимания Евангелия как "прелести" и соблазна. Для Данте путь по загробным мирам не был никогда мифотворчеством, а аллегорически-символическим описанием реальных видений, подобных большинству сообщений ясновидцев и боговидцев его эпохи. В корне "Divina Commedia" столь же мало мифотворчество, как и "Откровение Иоанна"". Путь героя "Божественной комедии", странника по царствам потустороннего мира, стал для Эллиса образцом инициации, посвятительного обряда, в котором средневековая мистика четко различала отдельные ступени посвящения – via purgative, via illuminative, via unitiva, – т. е. ритуала, которого многие из символистов искали для себя вполне реально.
Пройдя через различные, порой совершенно болезненные искусы мистического экстаза, Эллис сейчас с прежней одержимостью убеждал, что есть непереходимая черта между мифологией и религией, непреложным условием которой является "незыблемая система догматов, полученных не созерцанием и символизацией только, но нисходящих к избранным непосредственно и чудесно, благодатно через реально-мистический факт теофании, говоря точнее, через учительство Богочеловека. Здесь не может быть речи о творчестве мифа, но единственно лишь о соблюдении и развитии всей Истины, в цельности и один раз даваемой…
"Поэтому, – продолжал Эллис, – неизбежно шаг за шагом личный путь восхождения Данте преобразуется в исповедание веры перед ликом Истины, в credo, credo и только credo есть настоящая и единственно подлинная область религии и религиозного искусства".
Pendant Эллису Вяч. Иванов утверждал: "Данте – величайший поэт христианства", и здесь же дополнял: "Единственно верный путь есть путь духа <…> нам естественно устремляться к высшему Солнцу и к вечным Звездам, понимаемым в смысле анагогическом, устремляться к Любви божественной".
Рефлексируя, Эллис писал: "Если первопричиной всех падений и первого падения Люцифера явилась гордость, вера лишь в себя, то исцеление, возврат может быть только в полноте веры в Бога. Таков религиозный и весь основной смысл поэмы Данте <…> Она есть христианская мистерия".
Возвращаясь к ортодоксальным религиозным ценностям, Эллис хотел надеяться, что русский символизм "все бол ее и более становится подлинным христианским искусством, горестным песнопением о падении человеческой души (ср. с трихотомией "Комедии". –A.A.), молитвой об искушении и песнью радостной о спасении". Между тем трактат "Vigilemus!" свидетельствовал о полном разрыве Эллиса с идеей "свободного религиозного самоопределения художника", а значит, и окончательном отказе от символизма как миропонимания. В то время как Андрей Белый, подобно Вяч. Иванову, который полагал, что "единственно верный путь есть путь духа", заявлял: "Моя религиозность не приемлет догмата, но – символ Христа в лике и импульсе" – смиренное и послушное преклонение Эллиса перед "строгим очертанием догматов" завершалось самосознанием Рыцаря Бедного и уводило от символизма к иным культурным инициативам, иной жизни.