Так мы помыслили на счет "два". И призадумались. Но ненадолго. В "Утесе" долго не думают, а то, гляди, опоздаешь к барной стойке. К тому же на Самарской Луке все и всяк, кому хочется загнуть, имеют на это полное право. Пусть загибает. Да покруче. Пусть несет его хоть на мель, хоть на бешеную волну, а хоть и на глубокое дно. Посмотрим, что получится.
- Бесстрашный и благородный Лука Самарыч! - по-майорски выкрикнул Самосудов. - Прошу всех встать!
Прогремел такой табуреточный салют, что столичную Красную площадь бросило бы в озноб. Но наше пузатое чучело… пардон, супергерой Лука Самарыч не вздрогнул и не бросился прочь. Он величественно прошествовал прямо к источнику истины, то есть к барной стойке.
Брови-елки вытянулись, как гвардейцы на смотре. На лоб гордо легла складка, абсолютно точно копирующая Самарскую Луку. Багор врио держал в правой руке так, что напоминал уже не Деда Мороза с посохом, а скорее - Ивана Грозного со скипетром.
- Сегодня ранним утром, - начал он голосом партийного трибуна, зачитывающего доклад о своей титанической деятельности, - ваш вожак-предводитель стоял на крутом берегу и, купаясь в лучах восходящего солнца, говорил с Волгой-матушкой…
Эх, как сразу загибает! Ну гусь, он же орел. Ну карась, он же кит.
- Ваш вожак-предводитель доложил Волге об исторических решениях, принятых ее верными сынами - истинными колдыбанцами, - продолжил пузатый трибун. - Матушка Волга одобряет их. Поздравляю вас, мои соратники и сподвижники!
- Спасибо, - невольно брякнули мы. - Но… о чем, собственно, речь?
- Забыли! - тут же закричал обличающе бармен Подстаканников. - А еще голосовали! Единогласно!
Вожак-трибун остановил его царственным взмахом своего скипетра-багра.
- Собрание истинных колдыбанцев постановило, - взялся он вразумить нас лично, - что бесстрашный и благородный Лука Самарыч своей легендарной славой должен превзойти героя всех времен и народов Геракла и тем самым спасти нашу родную эпоху от забвения.
Неужели мы и правда так постановили? Видать, крепко нас приперло. Перед третьим-то стаканом.
- Помним, помним, - поспешно заверили мы. - Очень правильное постановление.
- Выполняя решение коллектива, а равно волю матушки Волги, - невозмутимо пел гусь-орел, он же карась-кит, - я, герой Самарской Луки, бесстрашный и благородный Лука Самарыч, готов принять на свои плечи нелегкое бремя легендарной славы буквально сию минуту!
Ха! Интересная постановка вопроса, не так ли?
- Сочувствуем… в смысле завидуем, - отвечали мы. - За чем же дело стало?
- Дело за вами! - снова обвиняюще выкрикнул из-за барной стойки Подстаканников.
- При чем тут мы? - искренне удивились обвиняемые.
- Забыли! А еще говорили про демократическое голосование! - захлебнулся от гнева обвинитель-бармен. - Вот она, ваша лжедемократия!
Монумент снова дал стоп-сигнал крикуну.
- Ответственность за создание легендарной славы Луки Самарыча историческое решение возлагает на вас, - вразумил своих непонятливых заместителей второй Геракл номер один. - Надо немедленно обдумать, какие славные деяния и подвиги лягут в основу красивых и поучительных легенд о Луке Самарыче. Дерзайте, мои лихие сподвижники!
Во поворот! Мы чуть не попадали с сиденьев, хотя вцепились в них, как в последнюю десятку, которую отбирает жена.
"Да он, наверное, белены объелся, ваш трибун-вожак, - предположил бы столичный аналитик. - Или еще хуже: колдыбанских пряников вкусил".
"Попросите его постучать себя по голове, - посоветовал бы скептик, - на месте ли она?"
"Нет, конечно, - заявил бы циник. - Вместо головы у этого колдыбанского чучела - тыква. Причем кормовая".
Если откровенно, то в нас тогда тоже шевельнулись кое-какие подозрения насчет головы нашего предводителя. Но мы надеялись, что бесстрашный врио, если уж он всерьез решил стать нашим вожаком, затеял бесстрашную игру с самыми благородными целями. Чтобы привести нас к барной стойке. Разумеется, под кредит. В таком случае, зачем проявлять нездоровый интерес: что там у него с головой? Вот уж совершенно излишние подробности.
Если мы правильно понимаем все происходящее, то нашему доморощенному предводителю захотелось послушать легенды и былины. И не какие-нибудь, а про себя. Ну что ж: какие могут быть проблемы! Думается, в такой ситуации не то что Гомер и Гюго, но даже горе-говоруны со столичного телевидения не растерялись бы. Что уж толковать об истинных колдыбанцах!
- Разрешите доложить, - козырнул по-военному Самосудов. - Мы обдумали не только деяния, но уже и сами легенды.
- Считайте, что Лука Самарыч уже легендарный, - заверил Безмочалкин.
- Буквально без пяти минут, - поддержал Молекулов.
- Если буквально, то уже без четырех минут, - поправил, взглянув на часы, Профанов. - Поскольку речь идет о деяниях не обычных, а героических, может быть, даже ратных, то сначала мы предоставим слово человеку с пистолетом, во всяком случае - с кобурой. Слушаем вас, старший лейтенант Самосудов. Я вижу, вы хотите рассказать героическую легенду. Выражаясь по-волжски - былину.
Демьян Иванович уже рвался в бой. Он приосанился, прокашлялся, закрыл глаза и стал похож если не на Гомера, то, по крайней мере, на вдохновенного уличного певца с Жигулевской, который раньше, до того как стал хроническим алкоголиком, пел в хоре областной филармонии.
- Хочу поведать вам историю, которую внуки и правнуки будут слушать с восторгом и ликованием, - с классическим подходом начал участковый. - Эта история произошла с Лукой Самарычем в Москве.
В Москве? Интригует. Зал весь обратился в слух.
- Однажды оказался Лука Самарыч в первопрестольной нашей столице и зашел в ГУМ. В обувной отдел. Болотные сапоги присмотреть. И тут вдруг… - рассказчик сделал театральную паузу, - схватило вдруг у Луки Самарыча живот. Что делать? Ведь не в Жигулевском заповеднике или на колдыбанской набережной, где можно присесть под куст, а в столичном ГУМе. Прямо беда…
Ну, подходит, значит, Лука Самарыч к одному молодому продавцу, на вид очень порядочному, и спрашивает потихоньку: "Где тут у вас туалет?" А тот продавец оглядел его и говорит на весь отдел: "Вот деревенщина! Только затем и ездят в столицу, чтобы туалеты своими сапожищами пачкать. Туалет у нас служебный, и посторонним туда вход воспрещен". И для убедительности потряс перед носом Луки Самарыча ключом: дескать, хоть умри, дорогой гость столицы, позорной смертью, но в туалет не попадешь.
- Неужели в столице есть такие бессердечные работники обслуживания? - не выдержал наш сердобольный бармен.
- Все до одного, - заверил рассказчик. - Никакой человечности! Снова подходит Лука Самарыч к мучителю за прилавком и говорит: "Я заплачу. Сколько надо?" - "Тсс, - зашептал ему продавец. - Так бы сразу и сказали. Теперь я вижу, что у вас действительно нужда. Большая или маленькая?" - "Большая", - с придыханием отвечает Лука Самарыч. "С вас тысяча", - машет ключом в воздухе туалетный барыга. "Сколько?" - ахнул наш земляк. "Тысяча, - спокойно отвечает продавец. - Вы же сами говорите: большая нужда. А по маленькой нечего меня от работы отвлекать. Терпите до своей деревни". - "Не могу, - уже хрипит Лука Самарыч и сует ему деньги, - ключ, быстрее ключ!" - "Ишь, чего захотел, - усмехается продавец, пряча куш в своем бездонном кармане. - Если я вас в туалет пущу, то десять процентов отдай, не греши, уборщице, а половину - завотделом. Мы по-умному поступим. Вот вам коробка из-под импортной обуви. Смотрите, какая изящная. Чем не ночной горшок? Даже еще красивше. Шмыгайте вон в ту кладовочку и вон за той ширмочкой делайте свое дело".
Ни слова не молвил в ответ герой-колдыбанец. Взял молча коробку, ушел за ширмочку, а как он оттуда вышел - продавец даже и не заметил. Да и что ему до Луки Самарыча - поглаживает карман с награбленной пачкой денег и щерится… А через несколько минут пританцевал к нему знакомый спекулянт-перекупщик: "Что у вас есть?" - "Для вас кое-что найдется". И - за ширмочку его: "Вон там, пожалуйста, выбирайте. Будете довольны". Открывает коробку хлюст-спекулянт - и глаза на лоб. "Тут, - говорит, - навоз". "Ах, ах, - замахал руками хлюст-продавец, - небольшое недоразумение". Открывает собственноручно другую коробку, а там вместо импорта - то же самое, то есть навоз. Хватают хлюсты третью коробку, пятую… десятую… И вот уже хлюст-спекулянт хватает хлюста-продавца за грудки: "Ах ты, козел! Насмехаться?" "Караул, - кричит тот. - Спасите!" Ну, тут, как положено, явилась милиция, забрала хлюстов в отделение и завела на них уголовное дело. По статье такой-то "прим": за умышленное нанесение экологического ущерба окружающей среде. Жалкие попытки злоумышленников свалить вину на какого-то неизвестного приезжего были решительно отверг нуты. "Не пудрите мне мозги, - сказал им следователь. - Вещественные доказательства, а именно огромное количество нечистот, свидетельствуют о том, что здесь орудовала целая группа, причем в течение длительного времени".
- Неужели обвиняемые работники торговли не смогли откупиться? - не удержался от солидарности бармен в седьмом поколении.
- Откупились, - успокоил его Самосудов. - Но стоило им это удовольствие во много раз дороже того, во что обошлось удовольствие Луке Самарычу. Так находчивый герой Самарской Луки проучил жадных и бессердечных столичных невеж…
Зал молчал. Все находились под огромным впечатлением от услышанной героической былины. Но уже рвался на эстраду заведующий мужской помывкой Безмочалкин.
- А я хочу поведать о Луке Самарыче лирическую легенду, - заявил он. - Ведь Лука Самарыч войдет в историю Средней Волги и всей Европы благодаря не только боевым, но и… любовным подвигам.