Зал заинтригованно захмыкал, Роман Ухажеров даже замычал теленком, а Безмочалкин уже зачинал свою повесть:
- Это очень романтическая история, и даже место действия ее необычно. На сей раз Лука Самарыч оказался на борту воздушного лайнера, приписанного к столичному аэро порту. Летит, значит, наш герой на высоте десять тысяч метров и блаженствует. Под крылом - матушка Волга, под боком - два туалета. Чего еще надо!
И тут входит в салон стюардесса. Блузка с вырезом, юбка с разрезом, голова - с ветерком. Стюардесса раздавала пикантные журналы. Мужчинам - для мужчин. Женщинам - для женщин. Специальная такая литература. Специально, чтобы в случае аварийных неполадок на самолете пассажиры не орали в голос, а смотрели пикантные картинки.
Ну вот, стало быть, журнал - направо, журнал - налево, а на Луку Самарыча глянула - и мимо. "Мне тоже, пожалуйста", - просит вежливо колдыбанец. А рядом со стюардессой второй пилот шел - то ли в туалет, то ли в роли донжуана при ней. "Это не для вас, - говорит он с ухмылочкой Луке Самарычу. - Ведь вам нужен, очевидно, журнал "Крупный рогатый скот", но мы таких не держим". И подмигивает стюардессе: вот, мол, какой я остроумный.
Ничего не сказал в ответ наш герой, промолчал. И вот через несколько минут идет стюардесса обратно. С вырезом, с разрезом, с ветерком. "Эх, была не была! - подумал Лука Самарыч. - Все равно скотником назвали". И хвать стюардессу за хвост… пардон, за юбку.
- Неужели прямо за юбку? - задохнулся Роман Ухажеров. - Но ведь женщины не терпят такого обращения.
- Мой юный друг, - повернулся к нему просветитель Профанов. - Женщины не терпят, если за их юбку держатся. Вам же говорят: "Хвать!" Это совсем другой коленкор.
- Вот именно, - с досадой взглянув на Ухажерова, продолжал Безмочалкин. - И столичная стюардесса разбиралась в этих нюансах.
"Да вы, я вижу, не любите быть на подхвате. Вы, я вижу, парень-хват! - шепчет она Луке Самарычу. - Только здесь нельзя". "Никто ничего не увидит, - уговаривает ее колдыбанец. - Все пассажиры в ваши журналы впились". "Мне пассажиры - до лампочки, - отвечает нежно стюардесса. - Я второго пилота боюсь: ревнив, как бык".
Что делать? Лука Самарыч стюардессу в охапку - и в кладовку с ней. "Сюда нельзя, - шепчет красавица, здесь уже вторая стюардесса с бортмехаником". Лука Самарыч было в багажное отделение - там, оказывается, уже радист с какой-то пассажиркой. Что делать?
"Эх, была не была! - думает Лука Самарыч. - Помирать, так со стюардессой". Открывает люк, стюардессу в охапку - и бух…
Рассказчик потомил слушателей паузой.
- Ух! Прямо… на крыло.
- На крыло? - вскричал Ухажеров. - Но ведь это так рискованно! Ведь это под облаками! Враз воспаление легких получишь.
- Рискованно, - согласился Безмочалкин. - Но не в простуде дело: со стюардессой не замерзнешь. Проблема в том, что крыло находится в зоне обзора экипажа. Вот сейчас ревнивый второй пилот заметит нашу пылкую парочку, тряхнет крылом - и тогда… Но, к счастью, самолет вошел в облачную зону. Облака, словно одеялом, заботливо укрыли влюбленных от нескромных взглядов, и воздушный роман протекал, так сказать, совершенно безоблачно… Никто ничего не заметил. Правда, потом механик наземной службы долго сетовал экипажу: "И как только у вас крыло не отвалилось? Еле-еле держится. На таран, что ли, кого брали?" Но это уже было потом…
- Очень романтическая легенда! - первым среагировал Ухажеров. - Я считаю ее поучительной не только для столичных донжуанов, но и для беспечных девушек. Теперь, надеюсь, моя невеста Рогнеда поймет, как рискованно отпускать от себя жениха, если он - истинный колдыбанец…
Все были довольны. Во всяком случае, сияли, как палубы теплохода "Москва", когда на них ступает нога интуристов. Какие легенды и былины сотворили! На зависть Гомеру и Гюго. И это, безусловно, выдающееся событие. За него, пожалуй, не грех поднять тост. Разумеется, в кредит до второй получки. А то и до квартальной премии, хотя таких премий действительно никто из истинных колдыбанцев никогда не получал, да и не получит.
Ну? Что скажет госприемка? Все взоры привычно были устремлены в сторону Подстаканникова.
- Истории, которые прозвучали сейчас, действительно можно назвать удивительными, - признал бармен. - Но… когда же все это было?
Хм. Для современных москвичей и тем паче для древних эллинов это, конечно, вопрос на засыпку. Для Колдыбанской мысли - лишь повод сделать легкое, изящное па.
- Хороший вопрос, Юрий Цезаревич! - обрадовались наши асы мысли. - Учитывая, что Луке Самарычу едва исполнилась неделя от роду, то, значит, свои удивительные деяния он совершил еще до своего рождения.
- И стул имел по-генеральски посреди ГУМа, и стюардессу хватал по-дворянски за юбчонку среди облаков, когда его еще и не было на белом свете.
- Что это означает? Это означает, что мы сразу, уже на старте исторического соревнования с Гераклом, запросто оставляем его позади. Его, а заодно и других героев всех времен и всех народов. Как пить дать!
Это было так убедительно, что бюрократ всех времен сдался:
- Что скажет сам Лука Самарыч?
Мы обернулись на врио. Тот по-ломоносовски глубокомысленно покачал верхней частью тела, то есть головой. Задумчиво помахал бровями-елками. Сделал на лбу складку, один в один копирующую извилину Самарской Луки…
- Мои удалые соратники-мыслители! В своей жизни я повидал много поучительного, - сообщил наш супер, не уточняя, что все его виды из старых "поучительных" советских фильмов. - И вот что думается мне, когда я со вниманием слушаю вас. Нам, рыцарям Особой Колдыбанской Истины, не стоит уподобляться никчемным выскочкам нынешнего дня, которые только и делают, что поют сами себе дифирамбы. Это дух безвременья. Пусть легенды и былины про Луку Самарыча и его соратников творят и сотворяют благодарные современники и потомки. А мы с вами - не сказители. Мы с вами - потомственные удальцы. Давайте же займемся своим истинным делом.
Логично было предположить, что после такого заявления нас немедленно призовут к барной стойке. Но у великих своя логика.
- Наше истинное призвание в том, - оживился суперстар с прадедовским багром, - чтобы творить и сотворять легендарную быль. Много былей. Невыдуманных, удивительных, совершенно особых. Уверен, что они превзойдут легенды всех времен, и сказителям третьего тысячелетия славить нас будет легко и вдохновенно.
Храбрец перевел дух. Наверное, для того, чтобы поверить себе на слово. Судя по всему, это ему удалось.
- Собратья! - обратился к залу врио голосом партийного трибуна или же базарного зазывалы. - Уверен, что вам не терпится узнать, какими же деяниями прославился наш соперник, любимый герой древней Эллады.
Повинуясь его указующему персту, бармен Подстаканников уже снимал с полки знаменитое издание о подвигах Геракла. Нате, мол, поучитесь у великого эллина.
Для героев всех времен и всех народов эта книга была бы, наверное, настольной. Ее наверняка зачитали бы до дыр. У нас она, увы, даже не захотела раскрыться. Листы в ней оказались еще не разрезанными.
Юрий Цезаревич взял разделочный нож, примерился к книге, как если бы хотел делить торт. Потом - как если бы пилить общепитовский бифштекс. Потом, видимо, вспомнил, что он сто лет не открывал никакую книгу, даже книгу жалоб, и протянул - от греха подальше - загадочный фолиант Ухажерову:
- Вы же у нас студент. Вам и карты в руки.
- В карты я никогда не играл, - возразил Ухажеров. - Зато был отличником с первого класса и романтиком с рождения. Поэтому античность с ее высоким романтическим духом отскакивает у меня от зубов. На глазах моей восхищенной одноклассницы, а впоследствии - желанной невесты Рогнеды Цырюльниковой я получил пять с плюсом за первый подвиг Геракла. Я рассказал о нем слово в слово, запятая в запятую и даже запинался в тех местах, что и наш учитель истории. Как сейчас помню, я стоял у доски и неотрывно смотрел на Рогнеду. Ей так к лицу были белый школьный фартук и голубой бант в волосах!
Романтик от рождения еще долго воспевал красоту своей девы, но потом, наконец, спохватился, и мы все-таки услышали о первом героическом деянии Геракла.
Этот подвиг великий эллин совершил, когда был еще грудным младенцем.
Богиня Гера невзлюбила побочного сына своего законного супруга Зевса и задумала погубить мальчонку в колыбели. И вот ведь мачехин характер! Решила погубить - ну ладно, будь по-твоему. Но сделай это в духе лучших традиций. Придуши младенца подушкой. Разумеется, из китайского шелка или итальянского бархата. Чтобы никаких замечаний по эстетике мероприятия не возникало. Или же выплесни ребенка из ванны вместе с водой. Чтобы культурно, чин чином, по-божески, как у людей.
Так нет же: напустила на сосунка… змей. Самых ядовитых и злых ползучих гадин. И если бы еще в тот момент, когда сосунок орал на всю Элладу и нервы древним грекам мотал. То есть за дело. Так нет. Акция по удушению младенца развернулась именно тогда, когда чадо тихо-смирно спало. Причем лицом к стенке. То есть не вызывало никаких отрицательных эмоций…
Словом, нехорошо богиня Гера поступила. Сразу видно: жена большого начальника. Но маленький Геракл не сплоховал. Когда змеи уже раскрыли пасти, его словно в бок кольнуло. Он проснулся, перевернулся и - хвать ручонками коварных пресмыкающихся. Прямо за шкирку…
Когда в детскую с громкими воплями влетели любящий отчим с мечом в руках и вся домашняя челядь, им ничего не оставалось, как устроить своему беби бурную овацию. Змеи уже испустили дух, а маленький Геракл как ни в чем не бывало весело смеялся…
Ничего не скажешь: эффектное зрелище. Весь дом вопит от ужаса, а сосунок беззаботно гукает и мотает себе на шею кобру или удава. Вместо галстука.