Берданщик. Я-то? Едва ли. Я в книге начитался: люди сто тысяч годов живут на белом свете – ни хрена не вышло. Неужели за пять лет что получится: да нипочем!
Хоз. Прочь отсюда, классовый враг!
Берданщик. Я не евши это сказал. Это я бдительность твою проверял, а может – ты агент Ашуркова! Я здесь сторож, я все берегу – весь инвентарь и всю идейность… Заря встает – ложись на бок, спи, а то силу днем потеряешь. А нынче каждый день тыщу лет кормит, колхозная революция должна сто тысяч годов покрыть! Во как! У нас ведь так-то! Отдыхай с богом! (Уходит.)
Краткая пауза.
Хоз(один). Не понимаю ничего: облака по уму плывут!
Розовая заря в колхозе. Является Вершков.
Ты что не спишь?
Вершков. Не спится: забота! Светает помаленьку, еды нету. Народ ворочается лежит.
Хоз. Ну раздражай, раздражай меня, мешай трудиться!
Вершков(вздыхая). Удивляюсь я всемирному человечеству. Как это тебе империалисты – далеко ведь не глупейшие люди – загадку своей жизни приказали отгадать! Ты же отсталый человек, ты овечьего колхоза решить не можешь!.. Я бы давно все мировое дело разгадал – и не ездил бы никуда, а сидел бы на квартире, ел бы пищу и думал бы себе!.. Их, и выдумал бы я тогда!
Хоз. Филька! Все мировые дураки всегда ищут мировую истину.
Вершков. Тебе же лучше! Мы-то с тобой не дураки: ты всемирный двурушник, а я колхозный ударник-пастух. Только всего.
Хоз. Филька! Прочитай в конверте, что мне Европа там еще пишет. Напиши ответ этому кулацкому колхозу. Ты, оказывается, великий человек! (Отдает Вершкову конверт.)
Вершков(распечатывая конверт). Да, я что хочешь! Когда как! Когда великий, когда мелкий! Что ж делать: жизнь ведь мероприятие незаконченное! Приходится!
Хоз. Да ведь и я тоже, Филька, такой: когда как! Мы оба с тобой – трудящиеся люди!
Вершков. А, ништ, я тебя не вижу. Я вижу! (Пишет, не читая, несколько слов на письме – резолюцию.) Большевик-человек наблюдает вас, дураков, насквозь! (Отдает Хозу письмо с конвертом.)
Хоз(читая резолюцию). Филька! Неужели это верно? Неужели вся мировая экономическая загадка решается твоими четырьмя словами!
Вершков. Зря ничего не пишем. Я-то знаю.
Пауза.
Хоз(размышляя). Да, это верно. Вы знаете. А что мне пишут оттуда?
Вершков. Пишут, что им так себе: неудовлетворительно. Прочитай сам вслух!
Хоз(читает с пропусками, злобно бормочет)….Из Москвы получено сообщение… На вокзале вы хотели жениться на известной красавице – пастушке Суените… Вследствие некоторого ограничения ваших умственных способностей… концентрированный круг европейской трагедии… Шлите… новый принцип… разрешение мировой политико-экономической загадки…
Вершков. Я же сам написал. Теперь мировой загадки нету.
Хоз. Ты написал ясно: загадки нету. Пора отсылать, утро наступило.
Вершков. Подпиши. А я дай за секретаря.
Подписывают. Запечатывают конверт. Входит районный старичок – с деловой сумкой и с запасом свернутых знамен, сделанных из кумача и рогожи.
Районный старичок. Здравствуйте! Тушите лампу, чего вы здесь сидите!.. Я из райцентра пеший пришел, за соревнованьем гляжу!
Районный старичок берет из угла горницы красное знамя, свертывает его, берет к себе, а из своего запаса выделяет рогожное знамя и ставит его взамен.
Вершков. Ты за что нас обижаешь?
Районный старичок. Не заслужили, значит. Обыкновенное дело! (Уходит.)
Хоз. Боюсь, Суенита Ивановна раздражаться будет…
Вершков. Это ничто… Надобно, Иван Федорович, что-нибудь народу дать, он не евши плачет, лежит на земле.
Хоз. Я не слышу.
Вершков. Тут не слушать надо, а думать. Ну, послушай!
Растворяет окно правления.
Слышна ругань мужчин и женщин – и редкий, отдаленный плач детей, мирный по своим звукам.
Хоз. Они не плачут, они ссорятся.
Вершков. Они друг друга грызут, это хуже слез. Народ от голода никогда не плачет, он впивается сам в себя и помирает от злобы.
Хоз. Закрой окно. Сколько дней Суениты Ивановны нету?
Вершков(закрывает окно). Девятые сутки ушли.
Хоз. А ты разве не хочешь есть?
Вершков. Нет. Я живу от сознания, разве у нас от пищи проживешь?
Хоз. Пойди позови ко мне Ксюшу!
Вершков. Пользы не будет… Но сходить можно. (Уходит.)
Хоз(один). Боже мой, жизнь, в чем твое утешение?.. Надо отчетность в райземотдел кончать…
Приходит Ксения.
Ксения. Я и сама бы пришла, я проснулась уже. (Дует в лампу и тушит ее. За окном стоит ранний солнечный день.) Давай наряд на задание.
Хоз. Ксюша! У тебя сердце болит – пусть оно отдохнет.
Ксения. Это еще что такое за новости такие. А вдруг да ГПУ ребенка моего догонит, а я здесь, значит, лодырничала? Вот так симпатично будет!
Хоз. Ксения, принеси мне чего-нибудь химического, я ослабел.
Ксения(укрощаясь). Ну сейчас. А молочка не хочешь? У меня в грудях скопилось, все равно выдавливать на землю буду. Женское молоко полезно.
Хоз. Ну ступай, подои сама себя, принеси в бутылочке. А химию тоже не забудь!
Ксения. Ладно уж. Без порошков ты жить не можешь!
Хоз. Умру.
Ксения уходит.
Я чувствую тепло человека в этой стране… Отчет в райзо закончен, слава богу. Книги писал, а никогда так не радовался. (Расписывается с размахом.) Хорошо!
Брань, крики женщин и плач детей слышатся сквозь закрытое окно.
Быстро входит Вершков, за ним Берданщик с ружьем.
Вершков. Слышишь, как бормочут? Тебе надо, Иван Федорович, теперь на Берданщика опереться, у него ружье, он районной властью утвержден!
Берданщик. Это зря: ни к чему! Народ только между собой будет злиться, это всегда так, а посторонних он никого не тронет.
Хоз. Ты, Филька, классовый враг! Народ надо кормить.
Берданщик. Вот верно сказал! Мы, старики, все знаем!
Вершков. А чем ты накормишь его? – только политически! Лозунг выпустишь из ума!
Хоз. Берданщик, возьми его под арест! Ты видишь – кулак проявляется!
Берданщик. Я вижу. Твое руководство работает хорошо.
Хоз. Отведи его в наш тюремный кузов, какой Антошка сделал!
Берданщик. Отведу. А народ кормить ты не раздумал?
Хоз. Нет. Исполняй свою службу!
Берданщик. Сейчас. Иль ты обиделся? (Выталкивает прикладом Вершкова вон.) Иди прочь, двоякий человек! (Уходят оба.)
Прибегает Ксения с бутылочкой молока.
Ксения. Дедушка Иван! Чего-то у нас там делается такое! Все орут, томятся, друг друга раздражают!
Хоз(беря у Ксении бутылочку). Твое молочко-то?
Ксения. Мое. Из груди своей тебе нацедила, да не поспела всю бутылку налить – мужики так и рвут из рук, лопать хотят. Сначала облатки проглоти! (Дает Хозу порошки в облатках.)
Хоз. Сколько у нас детей в колхозе – без твоего с Суенитой?
Ксения. Обожди… (Считает шепотом.) Семеро!.. Двоих схоронили – пятеро!
Хоз. А много у тебя молока в груди еще осталось?
Ксения. И старого и малого накормлю – и в резервный фонд останется!
Хоз(отдает ей бутылочку с молоком обратно). Ступай корми всех детей своим молоком. Сколько успеешь, пока себя всю иссосешь.
Ксения(радуясь и удивляясь). А верно, дедушка Хоз! Чего я себя, дура, берегла, только мучилась!
Хоз. А мужчинам и женщинам дай из аптеки по одной химической облатке. Пусть съедят их. Скажи, я велел, я тоже ими кормлюсь – второй век живу. Колхозники умные, они наедятся.
Ксения. О, они умные, они терпеливые, дедушка Хоз! Им чуть-чуть дай только, у них сразу сердце болеть перестанет!
Хоз. Накорми их, Ксения, из груди своей и из аптеки.
Ксения. Иду, дедушка… (Уходит.)
Хоз(глотает облатки и пережевывает их). Хорошо. Питательно!
Пауза.
(Один.) Буду жить на свете, как сторож Берданщик, – стеречь случайности и фонды!
Незаметно, неслышно входит смеющаяся Суенита. Углубленный Хоз не видит ее.
Суенита. Здравствуй, дедушка Хоз!