Особое внимание испанский академик Фернандо Ласаро Карретер уделил теории жанров Бахтина. В своих работах по поэтике он высоко оценивает вклад русского ученого в развитие теории литературы. Вот, к примеру, одно из его рассуждений: "Это расширение понятия жанра во многом обязано великому Михаилу Бахтину, который называет так относительно устойчивый вид высказываний, в которых непременно формулируются все и каждое наше лингвистическое действие: и когда мы говорим, и когда мы пишем".
Признанием преемственности звучат и слова другого испанского ученого Антонио Гарсия Беррио о философской теории текста Бахтина, теории полифонии произведения, теории взаимодействия голосов автора и героя. "Однако, с другой стороны, очевиден простой переход от идей Бахтина к "полифонии голосов", к риторико-прагматической интерпретации литературного текста как удачной совокупности форм экспрессивности, - пишет он, - любой тип текста с персонажами, которые включают в вербальный вымысел голосов тональность убедительно аргументированной речи, располагая таким образом к этическому взаимодействию говорящего и слушающего, решительно опирается на художественную эффективность вербальной выразительности, достигнутой автором вымысла. Голоса персонажей, по моему мнению, составляют первую инстанцию выразительности, через которую автор не только собирает и описывает элементы при наличии социальной ситуации, но и использует их особенно для выражения своего собственного представления о мире в интеллектуальных и моральных понятиях".
В работах и других авторитетных испанских ученых комментируются и получают новое развитие теоретические выводы М. Бахтина.
В русской науке появилась масса работ по осмыслению наследия Бахтина (В. Кожинов, М. Гаспаров, В. Махлин, О. Осовский, С. Аверинцев, С. и Л. Конкины, Г. Тульчинский, Н. Бонецкая, А. Фаустов). Проблема исследуется в многообразных ракурсах, в частности, даже в таком: возрождение России и Бахтин.
Согласимся с испанским исследователем Луисом Бельтраном, который в статье "Мышление Михаила Бахтина", опубликованной в журнале "Химера" еще к 100-летию со дня рождения, говорит: "В итоге перед нами размышление, которое, несмотря на свое тематическое разнообразие, объединено глубокой цельностью, новым методом - диалогич- ностью и новым горизонтом для идеологического исследования - горизонтом большого времени, который уже является горизонтом грядущего века". Согласимся и добавим: нет области в гуманитарных науках, которая была бы закрыта для диалога с М. Бахтиным.
Это ли не подтверждение справедливости слов самого Бахтина о преемственности в науке: "В сущности научная работа никогда не кончается: где кончил один - продолжает другой. Наука едина и никогда не может кончиться".
В виртуальном диалоге Монтеня и Бахтина объект исследования постоянно усложняется: от внутренней незавершенности процесса думания о мире и своем "я" в этом мире - к пониманию диалектического характера и бесконечных возможностей совершенствования в области любых научных открытий. Появляется представление о личном пространстве, которое в науке обретения гуманитарных знаний дает ощущение самого себя как части переосмысленного предыдущего опыта филологических, культурологических и методологических исследований. Как возможность преломления собственного опыта к накопленным знаниям и нового пространства для их применения.
Эссе как универсальный жанр обладает сильным магнитным полем, которое стягивает различные идеи, перегруппировывает их, перераспределяет и совершенствует, создавая новые полюса притяжения. Он сам по себе - сложная система, исследовать которую, быть может, под силу лишь филологии на философском уровне, т. е. в ключе "лотмановской школы". "Филологическая философия" действительно развивается бурно, но дискуссии о взаимоотношениях обеих наук пока демонстрируют полное взаимонепонимание.
Например, А. Пятигорский утверждает: "У филологии свой предмет - это конкретные тексты. У "филологической философии" свой предмет - это мир как текст (или что угодно как текст). У философии своего предмета нет, поскольку ее объект - мышление - может своим объектом иметь все, что угодно". Ему возражает Н. Автономова, которая считает, что "говоря о смысле и бессмыслице, филологи и философы имеют в виду разные фигуры смысла". И дальше почти риторически восклицает, переводя спор, на наш филологический взгляд, в софистический поединок: "Но какие у нас есть основания верить философу, когда он утверждает, что именно его прочтение вычленяет подлинную "коммуникативную стратегию произведения"? Почему-то он выбирает из всей философии и всей литературы только неустойчивый "бессмысленный" материал. Не потому ли, что его легче подчинить своей творческой воле, нежели более упорядоченные формы?"
В философско-филологическом направлении исследования эстетики жанров - свои заманчивые перспективы. Мы вправе допустить, что разработка универсальной концепции эссе лежит именно в долгом и поэтапном процессе интеграции научных знаний и методологий. Призываю в союзники М. Бахтина: "Критерий глубины понимания как один из высших критериев в гуманитарном познании. Слово, если оно только не заведомая ложь, бездонно. Набирать глубину (а не высоту и ширь). Микромир слова".
Глава вторая О "блуждающей сущности" эссе
Недописанная теория жанра
Эссе соединяет разных людей, разные национальные культуры, разные века, потому что выражает естественное состояние души и ума человека - сомнение, со-переживание, со-участие. Взвешенность опыта, разумная самостоятельность, языковой вкус и интеллект автора увлекают сложностью познания внутреннего мира человека и саморефлексирующего сознания.
В соответствии с "двумя модусами влияния текста на читателя" - утверждение и пожелание задуматься, которые рассматривает философия филологии, эссе сориентировано на второй модус. Метод эссеистического мышления сосредоточен на приведение в равновесие ("взвешивание" - по Монтеню) любых мыслей о взаимозависимости в пространстве "я и мир". И продолжение обдумывания, взвешивание уже с позиций читательского опыта, сопоставления, рефлексии по поводу затронутой проблемы - естественное состояние читателя после прочтения эссе.
Поэты и прозаики, философы и историки, критики и публицисты разных эпох и национальных культур восприняли оригинальный жанр, обогатив своими произведениями мировую эссеистику. Он оказался востребованным Ф. Бэконом и В. Ирвингом, Д. Дидро и Вольтером, Р. Ролланом и Б. Шоу, М. Валье-Инкланом и Х. Ортегой-и-Гассетом. В ней - "Дневник писателя" Ф. Достоевского, литературные эссе А. Пушкина и Л. Толстого, "Письмо к Гоголю" В. Белинского, "Эссе о драматургии" В. Набокова, "Эссе о даре" (об искусстве делать подарки) М. Мосса. А еще М. Бахтин, Ю. Лотман, У. Эко. "Девять эссе о Данте" Х.Л. Борхеса. Все это - огромное общечеловеческое наследие культуры, опыт, стимулирующий эволюцию многих жанровых систем. И в этом нет разногласий.